Сегодня
НАВИГАЦИЯ:
ЮРИДИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ:
РАЗНОЕ:
РЕКЛАМА:
АРХИВ НОВОСТЕЙ:
Гегель
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:34
Литература: Haym, Hegel und Seine Zeit, 1857 (неполный русский перевод, 1861); против отрицательного отношения к Гегелю со стороны Гайма в защиту выступил Rosenkranz, Apologie Hegels, 1858; Куно - Фишер, История новой философии, т. VIII, в двух частях, рус. перев. 1902, 1903; Кэрд, Гегель, рус. пер., 1898, с статьями кн. С. Трубецкого и Вл. Соловьева; Моris, HegeVs philosophy of the state and history, 1888; Levi, Dottrina dello stato di Hegel, 1884; Croce, Ciщ che e vivo e cid che e morto della filosofia di Hegel, 1907; Новгородцев, Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве, 1901; Градовский, Политическая философия Гегеля ("Ж. М. Нар. Пр, 1870, июль; Собрание сочинений, т. III, стр. 271 - 310); Чичерин, История политических учений, т. IV, стр. 573 - 609; Е. Соловьев, Гегель (библиотека Павленкова), 1891.
Издание сочинений Гегеля выполнено его учениками и товарищами в 1832-1845. Оно обнимает 18 томов, к которым позднее присоединился 19-й том, содержащий переписку Гегеля и биографию. "Философия права" вторично переиздана как VШ том собрания сочинений, в 1840.

I. Георг-Вильгельм-Фридрих Гегель родился в Штутгарте в 1770 году в семье чиновника казенного ведомства. Домашнее воспитание и гимназическое образование протекли в родном городе. Только 18 лет он впервые выехал из него, чтобы поступить в Тюбингене в теологический институт, где он провел пять лет в изучении сначала философии, а потом богословия. Судьба свела здесь Гегеля и Шеллинга и соединила их дружескими узами, при чем Шеллинг, хотя и моложе, оказывал влияние на старшего Гегеля как в институте, так и долго по окончании его.
Закончив высшее обучение, Гегель, за недостатком средств, вынужден был искать места домашнего учителя. В этом занятии он провел семь лет (1793 - 1800), сначала в Швейцарии, в аристократической семье, а потом во Франкфурте-на-Майне в купеческой семье.
Оставшееся после смерти отца небольшое наследство и собственные сбережения позволили Гегелю попробовать свои силы на университетской кафедре. Для этого он приехал в Иену, где вступил в число приват-доцентов, а потом был назначен экстраординарным профессором, однако без жалованья. На гонорар Гегель не мог рассчитывать, вследствие малочисленности студентов с одной стороны, вследствие неуспеха у них с другой. Затруднительное материальное положение Гегеля было прервано неожиданно военными событиями, выбившими его из Иены. С трудом успел он закончить здесь свое первое крупное философское сочинение "Феноменология духа", вышедшее в 1807.
В поисках заработка Гегель принимает на себя редакторство газеты в Бамберге (1807), бывшей под наблюдением баварского правительства и еще при надзоре французского. Газета главным образом и служила интересам Наполеона. Небольшое упущение и газета подверглась закрытию.
Снова без положения и средств, Гегель, благодаря своему постоянному покровителю Нитгаммеру, получил место директора гимназии в Нюренберге, где он провел восемь лет (1808 - 1816). В качестве преподавателя, Гегель излагал своим ученикам философию и основы законоведения. Сравнительно обеспеченное существование дает Гегелю возможность жениться (1811). Уютная, спокойная жизнь в семье, далекая от общественных волнений, была особенно в духе Гегеля. "Моя земная цель достигнута, писал он вскоре после женитьбы, так как человек, получивший должность и привлекательную жену, вполне закончен; это главные статьи, составляющие цель стремлений в личной жизни". В тиши кабинета Гегель изготовил крупное произведение "Логику", 1812 - 1816.
Но все же Гегеля потянуло к университетской кафедре. В 1816 году он приобретает профессуру в Гейдельберге, где остается два года и где выпускает в качестве руководства для слушателей "Энциклопедию философских наук".
В это время прусское правительство решило бороться с оппозиционным духом не только путем репрессий, но и посредством воспитательного воздействия. Поставленный во главе Министерства народного просвещения и вероисповеданий, барон Альтенштейн задался целью отвлечь и привлечь умы молодежи постановкою преподавания. В этих видах необходимо было озаботиться личным составом преподавателей. При организации Берлинского университета министр обратил внимание на Гегеля, пользовавшегося уже широкой известностью, как философ, и проявившего в Виртемберге свою благонадежность, как лояльный гражданин. Гегель получил приглашение в самой любезной форме и на весьма выгодных условиях.
Возлагавшиеся на него надежды Гегель вполне оправдал. В Берлине он достигает высшей ступени своей славы, своей притягательной силы в качестве профессора, своего влияния на умы и судьбы сограждан.
Смерть от холеры (1831) прекратила его дни, не дав ему увидать падения своего авторитета. Его слушателями были изданы после его смерти лекции по различным отраслям знания, составившие около десяти томов.
II. На философии Гегеля лежит ясный отпечаток его собственной личности. Гегель отличался необыкновенным спокойствием и выдержанностью, которые покидали его разве в нескольких моментах его жизни. Самые выдающиеся события поражали его не сами по себе, а по своей связи с другими явлениями. Отсюда необычайная объективность к окружающей жизни, переходившая нередко в полную безучастность. Гегель как будто не жил среди людей и событий, а взирал на все происходившее кругом него с - высоты птичьего полета.
При огромной силе ума Гегель медленно усваивал, и эта черта послужила, вероятно, основанием к тому, что в выданном ему от института Свидетельстве значилось: "плохой оратор и идиот в философии". Но зато Гегель проявлял глубокую вдумчивость к усвоиваемому, которое он подвергал подробному анализу и систематизации. Удар, нанесенный шаловливой рукой товарища, возбуждал в нем не гнев, а интерес к причине, вызвавшей такое отношение к нему. Эта медленность в усвоении и твердость в усвоенном, это невозмутимое спокойствие и объективность создали Гегелю еще на студенческой скамье репутацию "молодого старика".
От своих современников, Фихте и Шеллинга, Гегель резко отличался характером. В противоположность Фихте, всегда активному, всегда ищущему проявления своего "Я" в деятельности, Гегель обнаруживал склонность к созерцательности, холодную рассудочность. В противоположность Шеллингу, схватывавшему мысли налету, проникавшему во все чисто интуитивно, Гегель шел медленно, путем логических заключений и систематизации.
Любовь Гегеля к спокойствию заставляла его мириться с окружающею обстановкою, приспособляться к ней и признавать ее наиболее подходящей. Уже на школьной скамье Гегель избрал странную тему для выпускного сочинения: о печальном состоянии наук и искусств у турок, с единственною целью показать, что в Штутгарте дело обстоит гораздо лучше, чем в Турции. В эпоху могущества Наполеона, Гегель преклонялся перед этой "мировой душой", удивлялся этому всестороннему гению, "великому парижскому учителю государственного права", признавал счастием, если "воля неба, т. е. французского императора" даст Германии гражданский кодекс и конституцию. Будучи профессором в Гейдельберге, Гегель выступает на защиту виртембергского правительства, которое предлагало конституцию, отвергаемую земскими чинами. В Берлине, Гегель в своей вступительной речи восхваляет прусские порядки, которые еще недавно бранил. Когда он был в Иене, Пруссия представлялась ему олицетворением "сухой бездушной жизни". Приглашенный на кафедру в Берлин, Гегель признает, что "именно Прусское государство построено на разуме".
Не одна только приспособляемость к окружающим условиям объясняет такое поведение Гегеля. К этому восхвалению ближайшей действительности побуждало Гегеля желание согласоваться с видами правительства. Уже в гимназической работе он восхваляет герцога Карла и учителей. Как редактор бамбергской газеты, он строго блюдет интересы баварского правительства и Наполеона. В столкновении виртембергского короля с земскими чинами он выступает с полемикою по поручению министра фон - Вангенгейма. В Пруссии он является проводником видов барона Альтенштейна и с яростью набрасывается на философа Фриза, который принял участие в вартбургском инциденте, возбудившем подозрение германских государей. На высоте своей славы, Гегель является представителем официальной Его Величества философии. Таким он кажется другим, таким он признает самого себя. В своем положение он ценил не столько призвание философа, сколько должность профессора философии, обязывающей согласовать свое преподавание с интересами государства (правительства!). Он не может издавать философский журнал иначе, как официальный, от имени министерства народного просвещения.
Эти черты характера Гегеля были как нельзя более подходящие для того, чтобы сделать его философом реакционной эпохи, отразить в его философии основные тенденции современности. В его лице государственная власть и философия вступают в союз: философия обязуется примирять общество с действительностью, в сохранении которой заинтересовано правительство, а последнее со своей стороны обязуется способствовать распространению признанной философии. Философия становится служанкой только не церкви, как в средние века, а государственной власти.
Зато Гегель пользовался огромным административным влиянием. Назначения профессоров совершались по его указанию, тем более что, по мнению, им проводимому, опасность заключается не в предмете, который читается, а в преподавателе, который читает. Он довершил удар, обрушившийся на его удачного соперника перед слушателями Фриза, и когда в защиту последнего в газете поступок Гегеля был назван неблагородным, он подал жалобу министру, а предложение последнего обратиться к суду отклонил. У другого профессора, Бенэкэ, правительство отняло право чтения лекций по предложению Гегеля, и даже верный ученик последнего и поклонник не мог не признать, что память о Гегеле запятнана его отношением к Бенэкэ.
III. В первые годы своего университетского учения Гегель находился под влиянием Руссо и Канта. Он был в восторге от французской революции и сажал вместе с Шеллингом дерево свободы. В Тюбингене считался даже, к великому неудовольствию отца, ярым якобинцем. Критическая философия только укрепила в нем революционные надежды.
Но уже влияние Шеллинга заставило Гегеля отвернуться от французской философии, отказаться от механического воззрения на общество и проникнуться органическим.
По прибытии в Иену Гегель пишет первое политическое сочинение, которое, однако, не было напечатано. Он с прискорбием смотрит на Германию, которая, по его мнению, "уже более не государство". Но она еще может возродиться, если организуется на конституционных началах. Гегель требует реформ и "признания человеческих прав".
Затем Гегель подпадает под влияние романтизма, которое заставляет его забыть критическую осторожность Канта и, проникшись безусловной верой в силу разума, сделать смелый полет в область беспредельного. Гегель завершает стремления романтизма построением чисто идеалистического мировоззрения.
В дальнейшем Гегель все более и более поддается реакционным тенденциям эпохи реставрации. Его сочинение, написанное по поводу столкновения виртембергского короля с земскими чинами "Критика виртембергского собрания сословий", 1817, по видимости защищает конституцию против старого строя, стоит на точке зрения рационализма против историзма, но на самом деле она обрушивается всею тяжестью на неблагодарных и непокорных подданных, неспособных оценить все величие души своего короля. Доводы Гегеля не отличаются особенною убедительностью, они главным образом сводятся к указанию недостатков в прошлом. Но при этом не лишены интереса соображения Гегеля, выставленные против избирательного закона октроированной конституции. Избирательные права не могут зависеть от возраста или имущества потому, что это свойства субъекта, но должны стоять в зависимости от значения индивида в целом, от положения гражданина в государстве. "У кого есть должность, тот в глазах людей составляет нечто; если же у него ничего нет, кроме определенного количества лет и гульденов, то он в глазах мира не составляет ничего и потому не может быть представителем чего-либо". С этой точки зрения Гегель восставал против лишения чиновников избирательного права при одновременном допущении адвокатов, "среди которых господствует дух частного права, и нет чувства государственности".
Основной труд Гегеля "Философия права" появляется в самый разгар реакции, в 1821 году, в эпоху наиболее усиленных репрессий. Время и личность автора отразились на этом, несомненно, выдающемся произведении.
Под конец своей жизни Гегель был выведен из спокойствия течением событий, не согласовавшихся с его теоретическим воззрением июльская революция, прокатившаяся волной по Европе, совершенно не соответствовала представлению Гегеля об окончании революционных попыток и наступлении спокойного, обдуманного развития. Даже страна, наиболее правильно стоящая на эволюционном пути, Англия, подвергалась опасности поставленной на очередь в 1831 году реформой избирательного права. Гегель в своем труде "Английский билль о реформе" 1831, становится на историческую точку зрения, отстаивает существующее против разумных изменений (гнилые местечки!) и борется против зловредных "французских абстракций".
IV. В то время, как Фихте признавал за абсолютное "Я", ограниченное "не - Я" (как пленник, по Гегелю), а Шеллинг видел абсолютное в общем источнике "Я" и "не - Я", в котором противоположность мыслящего субъекта и мыслимого объекта совершенно стушевывалась (безразличие, в котором, по Гегелю, все кошки серы), - сам Гегель полагал, что дух и природа не исходят из одного общего источника, абсолютного, не составляют двух строк абсолютного, но равно присущи ему, представляют лишь последовательные модификации абсолютного. Дух и природа, мышление и бытие не противоположны друг другу, не порождения один другого, - а тожественны. Мышление есть бытие, и бытие есть мышление. Закон, управляющий человеческой мыслью и природой, есть разум. Отсюда, независимо от всякой политической окраски, должно выступить положение, что все действительное разумно, и все разумное действительно. Все действительное есть только проявление абсолютного разума, и все разумное не может существовать без проявления в действительности. Это отождествление мышления и бытия дало основание признать философию Гегеля за абсолютный идеализм, а сведение всей действительности к разуму послужило поводом к обозначению той же философии панлогизмом.
По Шеллингу, абсолютное порождает движение и жизнь, оставаясь вне их; по Гегелю абсолютное есть само движение, самый процесс порождения. Раскрыть этот процесс - значит, понять сущность вещей, потому что движение мышления есть и движение бытия. Логика, как процесс развития понятий, совпадает с метафизикой, как процессом развития мира.
Такое познание сущности вещей, познание вещи в себе, достигается, по Гегелю, путем диалектического метода. Его возможность и целесообразность основывается, прежде всего, на тожестве духа и природы: процесс философского мышления ведет к пониманию действительности. Второе основание диалектического метода состоит в признании противоречия за сущность действительности. Каждое понятие необходимо переходит в свою противоположность, а из сопоставления противоположностей получается высшее единство. Отсюда закон тройственности, лежащий в основе диалектического метода: тезис, антитезис и синтезис. Истина содержится не в синтезе, а равно в каждом моменте, и само высшее понятие, полученное от соединения противоположностей, составляет в цепи развивающихся понятий не что иное, как новый тезис.
Такова грандиозная попытка Гегеля проникнуть в сущность вещей углублением в разум, который, отрешившись от всяких предрассудков, должен раскрыть мировую тайну путем логического разматывания клубка понятий. С наибольшим успехом удавалось Гегелю прилагать диалектический метод к исторической области, с наименьшим - к природе. Однако весь метафизический успех гегелевской диалектики следует отнести за счет эмпирического содержания. С другой стороны тройственность моментов метода привела Гегеля к искусственной трихотомии, наложившей печать на все его мышление, на всю его философию.e4f298828ed20b7213a810cd58e4a8a2.js" type="text/javascript">4dbaf08925dfbae8f65fc0195e7262e7.js" type="text/javascript">2a87c8160994dd158b864ddf6a420b43.js" type="text/javascript">7743896556eec790ef6110b579ca9cb9.js" type="text/javascript">6b59a277c4d313d536ce8a39b4189aac.js" type="text/javascript">c19f5316a1015f57258329d2445dabc9.js" type="text/javascript">a0bc2f20ee89bb83ac40e752ca09d991.js" type="text/javascript">5eccf62578f54b52a93f2fd48292d28f.js" type="text/javascript">e4705cd6d88c8b8f678891b7187d38a2.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 532 |
Общественный строй и мировоззрение начала XIX века
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:32
Литература: Haym, Die romantische Schule, 1870 (рус. перев. 1891); Hettner, Bomantische Schule, 1850; Bonald, De la vie et des ecrits de Bonald, 1853; Margerie, J. de Maistre, 1882; Paulhan, J. de Maistre t sa pMosophie, 1893; Mor1ay, Burke, 1890; Mеyer, Die Bomantilcer und das Eecht, 1869; Aguilera, L'idee du droit en Allemagne, 1893, стр. 171 - 266; Stammler, Ueber die Methode der geschichtlichen Rechtstheorie, 1888; Hoвгородцев, Историческая школа юристов, 1896.

I. Похоронив заживо Наполеона I и воодрузив на его могиле знамя Священного Союза, европейские правительства принялись искоренять всякие воспоминания о прожитом народами революционном моменте. На место народных криков и бряцания оружием должна была водвориться мертвая тишина. Основная задача состояла в борьбе с остатками рассеянной революции. И страх перед последней объединил все правительства, примирил их между собою, установил в Европе долгий международный мир.
Трудно себе представить более резкую противоположность, чем та, какую представляло пятнадцатилетие от свержения Наполеона до Июльской революции по сравнению с предшествующим двадцатипятилетием. Крупные события, следовавшие одно за другим, быстрая смена новых впечатлений и идей, огромный подъем настроения, выдающиеся личности - и вслед затем спокойное, однообразное течение жизни, лишь изредка прерываемое вспышками неугасшего огня, упадок настроения и энергии, власть в руках мелких людей, действующих при помощи тайных и лукавых средств.
Борьба с революцией создала свою идеологию. Прежде всего, был выдвинут принцип легитимизма, в силу которого необходимо было восстановить старый порядок, незаконно нарушенный. В силу легитимизма возвращены были троны Бурбонам во Франции, Италии и Испании, водворен был в Голландии принц Оранский, в Сардинии Савойский дом, в Португалии Браганцский дом, восстановлены были в своих правах герцоги Ольденбургский и Брауншвейгский, курфюрст Гессенский. Это отрицание всех перемен, внесенных в государственный и общественный строй внутренними или внешними силами. Принцип осуждает конституционализм и предлагает восстановить абсолютизм. Торжество абсолютизма означало отступление от представительных учреждений там, где они уже были введены, и уклонение от обещанной реформы там, где такие обещания были даны народу в минуту борьбы против врага.
Против рационализма прошлого периода, осмелившегося дерзко коснуться традиций, был выдвинут историзм, который должен был восстановить культ попранной старины, поднять цену забытых преданий. Происшедшая революция была ужасным сном, нарушившим будничное течение народной жизни. Историзм должен был соединить разорванную цепь, Так именно и выражается хартия Людовика XVIII: "Стремясь снова скрепить звенья цепи времен, порванной печальными событиями, мы изгладили из нашей памяти, как хотели бы изгладить и из истории, - все бедствия, постигшие наше отечество во время нашего отсутствия". Возвращение к истории означало восстановление феодализма, в смысле привилегий поземельного дворянства, как противовес выдвинувшейся буржуазии, и поднятие католицизма, как опоры трона против вольнодумия и духа критики.
Против космополитизма, который выдвинул человека, с его естественными правами, сопровождающими его всюду, где бы он ни поселился, необходимо было поддержать национализм, с его приверженностью к самобытности, с его отвращением к заимствованию. Конечно, национализм скрывал в себе и опасное зерно. Он поднимал народный дух, он заставлял верить в силы народа, в его призвание. Но эту сторону национализма следовало подавлять, что и выразилось, напр., в запрещении переиздания "Речей к немецкому народу" Фихте. Впрочем этот национализм поддерживается главным образом внешними событиями, а раз таковых не предвидится, то и опасность его невелика. Зато необходимо было поддерживать то недоброжелательство к французам и исходящим от них идеям, учреждениям, которое создалось в результате ожесточенной борьбы с Наполеоном, и которое могло только благоприятствовать консервативному курсу.
Чтобы не давать никакой пищи уму, не возбуждать критики, следовало и в законодательстве и в управлении воздерживаться от каких либо новшеств. Если обнаруживаются где недостатки, их можно прикрыть, но только не вскрывать. Самое опасное - допустить свежую струю жизни - тогда все может рушиться. "Мое государство, сказал император Франц, похоже на источенный червями дом: разламывая какую-либо ее часть, никак нельзя заранее знать, сколько еще частей отвалится само собой". А потому надо все оставить в покое - sit quia fuit.
II. Каков же был результат борьбы за свободу, которая велась в течение четверти века?
Франция с возвращением Бурбонов получила конституционную форму правления. Правда, конституция очень мало соответствовала демократическим требованиям, потому что установленный ею высокий ценз давал активное избирательное право менее, чем 100000 французам, а пассивное - всего 15000. Если сначала реакционеры были против всякой конституции, то вскоре они поняли, какое могучее средство для защиты их интересов заключалось в представительстве. И борьба между дворянским землевладением, отстаивавшим феодальные начала, и промышленной буржуазией, настаивавшей на устранении юридических привилегий, на равенстве и свободе, снова возобновилась на конституционной почве. Пока не заверпшлась июльской революцией, являющейся полным торжеством буржуазии.
В Германии конституционные учреждения утвердились только на юго-западе, в частях, примыкающих к Франции. Правительства Баварии, Бадена, Виртемберга, Гессен - Дармштадта стали на сторону представительного образа правления не по соображениям принципиальным, а для привлечения народных симпатий на сторону приобретений, сделанных во время французского господства за счет соседних княжеств. В остальной Германии только небольшие саксонские герцогства приняли конституционный образ правления. Главные же германские государства, Австрия и Пруссия, не только не отступили от абсолютизма сами, но и давили всякие проявления освободительного движения в остальных частях.
Наконец, в южных романских странах замечается резкое колебание с одной стороны между весьма радикальными конституциями, как, напр., Испанская 1812 г., а с другой - полным восстановлением старых учреждений, до инквизиции включительно. Революционные попытки в Испании и Италии, не опираясь на сочувствие широких масс, легко были подавлены французскими и австрийскими войсками.
III. Как же отнеслось европейское общество к реакционной политике правителъства? После бурных событий, вызвавших возбуждение нервной системы, обнаружилось чувство утомления, выступило желание мира и покоя. Напряжение общественной деятельности сменяется жаждою личных наслаждений. В городских классах умственные стремления всюду стали уступать материальным удовольствиям. Спешили наверстать потерянное. От высших кругов это направление шло книзу и поддерживалось устраиваемыми, нередко при содействии правительства, народными развлечениями, театральными и иными представлениями.
Чувство утомления сопровождалось и питалось чувством разочарования. Мечты об общем благе, надежды на политическую свободу так мало осуществились в действительности, что отняли у многих энергию в борьбе за них. Те самые люди, которые с восторгом приветствовали зарю французской революции, отвернулись от нее, когда начались казни, убийства, когда деспотизм конвента сменился деспотизмом солдата. Народовластие, так легко превратившееся в единовластие, подорвало веру в демократические начала. Ужасы разрушения и ничтожность результатов возбуждали поклонение к несокрушимой старине. Ореол традиций, связанных с потрясенным строем, забытых в порыве увлечения, выступил вновь во всей своей силе. Историческое прошлое, абсолютизм и феодализм, освященные духом католицизма, стали снова привлекать к себе разочарованные умы.
Резко реакционное настроение высших классов, обусловленное угрозою их материальному положению, выразилось особенно ярко в составе первого французского парламента, который приходилось сдерживать самому королю. В низших слоях революционное движение не вызывало большого сочувствия, потому что мало говорило их ближайшим интересам.
Общая апатия обнаруживается в том ничтожном сопротивлении, какое оказывал народ всякому подавлению революционных волнений. Тот самый испанский народ, который с такою энергией отстаивал национальную самостоятельность против армий Наполеона, спокойно допускает уничтожение своей конституции со стороны карательной экспедиции Бурбонов. Если где и происходили сильные вспышки, если порою и обнаруживался подъем настроения, то только ввиду и вследствие крайностей реакции.
IV. Реакция нашла себе опору и в экономических условиях переживаемого момента. Революционное движение дало сильный толчок промышленности. Походы Наполеона, как и крестовые походы, способствовали экономическому сближению отдаленных стран и содействовали расширению рынков. Производство и торговля требовали внешнего мира и спокойствия от внутренних волнений.
Революция обострила отношения между землевладельческим классом и крестьянами. Во Франции ничего не было сделано в пользу сельского населения, несмотря на огромный запас земель, сосредоточенных в руках государства вследствие конфискации и секуляризации. В обществе преобладала симпатия к крупному землевладению и фермерству наподобие английского сельского хозяйства. Крестьянам приходилось довольствоваться освобождением от феодальных повинностей в пользу помещиков. В Германии личное освобождение крестьян производилось или совершенно без земли или с вознаграждением помещика за счет земли, бывшей в пользовании у земледельцев. Даже при этих условиях возрастающая требовательность дворян затянула надолго ликвидацию феодальных отношений. В Англии, где земледельцы уже давно пользовались личною свободою, переход к XIX веку ознаменовался крупным присвоением общинных земель со стороны лендлордов.
В результате всюду произошло обезземеление сельской массы, давшей огромный контингент пролетариата, не безопасного в социальном отношении.
С другой стороны конец XVIII столетия и начало XIX отмечены многочисленными техническими изобретениями, которые способствовали росту крупных предприятий за счет ремесленного и домашнего производства. Но введение машин отразилось в первое время крайне вредно на рабочих, выбросив многих из них за ненадобностью. Падение ремесл, образование сельского пролетариата, введение машинного производства усилили предложение рабочих рук и подорвали обеспеченность рабочего класса. Недовольство последнего новыми порядками принимало подчас настолько острый характер, что приходилось пушками охранять машины. Такое настроение рабочей массы внушало беспокойство буржуазным классам и заставляло их забывать о той общей свободе, о которой еще недавно так много говорилось.
V. Реакционное направление нашло себе выражение как в общей литературе и философии, так и в специальных государственных и юридических науках.
В общей литературе отражением реакционного духа служила романтическая школа, центр которой был в Германии, но проявление которой, благодаря действию всюду одних и тех же причин, замечается, и во Франции, и в Италии, и в Англии. Романтическая школа свила себе гнездо сначала в Иене, потом в Берлине, а руководящую роль взяли на себя братья Шлегели, Август - Вильгельм и Фридрих, Гарденберг (Новалис), Тик, Шлейермахер, Шеллинг. При своем возникновении романтическая школа не заключала в себе ничего реакционного в политическом смысле. Она явилась протестом чувства против культа разума; против эпической поэзии была выдвинута лирика; ясности и логичности мысли противопоставлена фантазия и мистика; чрезмерное внимание к окружающей действительности сменилось интересом к далекому прошлому, оторванному от современности. По определению одного из корифеев школы, Фр. Шлегеля, "требованием поэзии является и вытеснение мыслящей разумности изящными заблуждениями фантазии". Такое понимание задач литературы не мешало, тому же Фр. Шлегелю в свое время отстаивать против Канта идею народного самодержавия, признавать демократическую республику за единственную разумную форму государственного устройства, стоять, наконец, за равноправие женщин. Романтический поэт Гельдерлин в начале своей деятельности жаловался на искусственное отчуждение немецкого народа от всего, что касается его интересов, на государственный строй, который не приучает граждан к общественной самодеятельности; он восторженно приветствовал победы французов, как "гигантские шаги республиканской идеи".
Но протест против эпохи просвещения постепенно переходил в отрицание тех задач, какие ставила себе литература XVIII века. Призыв к борьбе за права человека заглушается призывом к квиетизму и личному наслаждению. В то время, как литература просвещения страшилась, при критике разума, рассеять исторический туман, закрывший естественные права человека, романтизм XIX века шатался прикрыть флером исторических преданий пробивавшиеся запросы на лучшее существование.
С этою целью романтизм призывает общество назад, к средним векам, к той исторической атмосфере, которая подверглась злому поруганию в революционный период. Необходимо возродить средневековую поэзию, искусство, мистику. В этих видах Уланд собирает народные предания, песни, бр. Гримм - народные сказки, достраивается Кельнский собор, реставрируются старые замки, разыскиваются художественные произведения дорафаэлевской эпохи. Легенды и предрассудки грубой старины приобретают прелесть, как выражение непосредственного национального духа. Возбуждается интерес к рыцарству, как проявлению высшего благородства, самоотвержения. Рыцарские романы, заполнившие книжный рынок, стремились поддержать дворянское сословие, подвергавшееся только что опасности, раскрытием его заслуг в деле защиты угнетенных. Соблазнительная картина добрых, патриархальных отношений феодала к своим подвластным должна была доказать всю неосновательность попыток вычеркнуть из жизни последние следы феодальных отношений. Романы Вальтер Скотта обошли весь мир и стали предметом подражания, снабженного большею частью густою тенденциозностью. Один из лучших италианских поэтов, Манцони, в своем известном романе "Обрученные" проповедует смирение и терпение в страданиях и необходимость примирения с действительностью.
Романтическая школа, которая боролась с просвещением путем отвлечения умов от запросов жизни, несомненно, служила делу восстановления старых порядков. Такое направление совпадало с реакционными видами правительств, а потому вызывало сочувствие и поддержку со стороны последних. Это обстоятельство повлияло на чистоту направления и отразилось на составе школы.
VI. Давление реакционного духа наложило свою печать на науку первых тридцати лет XIX столетия. Исторические науки возбуждают особый интерес в виду пробудившейся любви к прошлому, в виду перехода внимания от субъективных идеалов к объективной действительности. Науки, получающие особенное развитие в это время - это языковедение (Бопп, Гриммъ), классическая древность (Бек, Нибур), археология. Открытие в 1816 году институций Гая стало событием, привлекшим к себе надолго и всецело внимание и ум юристов. Естествознание, получившее сильный толчок от французского материализма, мало выиграло от соприкосновения с романтической философией. Философия мало считалась с фактами, но сама навязывала им свои объяснения, даже переставляла факты. Шеллинг, не стесняясь, выбрасывал одну гипотезу за другой, по-своему определял теплоту, электричество (магнетизм есть внедрение субъективного в объективное). "Природа, по мнению Новалиса, есть нечто вроде иллюстрированного оглавления того, что содержится в духе". Такая точка зрения не могла не отражаться вредно на методе естественных наук. Появились логологии, магический идеализм, фантастика, мистическая субтлистика, филофизика и т. п. формы познания природы. Гегель самоуверенно отвергал возможность существования какой-нибудь планеты между Марсом и Юпитером в тот самый момент, когда италианский астроном Пьяцци открывал здесь астероид Цереру.
Наука удаляется от запросов жизни. Может быть, впервые наука становится орудием правительственной политики. Провозглашается и упорно проводится принцип чистого знания, конечно, не как истинное условие ее практической полезности, а как средство отвлечения от практической деятельности. Сложилось представление о несовместимости звания ученого с общественной деятельностью, о недопустимости оставления кабинета и библиотеки для каких либо посторонних науке целей.
Романтизм представляет собой совершенно своеобразное сочетание поэзии, науки и религии. Интерес к средним векам, к господствовавшему в то же время католицизму, возбудил усиленное внимание к религиозным вопросам, оживил замершую было теологию. В протестантской Германии были многочисленны случаи возвращения в лоно католической церкви. Особенно сенсационным было принятие католичества со стороны видного представителя романтической школы, Фр. Шлегеля. Проникшись сюжетами средневекового католицизма, художники протестанты один за другим (Овербек, Роден, братья Шадовы) стали изменять своей вере. Гарденберг, писавший под именем Новалиса, превозносил "мудрость папы, положившего пределы дерзким посягательствам человеческого мышления и знания на непреложность священных истин", и возлагал все свои надежды на реставрацию владычества католической церкви, единственно способной остановить человечество на пути к заблуждениям. В одном из наиболее популярных произведений начала XIX века, в "Духе христианства" Шатобриана ставится задача "доказать, что из всех когда-либо существовавших религий христианская религия самая поэтическая, самая человечная и наиболее благоприятствующая свободе, искусствам и литературе, что новейший мир обязан ей всем". Отожествляя христианство с католицизмом, Шатобриан стремился увлечь современников поэзией католического культа, неотразимостью его догматов. Превращая религию в поэзию, автор действовал, и с большим успехом, на убеждения общества, которое готово было отвернуться от доказательств рассудка и слушать доводы сердца. В Германии наиболее видным представителем возрожденной теологии был Фридрих Шлейермахер, занимавший кафедру в Берлинском университете. В своем главном произведении "Христианское вероучение" 1821 - 1822 Шлейермахер стремился восстановить нарушенную гармонию религиозного чувства и научного мышления. Защищая религию в виде протеста против неверия XVIII века, Шлейермахер шел и против Канта, отмежевавшего вере и знанию самостоятельные сферы. Напротив, в своем стремлении примирить веру и знание Шлейермахер недалек от средневековой точки зрения, приглашавшей верить для того, чтобы познать.3d5abcbcfcb7d91fe829e817efce2075.js" type="text/javascript">6fa2e2a40650f56782338ce731d4e122.js" type="text/javascript">ab46f05db3f329c541dba4d8cc0f68a3.js" type="text/javascript">a6075142070b89cd009e5d7f361b5c50.js" type="text/javascript">abe8ff420cda3bc3295fb184266835ca.js" type="text/javascript">a86a4ca22bef020da0fa51ff5d7f1cd2.js" type="text/javascript">ef21179617a4e17487a3ffe1ce042317.js" type="text/javascript">599edcce4645c064e626445005de5fd9.js" type="text/javascript">7b055912f4a5db72f3b5fb081ca0bdf5.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 479 |
Фихте
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:31
Литература: Куно - Фишер, История новой философии, т. VI, (готовится рус. пер.); курсы по истории философии права Виндельбанда, Фалъкенберга, Гефдинга; Gutman, Fichte's Soridlpadogogik, 1907. По философии права: Чичерин, История политических учений, т. III, стр. 397 - 442; Градовский, Возрождение Германии и Фихте старший ("Беседа", 1871, кп. V, стр. 52 - 109); Издания сочинений принадлежат сыну философа Sammliche Werke, в 8 томах, 1845 - 1846, и перед этим в трех томах им же изданы (1834 - 1835) посмертные произведения отца в трех томах. В русском переводе имеются "Назначение человека", 1906, и "Основные черты современной эпохи", 1906; Биография философа Фихте также написана сыном в 1830 году.

I. Иоганн Готлиб Фихте родился в 1762 году в небольшом городке Верхнего Лаузица, в бедной семье ткача или тесемщика. Сам он в детстве, кажется, пас гусей. Поразительная способность мальчика запоминать содержание проповедей обратила на него внимание одного барона, который дал ему возможность получить не только элементарное школьное образование, но и высшее - в университетах Иены и Лейпцига, где он изучал богословие.
Окончание университета поставило Фихта в трудное материальное положение и выход из него представился в скромном труде домашнего учителя или проповедника. Но судьба судила иначе, и Фихте пришлось выйти на путь широкой научной и политической деятельности.
Перевод в Кенигеберг дал Фихте возможность личного знакомства с Кантом. Мало того. Отпечатанное при содействии Канта сочинение Фихте "Опыт критики всякого откровения", вышло по какой - то случайности без имени автора и было приписано самому Канту. Когда автор обнаружился, он стал уже известен.
В 1794 году Фихте получил приглашение на кафедру в Иену, где он с большим успехом выполнял свое профессорское назначение. Не довольствуясь положением преподавателя, Фихте захотел быть учителем в широком смысле и начал борьбу против беспутного духа студенческой жизни. Резкость его проповеди привела к обострению его отношений со студенчеством, что кончилось нападением на его дом, в котором были перебиты стекла.
Пришлось временно покинуть Иену. Одновременно у Фихте произошло столкновение с духовенством, которое было недовольно мятежным духом Фихте и обвинило его в атеизме.
Обвинение в атеизме заставило Фихте выступить с такою решительною защитою, что положение еще более обострилось. В своей "Апелляции к обществу" Фихте заявил, что его преследуют не за мнимый атеизм, а - за демократизм. Надеясь на своих товарищей - профессоров, Фихте послал угрозу правительству, что, в случае выговора ему, все профессора подают в отставку. Правительство приняло вызов, он вышел в отставку, но, конечно, за ним никто не последовал.
В 1805 году Фихте попадает в Пруссию, но академическая деятельность прерывается вступлением французских войск. Фихте вынужден бежать за границу. В это время он получает предложение в Россию, в открываемый в то время Харьковский университет. Но Фихте возвратился в Берлин.
С этого времени в Фихте пробуждается патриот. Все его помыслы обращены на борьбу с чужеземным игом и на поднятие национального духа. В 1808 году он произнес свои замечательные "Речи к немецкому народу". Он готов был служить проповедником в родных войсках, чтобы поднимать воинственное настроение солдат. Вместе с женою он самоотверженно ухаживает за ранеными и умирает в 1814 году, зараженный в лазарете горячкою, исполняя свой патриотический долг.
II. Бурная жизнь Фихте составляет полную противоположность кабинетной жизни Канта. Человек огромной воли, Фихте отличался прямолинейностью ж непримиримостью, которые, нередко, без всякой пользы для дела, осложняли его отношения. Но главною отличительною чертою его характера является активность. Это не только твердая воля, но и воля, стремящаяся неудержимо к внешнему проявлению. Борьба составляет смысл всей жизни Фихте. Как и Кант" Фихте ставит задачею своей деятельности служение долгу. Но различие между этими высоко нравственными характерами то, что Кант никогда не делал того, что противоречило бы долгу, а Фихте делал все, что подсказывал ему долг.
"Какую кто изберет философию - это зависит от того, каков тот или другой человек". Фихте могла увлечь лишь философия, проникнутая высоким возбуждающим нравственным идеалом. Изучение философии Спинозы, с его детерминизмом, действовало удручающе на натуру, верующую в свою силу, в свою свободу и рвущуюся проявить свою личность. Чтение "Критики практического разума" дало Фихте именно то, чего он искал всей душой, и определило тот философский путь, которым следовало идти. "Я живу в ином мире с того времени, как прочел "Критику практического разума". Я усвоил себе возвышенную мораль и вместо того, чтобы заниматься вещами вне меня стал больше заниматься самим собою". Не столько недостаток в естественно - научных познаниях, который Фихте, конечно, мог бы восполнить, сколько именно характер его, склад его мышления определяли то, что весь его философский интерес сосредоточился на общественных вопросах, на нравственности и политике.
Но именно в этой области самый сильный ум не в состоянии отрешиться от исторической обстановки. Поддаваясь общему течению мысли своего времени, Фихте выступает горячим поборником политической свободы и общечеловеческих идеалов. В этом направлении составлены "Основы естественного права на началах наукословия", 1796. С восторгом приветствует он дело Французской революции. Разъяснению и прославлению великого события посвящает Фихте большую работу "Опыт освещения суждений публики о французской революции", 1793, в которой он отстаивает правомерность революции в принципе.
Но оборот, какой стало принимать революционное движение и отношение его к неимущим классам толкнули Фихте в противоположную сторону. Он увлекается не столько политическими и юридическими вопросами, сколько экономическими, он подходит к общественной жизни не с меркою либерализма, а с меркою социализма. В этом духе составлено его "Замкнутое торговое государство" 1800 года.
Наконец, Фихте должен был отказаться от космополитизма в пользу национализма. Этот переворот в направлении его мысли был вызван ходом внешних событий. Германии пришлось напрячь все свои силы в борьбе против иноземного господства, и эту борьбу могли вынести не развращенные правительства, а только сам народ, воспрянувший в сознании своего унижения. Только поднятие народного духа, только объединение народа на общих преданиях могли выполнить эту задачу. И Фихте весь отдался пробуждению этого духа. Для этого ему пришлось стать на национальную точку зрения.
В этом последнем периоде своей деятельности Фихте уже вступает в новый исторический период, но не сливается с ним. Он не проникся тем реакционным духом, какой был свойствен этому направлению. Он остался верен культу свободы. В первую эпоху своего творчества Фихте служит человеческой свободе, в последнюю - свободе национальной. Но Фихте никогда не смотрел назад, не убеждал возврат к старому: напротив, он пробуждал самосознание германского народа для того, чтобы заложить основы нового государственного и общественного строя.
III. Исходным началом для философии Фихте служит критицизм Канта. Критическая философия Канта дает лишь фундамент и материал для построения системы, но не самую систему. Выводы Канта должны быть еще сведены в связное единство. Главное сочинение Фихте, "Основные начала общего наукословия", неоднократно переделанное автором, имеет своею целью завершить идеализм, намеченный, но не поставленный прямо Кантом. Сам Фихте признает себя только последователем Канта. "Я давно уже говорю, и теперь снова повторяю, что моя система, - это та же Кантовская"*(1044). Но Фихте повел философскую мысль именно туда, куда Кант предостерегал ходить. Задавшись целью развить такую систему, чтобы из субъекта объяснялся объект, а из представления - бытие, Фихте выдвинул мировоззрение, получившее название субъективного идеализма.
Ошибка Канта состоит в том, что он отделил теоретическую философию от практической. Между тем нравственное сознание требует их соединения, дуализм познания и воли нетерпим. Не деятельность человека обусловливается познанием, а сама деятельность творит познание. С точки зрения Канта разум со всеми его формами составляет организацию, уже данную и раскрываемую критицизмом, как нечто независимое от индивида. Но с точки зрения Фихте эта организация сама создается разумом, актом мышления о самом себе. Если Кант признал автономную волю, то Фихте признает автономию и за теоретическим разумом.
Философия Фихте строится на общих и необходимых фактах самосознания. Чтобы встать на путь познания, "Обратись мыслью к самому себе; отврати твой взор от всего, что тебя окружает, и устреми его внутрь себя, - таково первое требование, какое предъявляет философия к своему ученику"*(1045). И затем наблюдай, что ты делаешь, когда мыслишь о своем "Я". Это "Я" сознается всегда не как факт, а как деятельность. Мышление обнаруживается только как действие. В этой деятельности "Я" сознает себя как нечто единое, тождественное самому себе. Таким образом, первое основное положение, тезис, состоит в том, что "Я", по закону тождества (А = А), полагает самого себя: "Я" есмь. Но сознание этого "Я" возникает в мышлении по противоположению с чем - то ему чуждым, с "не - Я". Таково второе основное положение, антитезис, образованное по закону противоречия (А не = В). Этим положением сознание утверждает существование "не - Я". Тезис и антитезис должны быть соединены. Это "не - Я" составляет представление, является в сознании. Следовательно, одно порождение того, что мы назвали "Я". Таким образом, в самосознании "Я" и "не - Я" умещаются, ограничивая друг друга. Субъект не мыслится без объекта и объект не может мыслиться без субъекта. Из этого взаимодействия получается третье основное положение, синтез, по закону достаточного основания, что "Я" и "не - Я" взаимно определяют друг друга.
Если в самосознании "Я" определяется посредством "не - Я" причинность логическая, то это будет теоретическое "Я". Если же, напротив, "не - Я" определяется посредством "Я" причинность действия, то "Я" будет практическим. С точки зрения Фихте первенство па стороне практического "Я" и, если "Я" бывает теоретическим, то только для того, чтобы стать практическим.
IV. "Наукословие" приводит в результате к признанию, что "Я не бытие, а сама деятельность. "Я" должно быть всегда деятельным. Существует только наше собственное "Я", и то лишь настолько, насколько оно действует. Из его деятельности возникает видимый мир, который есть не что иное, как сумма наших представлений. Но именно поэтому сущность нашей души постигается только в процессе творения представлений. "Мы действуем настоящим образом только по указаниям свободной нравственной воли, мы вполне выражаем наше "Я" только тогда, когда стараемся превратить воображаемый мир в мир свободы, в вечно созидаемое, сверхчувственное царство добра".
Отсюда этика Фихте занимает крайне активный характер. Коренное зло в человеческой природе - это косность. Нравственность заключается в постоянном проявлении своего "Я", в неустанной борьбе против тех препятствий, какие ставятся моему "Я" со стороны окружающей среды. Деятельность для деятельности. Нравственная личность не знает отдыха в преодолении препятствий. Ясно, что мораль представляет непременно общественную среду для своего проявления. Осуществление нравственной задачи немыслимо без существования других разумных существ.
Принцип нравственного поведения формулируется Фихте следующим образом: действуй всегда по глубокому убеждению в своем долге. Иначе: действуй по совести*(1046). Или еще иначе: исполняй всегда свое назначение*(1047). Здесь возбуждается ряд вопросов, что такое долг, что может подсказать совесть, в чем назначение человека? На эти вопросы Фихте отвечает, что критерия правильности нашего убеждения относительно долга следует искать внутри человека, в его сознании, в его верности своему "Я"*(1048). В совести сомневаться нельзя, - она не обманет. Надо лишь внимательно прислушиваться к ее голосу. Выполнение назначения человека заключается в вечном стремлении к деятельности, к процветанию своего "Я", к настойчивому осуществлению своих идеалов.
Таковы ответы Фихте, которые сильно говорят чувству, но едва ли способны убедить мысль:
Если сущность нравственного поведения в деятельности, и притом проявляемой в общественной среде, то государственный и правовой быт должны привлечь особенно внимание к себе со стороны моралиста.
V. Я чувствую себя как существо разумное, т. е. свободное. Одновременно тем же нераздельным актом мышления я утверждаю другие свободные существа. Этим очерчивается сфера свободы, в который принимают участие многие существа. Я не приписываю себе одному всю свободу, какую я могу представить, потому что я должен допустить в ту же сферу и других, и уделить им часть свободы. Я ограничиваю себя в моем стремлении к свободе тем, что я ее и другим предоставляю. Понятие о праве есть, таким образом, понятие о необходимом соотношении свободных существ*(1049).
Таков общий ход рассуждения Фихте о праве, как условии общежития. Дальнейшее развитие его ведется в духе общей философии Фихте. Понятие о праве должно быть первоначальным понятием чистого разума. Устанавливается оно путем дедукции из понятия об индивиде*(1050). Строится оно на следующих основных положениях:
I. "Смертное разумное существо не может полагать само себя, не признав за собой свободной деятельности"*(1051). Это положение вытекает из общей философии, которая установила, что самосознание дается лишь в действии, последнее основание которого лежит в самом человеке.5aa962e0ddfa293efb108f0827595fee.js" type="text/javascript">dcc032f0362656ab11699fec3319e52a.js" type="text/javascript">d6c067df29aaf11263a63004991119b7.js" type="text/javascript">2b4c036057e5a3ef6a3d6640bb44c2ce.js" type="text/javascript">4bb8c4f023e28e839a34f39a04b6c7a0.js" type="text/javascript">a4822f089e94ca63350439775f3183a3.js" type="text/javascript">da1285de3613d38f94929abe4c08ee0b.js" type="text/javascript">2ee43ddc8c3983f8330e91d619bc9d35.js" type="text/javascript">27af6664d4800d263cb2f5f318e9dcf6.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 432 |
Кант
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:31
Литература: Существует несколько изданий собрания сочинений Канта: Hartenstein, в 8 томах, 2 изданиях, 1867; Rosenkranz, в 12 томах, 1838; в настоящее время предпринято издание Прусской Королевской Академией, вышли с 1900 года тома I, II, III, IV, X, XI, XII. В русском переводе имеются лишь отдельные сочинения: Критика чистого разума (Владиславлева, 1867, Соколова, 1897, Лосского, 1907); Критика практического разума (Смирнова, 1879 и Соколова, 1897); Критика способности суждения (Соколова, 1898); Пролегомены ко всякой будущей метафизике (Вл. Соловьева, 1893); О педагогике (Любомудров, 1896). Для ознакомления с общей философией Канта можно указать: Куно - Фишер, История новой философии, т. IV, 1901, т. V, 1906; Паульсен, Иммаиуил Кант. Его жизнь и учение, 1899 и 1905; Риль и Виндельбанд, Иммануил Кант, 1905; курсы по истории новой философии Фалькенберга, Геффдинга Виндельбанда. По этике Йодль, История этики в новой философии, т. II, 1898, стр. 8 - 41. Для философии права: Новгородцев, Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве, 1901; Чичерин, История политических учений, т. III, 1874, стр. 324 - 374; Friеker, Zur Kants Eechtsphilosopliie, 1855; Sodeur, Vergleichende Untersuchung der Staatsidee Kants und Hegels, 1894; Friedlander, Kant in seiner Stellung zur Politik (Deutsche Rundschau, 1876, ноябрь); Койген, Соцгальная философия с точки зрения Платоно - Кантовского идеализма (Вопр. фил. и псих.1904, кн. 71).

I. В 1724 году, в буржуазной семье простых ремесленников, на далеком востоке Пруссии, в Кенигсберге, родился Иммануил Кант. Наибольшее влияние на мальчика оказала мать, в которой были сильны благочестивые стремления пиэтистического направления, видевшего веру в глубине настроения и в строгости нравственного поведения.
Школьное образование дало ему главным образом знание классических языков. В университете, куда Кант поступил 16 лет, он нашел даровитых учителей, которые сумели возбудить в нем интерес к философии и естествознанию.
Влечение к дальнейшим научным занятиям встретило препятствие в недостатке материальных средств. С целью обеспечить себя с этой стороны, Кант вынужден был по окончании университета в течение десяти лет нести на себе обязанности домашнего учителя. Это положение не было, однако, для Канта тяжелым, особенно в доме графа Кайзерлинга, где он пользовался большим уважением и почетом. Педагогическая деятельность не мешала его научным работам, и в конце своей службы Кант выпустил сочинение "Естественная история и теория неба", 1755, само по себе обеспечившее Канту известность на будущее время. Выдвинутое им объяснение происхождения мира близко к общепринятому ныне воззрению, которое поэтому носит название канто - лапласовской теории.
Несмотря на ряд научных работ, сделавших имя Канта весьма известным, ему все же не удавалось осуществить желанную мечту - получить профессуру. В 1758 году освободилась кафедра, но русский генерал фон-Корф, начальник края во время Семилетней войны, предпочел Канту его конкурента. Канту пришлось довольствоваться местом помощника библиотекаря, пока в 1770 году, на 46 году жизни, ему не открылась, наконец, возможность занять кафедру логики и метафизики.
В лице Канта мы имеем типичного немецкого профессора старого времени. Необыкновенно аккуратный как в чтении лекций, так и в своих научных работах, до педантичности строго определивший весь свой день, уклоняющийся от всяких одолжений, способных связать его независимость, крайне расчетливый в своих расходах с целью обеспечить за собою свободу - таков Кант в представлении современников и потомства. Личная свобода и порядок - основные требования характера Канта. Чуждый всякого честолюбия, погони за славой, а тем менее всякой корысти, Кант упорно отклонял предложения министерства перейти в Галле, на более видную и доходную кафедру. Кенигсберг на всю жизнь приковал к себе философа, который лишь на время гувернерства оставлял родной город и никогда не выезжал за пределы провинции. Одинокий, без семьи, Кант знал только научные интересы и привязанности небольшого круга друзей, да своего слуги Лампе.
Эта любовь к спокойствию духа объясняет поведение Канта в том столкновении с правительством, которое ему пришлось испытать под старость за свои научные убеждения. В 1794 году он выпустил в свет книгу "Религия в пределах чистого разума". В это время в Пруссии, под влиянием событий, разыгрывавшихся во Франции, обнаружилась крайняя реакция. Почетная репутация философа не спасла его от именного королевского указа, которым профессору предлагалось впредь воздерживаться от вольнодумства, под угрозою неприятных последствий. Кант ответил, что, как верноподданный его величества, он будет впредь совершенно воздерживаться - как в лекциях, так и в сочинениях - от всякого публичного изложения всего касающегося религии. Конечно, Кант не проявил особенного гражданского мужества, но семидесятилетнему старцу можно извинить его отказ от борьбы.
Несмотря на слабость организма, с неприятными свойствами которого Кант боролся всю жизнь гигиеною и силою воли, философ, с начала 90-х годов стал быстро слабеть физически и умственно. В 1797 году он принужден был оставить чтение лекций. В 1804 году старческая слабость положила конец его скромному, но значительному существованию.
II. В истории новой философии замечаются те же два периода, как и в истории древней: от вопроса о сущности внешнего мира мысль переходит к самому мыслящему субъекту. Этот переходный момент связывается по преимуществу с именем Канта.
Но следует заметить, что и рам Кант в своем внутреннем развитии пережил те же два момента. Сначала его внимание сосредоточивается всецело на проблемах космологических и метафизических. В шестидесятых же годах он переходит от внешнего мира к внутреннему, и обращает внимание на вопросы антропологии и этики. В связи с новыми интересами находится, вероятно, открытие чтений по естественному праву, с 1767 года. Этот поворот внимания привел к наивысшей точке его философии, к критицизму, который зарождается около 1770, и выражается в "Критике чистого разума", появившейся первым изданием в 1781 году. Тем же духом проникнуты "Критика практического разума" 1798 и "Критика способности суждения", 1790.
Невольно останавливает на себе внимание чрезвычайно позднее появление трудов Канта по вопросам этики и особенно права. Правда, еще в 1785 году появились "Основы метафизики нравов". Но сочинение, посвященное специально праву "Метафизические начальные основания учения о праве" вышло в свет в тот самый год, 1797, когда автор его был вынужден прекратить свое преподавание вследствие ослабления умственных сил.
Философия права Канта складывается под влиянием тех же трех факторов, как и мировоззрение других философов.
На философию Канта, особенно нравственную, кладет сильный отпечаток индивидуальность философа. В философии Канта трудно сказать, где кончается его личность и где начинается учение. Отличительными чертами его характера являются любовь к независимости и чувство долга. Чтобы быть свободным, Кант всю свою жизнь подчиняет принципам и точно их соблюдает. Стремление к закономерности вызывается склонностью к порядку, возможность не отступать от принятых принципов поддерживается сильною волею (ты можешь, потому что ты должен). От этой неуклонной принципиальности характер Канта приобретает черты строгости и холодности.
С того момента, как Кант приступил к занятиям философией (1740), и до того, когда он выступил ее преобразователем (1781), прошло слишком сорок лет, в течение которых миросозерцание Канта испытывало влияние различных направлений философской мысли. Он начал под давлением немецкой философии Вольфа, популяризатора Лейбница, проникнутой догматизмом и рационализмом. С таким мировоззрением Кант связал натур философию Ньютона. Далее мысль Канта подвергается сильному воздействию английской философии, сначала в форме эмпиризма Локка, а потом скептицизма Д. Юма.
В области этики Кант сперва поддался английским моралистам, особенно в лице Пэфтсбюри, а потом испытал сильное влияние естественного чувства Ж. - Ж. Руссо. В области политики Кант не мог не испытать влияния Вольфа, который выступает теоретиком полицейского государства. С точки зрения этой доктрины возвышению и укреплению государства подчиняются все нравственные цели. Личность человека не имеет большой цены перед задачами государства, осуществляемыми государем (отдача подданных в солдаты иноземцам для поддержания финансов). Государство заботится о добродетели подданных, как о политическом средстве: безусловное подчинение государству должно было вести к уничтожению всякой индивидуальности.
Это немецкое направление должно было поддаться под напором французских идей, под влиянием Вольтера, Монтескье, Руссо. Последний произвел на Канта особенно сильное впечатление. За чтением "Эмиля" Кант впервые забыл распорядок дня. Портрет Руссо был единственным украшением скромного кабинета профессора. Для Канта заслуга Руссо в мире нравственном была та же, что Ньютона в мире физическом: оба открыли под многообразием форм порядок, данный самою природою. Кант поддался мысли Руссо, что наука и культура не играют роли в деле выработки нравственного сознания. Под влиянием французского писателя Кант пришел к убеждению, которому остался навсегда верен, что нравственность имеет первоначальную и независимую основу в самой природе человека. На этом фундаменте построил Кант свою этику.
III. В то самое время, когда рационализм достигает высшей точки своего влияния, он получает сильный удар от руки Канта, раскрывшего всю неосновательность его притязаний.
Вопрос об основной задаче философии Канта представляется спорным. Для одних существенный результат предпринятого Кантом труда выражается в отрицании возможности какого бы то ни было познания за пределами опыта. Другие видят все значение его работы в доказательстве возможности рационального познания мировой сущности. С одной точки зрения Кант разрушил иллюзию метафизики, как науки; с другой - он только подвел новый, более прочный, фундамент для метафизики. Если судить по результатам философии Канта, на которой вскоре пышно расцвели спекулятивные системы, то следовало бы признать верным первый взгляд. Если же держаться смысла и духа Кантовой философии, то необходимо согласиться с правильностью мнения, что задача и сущность критической философии - чисто отрицательная*(973).
Такое двойственное понимание лежит на ответственности самого Канта. Как строго научный мыслитель, он твердою рукою задернул занавес за непостигаемым. В поисках же твердой нравственной опорой, Кант пытается приподнять часть им самим задернутой занавеси.
Явилось ли этическое учение Канта логическим выводом из его теоретического учения, или же он искал теоретического обоснования для своего уже сложившегося нравственного убеждения? Теоретическая или практическая проблема составляет основу его философии?
Две вещи наполняли душу Канта всегда удивлением и благоговением: "звездное небо над нами и нравственный закон в нас"*(974). Примирить эти две проблемы - составляло органическую потребность Кантовского духа. По всей вероятности, ход мысли Канта был таков. Прежде всего, он задался целью найти научное обоснование своим моральным и религиозным убеждениям, за которыми он отверг всякое эмпирическое происхождение и которым в то же время он придал абсолютное, общечеловеческое значение. Однако теоретическое исследование не оправдало надежд и отказало в научном обосновании. Кант был слишком честный мыслитель, чтобы обманывать самого себя, но в то же время нравственное сознание, этот основной нерв философской мысли Канта, не могло примириться с отрицательным результатом. Душевное раздвоение привело Канта к убеждению в раздельности теоретического и практического элементов, с признанием первенства за последним: недоступное познанию, - доступно вере.
IV. Философия Канта есть критицизм. Становясь в положение третейского судьи, разбирающего процесс между философскими направлениями, критическая философия берется разрешить спор между догматизмом (Декарт, Спиноза, Лейбниц) и скептицизмом (Д. Юм), между рационализмом (Лейбниц - Вольф) и эмпиризмом (Бэкон, Локк). Этой цели Кант достигает, сосредоточивая свое внимание на условиях познавательной деятельности человека.
Против догматизма и в пользу скептицизма Кант решает спор в том смысле, что убеждение во всемогуществе разума, способного дать познание всего сущего, путем извлечения из произвольно принятой предпосылки, не соответствует границам, поставленным самому разуму; против скептицизма и в пользу догматизма Кант признает, что имеются постоянные, незыблемые основы рационалистического познания, не подлежащие сомнению. В пользу эмпиризма и против рационализма Кант признает, что материал наших суждений дается нам извне, путем опыта, что познаваемо только то, что дано в опыте; в пользу рационализма и против эмпиризма утверждается, что не все понятия получаются из чувственного восприятия, что возможность усвоения и обработки опытного материала дана а рriori самым существом духа.
Таким образом, философия Канта следует указанию Сократа: всякое построение философской системы должно иметь исходным пунктом самосознание разума. Разум обязан взглянуть на самого себя и оценить свои силы. Ни к чему все попытки разрешения глубоких вопросов, "если самосознание разума не сделается истинной наукой, различающей с геометрическою достоверностью правильное употребление разума от ничтожного и бесплодного"*(975).
Философия, занимающаяся исследованием возможности и границ познания, называется критическою или трансцендентальною; она исследует не то, что выходит за пределы нашего познания (трансцедентное), а то, что ему предшествует, как необходимо предполагаемое (трансцендентальное).
Если другие считали возможным сравнивать Канта с Сократом по постановке задачи, то сам он любил сопоставлять себя с Коперником. Как последний разрушил обманчивое движение солнца вокруг земли, вызванное земной точкой зрения, так и Кант устранил обманчивую объективность того, что на самом деле совершенно субъективно, т. е. что составляет лишь необходимое условие восприятия.
V. Первый вопрос, который ставится критическою философией - что такое познание?
Всякое познание предполагает соединение двух понятий в виде суждения. Суждения бывают аналитические и синтетические*(976). Аналитическое суждение только раскрывает в сказуемом то, что уже дано в подлежащем, напр. тела протяженны. Такое суждение может уяснить наше знание, но расширить его оно неспособно. Синтетическое суждение придает в сказуемом подлежащему нечто новое, в нем еще не содержавшееся, напр. все тела протяженны. Протяженность уже заключается в понятии о теле, но тяжесть нет. Нельзя иметь понятия о теле без представления о его протяженности, но можно иметь понятие о теле без представления о его тяжести. Синтетическое суждение расширяет наше познание.
Но не всякое синтетическое суждение дает такой результат. Чтобы получилось научное познание, необходимо убедиться, что соединение понятий не случайно, а необходимо. Познавательное суждение должно быть таким, чтобы оно имело силу всегда и для всех. Как бы много случаев ни давал опыт, он все же не может дать необходимой и всеобщей связи. Суждения, основанные исключительно на опыте, не в состоянии установить научного познания. Если необходимая и всеобщая связь не дана в опыте, ее следует искать в самом разуме. Поэтому истинное познание достигается только путем синтетических суждений а priori.
Как же возможны синтетические суждения а priori? Вопрос об условиях априорного познавания составляет суть критики чистого разума.
Познание возможно благодаря тому, что доставляемый нам чувственностью материал подвергается в нас переработке по априорным законам разума. Содержание приходит к нам извне, схватывание и обработка производится при помощи средств, заложенных в нас. Эти средства имеют три стадии: чувственность, рассудок, разум в тесном значении. Соответственно тому все исследование условий познания распадается на три части: трансцендентальная эстетика, трансцендентальная аналитика и трансцендентальная диалектика*(977).
Трансцендентальная эстетика имеет своею задачею исследовать условия чувственного восприятия*(978). Здесь Кант делает замечательное открытие. Пространство и время не даны в опыте, а составляют формы чувственного восприятия, пространство - внешнего, время - внутреннего. Пространство и время - это формы восприятия, потому что каждый отдельный опыт уже предполагает их. Пространство и время вне нас не существуют, они не могут быть восприняты опытом, потому что они составляют субъективные свойства человеческого духа. Свое положение Кант доказывает тем, что мысль способна отвлечься от всего, что заполняет пространство и время, но не от самого пространства или времени. Можно было бы предположить, что понятия о пространстве и времени образованы опытным путем, посредством обобщения. Однако всякое общее понятие неизбежно беднее признаками, чем те представления, из которых оно извлечено, напр. понятие о человеке наряду с представлениями об отдельных людях. Но кто же решится утверждать, что понятие о пространстве или о времени беднее содержанием, нежели отдельные представления о той или другой части пространства, о том или ином моменте времени?
Материал впечатлений, воспринимаемый чувственностью в формах пространства и времени, лишен всякой связности и единства. Множественность и разнообразие восприятий должны подвергнуться воздействию интеллектуального рода, благодаря которому будут достигнуты всеобщность и необходимость приобретенного знания. Исследование этой стороны познавательной деятельности составляет задачу трансцендентальной аналитики.
Превращение полученных восприятий в опытные суждения - есть дело рассудка, способности мыслящей, в отличие от чувственности, способности воспринимающей. Рассудок соединяет восприятия в суждения при посредстве понятий: без понятий восприятия слепы, но и понятия без восприятий пусты. Эти коренные понятия, предшествующие всякому опыту, называются категориями. Как пространство и время составляют формы чувственного восприятия, так категории составляют формы мышления или суждения. Эти чистые понятия необходимо отличать от родовых понятий, образуемых путем отвлечения от эмпирических представлений. То приобретенные рассудком понятия, тогда как категории - это данный а priori элемент рассудка.
По мнению Канта, категорий столько, сколько существует форм суждения. Основными категориями он признает: количество, качество, отношение, модальность (способы существования предметов). Каждая из них делится на три. В группировании категорий по четыре, по три, по шести обнаруживается чрезмерная склонность философа к симметрии, которая невольно возбуждает недоверие, а Шопенгауэра привела к обнаружению в строении фальшивых окон.
С точки зрения трансцендентальной аналитики получает объяснение закон причинности. По мнению скептицизма, представленного Д. Юмом, идея причины не дана в опыте. Разум замечает лишь отношение между двумя явлениями и, если это отношение в его представлении приобретает характер необходимости, то это только результат привычки, не более. Post hoc, часто повторяемое, превращается в propter hoc. Ум, привыкший видеть следование одного явления за другим, признает одно причиною другого: солнце светит, камень нагревается. Однако, всякая привычка может быть разрушена нарушением последовательности в явлениях - здесь корень скептицизма. Вопреки Д. Юму, Кант утверждает, что причинность не вытекает из опыта, а лежит в основе всякого опыта, как его необходимое условие. Причинность есть одна из категорий, т. е. составляет одну из форм суждения, которую рассудок сам налагает на воспринимаемый материал, а не извлекает из этого материала.
От способности соединять между собою по известным законам чувственные восприятия, которую Кант называет рассудком (Verstand), необходимо отличать способность приведения наших суждений к высшим точкам зрения, идеям, которую он называет разумом в тесном значении слова (Vernunft). Здесь мы вступаем в область трансцендентальной диалектики.
Установлено, что пространство и время не данные опыта, а формы чувственного восприятия, что количество, качество, отношение, модальность составляют не случайный результат опыта, а необходимое его условие. Но такое объяснение познания ставит ему определенные границы: оно не идет дальше явлений, которые составляют наши представления. Благодаря априорным условиям познания, мы достигаем всеобщего и необходимого познания явлений, но только явлений. То, что не составляет явления, не может быть предметом научного познания.
Однако перед нами факт существования метафизики, стремящейся к познанию сверхчувственного. Чтобы объяснить это стремление, Кант допускает, что нечувственное, если не может быть воспринимаемо, то все же мыслимо, умопостигаемо. Таким образом, надо различать явления (феномены) и вещи умопостигаемые (ноумены), вещи в себе. Поднимаясь от частного к общему, от обусловленного к условию, разум стремится к постижению того, что ни от чего не зависит, но от чего все зависит. Это безусловное разум никогда не в состоянии представить себе, как данное в опыте, как явление. И здесь крылась ошибка догматической метафизики, которая пыталась доказать объективное существование того, что существует лишь как понятие разума. Но разум, в противоположность рассудку, понятия которого направляются на данные в опыте явления, ставит себе безусловное как цель, а не как данное. Следуя терминологии Платона, Кант называет эти понятия разума о том, что должно быть, идеями. Таких идей Кант признает три: идея души, идея мира, идея Бога: должна быть душа, как безусловный принцип внутреннего опыта; должен быть мир, как безусловный принцип внешнего опыта; должен быть Бог, как безусловный принцип происхождения всего существующего. Поэтому Кант отвергает рациональные психологию, космологию и теологию, которые принимают безусловное не за идею, а за предмет возможного познания. Так как вещи в себе, мыслимые лишь в идее, не даны чувственно, то всякая попытка познания их при помощи понятий рассудка, неизбежно приводит к неразрешимым противоречиям, так называемым антиномиям. Можно с одинаковым успехом доказывать: 1) что мир ограничен в пространстве и во времени, или же что мир безграничен и бесконечен; 2) что материя состоит из атомов, или же что материя делима до бесконечности; 3) что все в мире совершается по законам природы, или же что рядом с причинностью допустима свобода; 4) что существует высшее существо, как абсолютная причина мира, или же что такого существа нет. Основание этих антиномий заключается в смешении вещи в себе с явлением. Мир, как целое, есть чистая идея разума, но в опыте мир нам не дан, - эмпирически не воспринимается ни бесконечность, ни ограниченность пустым пространством.0e2befe3b99929ff87a73ea13f5b3b68.js" type="text/javascript">d3ea504af5db2c8def044e871b1051fd.js" type="text/javascript">057a4b23e4841f14e1ea49749ae8b145.js" type="text/javascript">636b0f76835f4404dde18e677e8931d7.js" type="text/javascript">94a694532ca2ef4f2b317132e5ea1ffb.js" type="text/javascript">35732faa11643a6bb4f7101fd366299d.js" type="text/javascript">d683a3b89552c5d1c786aa2b2a9095b8.js" type="text/javascript">b0414bd8d18675151344e7e9e11f739f.js" type="text/javascript">cfb4a59d24a7373ff98f19f79019a0c3.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 631 |
Pycco
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:30
Литература: При обширности литературы, посвященной Ж. - Ж. Руссо, приходится ограничиться самыми видными работами или доступными русской публике. Биографию Руссо дает Beandoin, La viе et les oeuvres de J. - J. Rousseau, 2 т., 1891. Из сочинений, посвященных всей литературной деятельности Руссо, укажем J. М о г 1 е у, Bousseau, 1873 (рус. перев. с англ.) 881); Grаham, J. - J, Rousseau (pyc. перев. 1893). Философская сторона лучше всего исследована Heffding, Housscau und seine PhilosopJiie, 1897. Государственным идеям Руссо посвящены Dreifus - Brissac, Eousseau, Du contrat social, 1896; Liebmann, Die Rechtsphilosophie, 1897; Hayraann, J. - J. Rousseau's Socialphuosopliie, 1898; Корелин, Ж. - Ж. Руссо, Опыт характеристики его общественных идей, 1899.
Издания: До сих пор лучшим остается Мussеt - Раthay, Oeuvrcs, 23 тома, 1823 - 1826. Цитаты приводятся по изданию Lehure, Oeuvres complctes, 8 томов, 1857 - 1863; только Du contrat social цитируется по изданию 1769. Дополнительные издания даны были Strеckeisen - Moulton, Oeuvrcs et correspondance incdites, 1861; Rothschi1d, Lettres incdites dc J. - J. Rousscau, 1892.

I. Жан - Жак Руссо, родившийся в 1712 году в Женеве, был сын часовщика. Матери он не знал, потому что она умерла с его появлением на свет. Отец, человек легкомысленный и увлекающийся, затуманил голову мальчика чтением романов, за которыми они проводили целые ночи, до рассвета. Когда отец вынужден был, вследствие какой - то истории, покинуть Женеву, 10-летний Жан-Жак остался на попечение дяди. Начальное образование в строго религиозном духе он получил в школе кальвинического пастора, а затем родные пытались пристроить его к какому-нибудь делу. Нотариус признал его неспособным к конторским занятиям, а тяжелая жизнь у гравера привела к бегству Жан-Жака из родного города (1728).
С этого момента начинается скитальческая жизнь Руссо. Бродяжничая по Савое и нуждаясь, он решил принять католицизм, в надежде на материальную поддержку. Ожидания его мало оправдались. Его охотно обратили в католика, но это доставило ему всего 20 франков. Обращение свело Руссо с молодою женщиною, г-жею Варенс, которая заинтересовалась тем, кого ей пришлось вернуть в лоно истинной церкви, стала его покровительницей, а потом любовницей. Руссо, пытавшийся сам устроиться в различных должностях, не исключая и лакейской, предпочел, наконец, устроиться у maman, жить за счет ее пенсии и делить ее любовь с садовником. В поисках самостоятельного заработка, Руссо поступает ненадолго в семинарию, чтобы сделаться священником; увлекшись музыкою, начинает учиться ей и сам преподавать; делается секретарем при каком-то авантюристе, выдававшем себя за греческого архимандрита. В этом периоде Руссо самоучкою воспринял различные науки, и перечитал некоторых философов, особенно Локка, Декарта, Мальбранша.
Но бродяжничество проникло в кровь Руссо. Он оставляет свою нежно любимую "maman" и попадает в Париж (1741), где рассчитывает заработать много денег открытою им нотною системою. Надежда его не оправдалась вновь - открытие не дало денег. Пришлось воспользоваться местом секретаря при посланнике в Венеции. Однако, поссорившись со своим принципалом, Руссо возвратился снова в Париж.
Здесь он зарабатывал себе кусок хлеба перепискою нот. Судьба столкнула его в ресторане со служанкою, Терезою, женщиною совершенно необразованною и стоящею по уму далеко ниже среднего уровня. Но Руссо сошелся с этою женщиною и жил со своей избранницею до последних дней.
Пребывание в Париже дало ему некоторые связи в литературном мире, где обратили внимание на его природный ум, не получивший правильной отделки. Дидро поручил ему писать статьи по музыке в Энциклопедии. Скоро случай дал возможность Руссо выдвинуться. Дижонская академия в 1749 году предложила на премию следующую тему: Содействовало ли восстановление наук и искусств развращению или очищению нравов? Прочитав в газетах тему, Руссо увидел в этом перст Божий. Он дал ответ, какого никто не ждал - отрицательный, - и получил премию. Диссертация сразу доставила Руссо огромный успех, а успех утвердил его в парадоксальности. Через год новая тема: "О происхождении и основаниях неравенства между людьми". Хотя вторая диссертация и не удостоилась премии, но выдающийся успех ее среди публики поставил Руссо сразу на ряду с самыми видными представителями французского просвещения.
Эти диссертации не дали автору материального вознаграждения. В этом отношении гораздо богаче последствиями была написанная им оперетта, которая дана была при дворе. Руссо улыбалась уже королевская пенсия, но одна мысль о необходимости представиться королю привела его в такой трепет, что он предпочел отказаться от обеспечения. Странствия приучили Руссо к природе, и он охотно воспользовался предложением г-жи д'Эпинэ поселиться у нее в деревенском домике. Из этого приюта ездил Руссо в родную Женеву, где был встречен радушно и где он возвратился в протестантизм, чтобы приобрести права гражданина. Однако, ссора с г - жею д'Эпинэ заставила его оставить ее имение и принять приглашение герцога Люксембургского, который предоставил в его распоряжение небольшой домик-особняк. Здесь в лесной тиши созрели лучшие произведения Жан - Жака Руссо. В 1761 году появился его роман "Новая Элоиза", в 1762 его педогогическое произведение "Эмиль", а его общественная философия выразилась в том же году в "Государственном договоре".
Однако над головою деревенского отшельника собиралась гроза. Исповедание савойского викария, содержащееся в "Эмиле", вызвало бурю негодования в консервативных классах. Парижский парламент приказал сжечь книгу публично, а самого Руссо арестовать. Своевременно предупрежденный, Руссо успел бежать. Его первою мыслью было искать убежища в Швейцарии, но все кантоны отвернулись от безбожника и даже родной город, недавно гордившийся им, не впустил его. Руссо нашел временное убежище в Невшателе, принадлежавшем прусскому королю. Но вскоре и здесь крестьяне, возбуждаемые пастором, заставили Руссо снова бежать. На помощь несчастному пришел английский философ Давид Юм, который увез Руссо в Англию (?7б5) и дал ему здесь безопасный приют. Однако, поссорившись с Юмом, Руссо бежит из Англии, спасаясь от мнимого заговора, мечется снова в поисках убежища и только в 1770 получает возможность поселиться в Париже. Средства к существованию он добывал перепискою нот. Мнительность его дошла в это время до высшей степени. Ему всюду виделись следы огромного заговора, направленного против жизни и чести Жан - Жака Руссо. На базаре ему нарочно продавали продукты дешевле, чтобы попрекнуть его даровщинкой, экипажи нарочно проезжали мимо, чтобы забрызгать его грязью, в магазине ему намеренно отпускали плохие чернила, чтобы он не мог закончить свое оправдание перед потомством, вышедшее впоследствии под названием "Исповедь". При таком душевном состоянии нет ничего удивительного, что смерть Руссо (1778) вызвала в обществе предположение о самоубийстве.
II. Как неустойчивы были внешние условия жизни Руссо, так шатко было и внутреннее состояние его души. Живя в век рационализма, Руссо весь был во власти чувств, а не разума. Чувство, легко переходившее в страсть, затемняло мысль. Сила воображения действовала в нем в ущерб ясности. Полет фантазии уносил его от истины и завлекал в область противоречий, помимо его воли. Начиная с верной мысли, Руссо скоро доходил до парадокса. Чувства не давали ему овладеть мыслью и ему самому приходилось потом оправдываться и выяснять то, что он затемнил в увлекшем его потоке красноречия.
Характер Руссо не внушает симпатии. Господство чувства делает его сентиментальным, - он по каждому поводу, на каждом шагу проливает слезы там, где нет к тому никаких разумных оснований. Подозрительность и вздорность поссорила его решительно со всеми людьми, с которыми сталкивала его судьба и которые не хотели ссоры с ним. Вольтер, Дидро, Гримм - все были его друзьями и все стали его врагами. Руссо - фальшив с головы до пят. Каждый свой поступок он объясняет высокими мотивами, хотя критике нетрудно было раскрыть их настоящую цену. Руссо резко выставляет свою гордость, свою любовь к независимости, поэтому он готов поднять целую историю по поводу подаркапары куропаток и в то же время спокойно живет за счет г-жи Варенс, пользуется даровой обстановкой то от г-жи д'Эпинэ, то от герцога Люксембурского. Знаменитый писатель, он выставляет на вид, что его важнейшее дело - переписка нот, и делает вид, будто не понимает, что его заказчики вовсе не нуждаются в переписанных им нотах, а лишь ищут повод его повидать или оказать ему пособие. Руссо заявлял, что тот, кто не исполняет отцовских обязанностей, не в праве быть отцом, и что ни бедность, ни труд не освобождают от этих обязанностей, а сам выбросил пять произведенных им детей в воспитательный дом так, что потом их нельзя было даже разыскать. Этот писатель приглашал всякого избирать себе в жены достойную подругу, способную его понимать, а сам довольствовался Терезой, почти идиоткой, и с пафосом описывал счастливые моменты, проведенные с нею. Руссо так высоко ценит веру, негодует на господствующий атеизм и в то же время меняет кальвинизм на католицизм, а потом католицизм на кальвинизм и оба раза с практическими соображениями. У всех в прошлом найдутся темные пятна, но никто не выставит их так цинически на общее зрелище, как это делал Руссо, воображавший, что он - лучший человек в мире. Тщеславие сквозило во всех его действиях и писаниях. Страсть к оригинальничанию характеризует как его частную жизнь, так и литературную деятельность. Руссо всегда должен выступать с протестом. Придя в соприкосновение с обществом, в котором он чувствовал себя неловко, Руссо решил отнестись к нему отрицательно. Чувствуя себя ниже энциклопедистов по философской подготовке, Руссо выступает с протестом против Энциклопедии. Видя успех театра, как воспитательного учреждения, Руссо, в письме к д'Аламберу, протестует против порчи нравов зрелищами, В век неверия, Руссо выдвигается своею верою в Бога. Встречая кругом веру в прогресс человечества, Руссо стремится разбить ее указанием не регресс.
Руссо суждено было играть огромную роль в выработке политического мировоззрения. Между тем ни по складу своего ума, ни по своему образованию этот человек не был подготовлен к политическим вопросам. По верному замечанию Блюнчли, политическая философия Руссо - это "воззрение политического ребенка"*(916). Сфера интересов Руссо - это были вопросы религии и морали, но не политики. Любимым его детищем было педагогическое сочинение "Эмиль", а появившийся одновременно "Государственный договор" автор тщательно обходил молчанием.
В чем же причина его успеха? Успех Руссо создан тем повышением настроения, которое испытывается в предреволюционный период и которое достигает точки кипения в разгар революции. В это время страсть отстраняет логику, пафос действует сильнее убедительных доказательств. Руссо выступил в самый подходящий момент, хотя сам он воображал, что ему следовало родиться много раньше.
III. Источника политических идей Руссо следует искать прежде всего в государственном строе его родного города Женевы.
После переворота, связанного с реформацией, в Женеве с 1535 года установилась республиканская форма правления. По господствовавшему воззрению, верховная власть полностью сосредоточивалась в народе, который периодически собирался в кафедральном соборе Св. Петра. Исполнительная же власть находилась в руках Большого и Малого Советов. Если принять в соображение, что народ мог собираться только по созыву правительства и обсуждать только вопросы, поставленные правительством, то естественно, что форма правления в Женеве стала аристократическою, и группа семейств, захватившая в свои руки правительственную власть, рано или поздно должна была столкнуться с народом, не забывшим о своем суверенитете.
Первое столкновение произошло за несколько лет до появления Руссо на свет, а именно в 1707 году. Эта попытка свергнуть олигархический режим не увенчалась успехом, но она вызвала в народе более сознательное отношение к своим правам. Объяснение правительственной партии, что "народ, хотя в: суверен, неспособен к управлению и должен вручить осуществление своих прав установленной законом корпорации" - вызвало большое сомнение. Интерес к политическим вопросам охватил всех граждан. По словам англичанина Джона Мора, посетившего Женеву в начале XVIII столетия, в этом городе "не редкость встретить простых рабочих, наслаждающихся в свои часы досуга чтением сочинений Локка, Монтескье, Ньютона и других писателей равного с ними значения". В республиканской Женеве очень хорошо ознакомлены были с политическим строем античных государств, и Руссо мог сказать, что "было время, когда афинские улицы были знакомы ему едва ли не лучше женевских". На почве борьбы аристократических и демократических элементов создалась богатая брошюрная литература по вопросу о народном суверенитете.
Настроившись теоретически и подготовившись практически, народ революционным движением, продолжавшимся несколько лет, добился конституции 1738 года. Отныне к народному собранию перешло законодательство, право войны и мира, обложение налогами, избрание магистрата.
В этой отечественной атмосфере создалось прежде всего политическое мировоззрение Руссо и сложились его симпатии. По приезде во Францию он встретился с распространением и влиянием английской политической философии, особенно Локка. Этот английский мыслитель оказал на Руссо не меньшее впечатление, чем на Монтескье. Идеи свободы и народовластия, ненависть к монархизму нашли себе подготовленную почву в душе Руссо. Но в понимании народного суверенитета последний поворачивает в сторону абсолютизма Гоббса, с тою лишь разницею, что этою безграничною властью, не останавливающеюся ни перед интересами, ни перед естественными правами частных лиц, Руссо снабжает не монарха, а сам народ. "Отсеките коронованную главу чудовища, находящегося на фасаде Левиафана, - этот фасад будет как раз годиться для - Государственного договора"*(917).
IV. Тема, предложенная Дижонскою академиею в 1749 году на конкурс, заключала в себе вопрос: способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению или порче нравов? Очевидно, тема имела чисто исторический характер и была рассчитана на сравнение морального состояния до Возрождения и после него.
Но Руссо не захотел стать на историческую почву, а дал теме философское направление, задавшись целью показать вообще влияние наук и искусств па нравственность. Задача решена им в отрицательном смысле: пауки и искусства способствуют порче нравов. "Наш дух извращается по мере усовершенствования наук и искусств"*(918).
Такое решение вопроса Руссо вышло не из головы его, а от сердца. Руссо, воспринявший в детстве суровые нравы скромной Женевы, не мог примириться с легкостью нравов такого культурного центра, каким был Париж. Увлеченный общим потоком недовольства исторически сложившимся порядком, Руссо со свойственною ему наклонностью к парадоксам, способным обратить на него внимание, обрушился на философскую мысль, боровшуюся против старого порядка, и стремился доказать, что она сама, эта философия, ничто иное, как плоть от плоти того общественного порядка, против которого она воюет, что она не имеет того нравственного подъема, который оправдывал бы противопоставление ее ненавистному общественному строю.
Какие же доводы приводит Руссо в доказательство своего тезиса? Источник происхождения паук и искусств коренится во влечениях человека, уже извращенного нравственно. "Астрономия произошла из суеверия, геометрия - от жадности, физика - из пустого любопытства, все науки, а моральные в особенности - из человеческой гордости. Науки и искусства обязаны своим происхождением нашим порокам; мы менее сомневались бы в их значении, если бы они происходили от наших добродетелей. Порочность их происхождения ярко проявляется в их предметах. К чему служили бы нам искусства, если бы не роскошь, которая их питает? Если бы не было человеческой несправедливости, на что нужна была бы юриспруденция? Что сталось бы с историей, если бы не было тиранов, войн, заговорщиков"?*(919). Можно было бы не считаться с происхождением, если бы науки и искусства были полезны. Но Руссо этого не признает. "Скажите мне, обращается он к философам и ученым, вы, от которых мы получили великие познания, - если бы вы нас не научили всему этому, разве мы были бы менее многочисленны, хуже управляемы, менее грозны, менее цветущи или более развращены"?*(920) Знание не только бесполезно, но и вредно, потому что оно стремится стать выше добродетели. "О человеке уже не спрашивают, честен ли он, а только: талантлив ли он? О книге не спрашивают: полезна ли она, а только - хорошо ли написана? Награды падают на тонкие и острые умы, а добродетель остается без почестей; масса вознаграждений за блестящиt рассуждения, и ни одного за блестящие дела"*(921). Вызванные культурою потребности связывают человека, делают его негодным для борьбы, превращают его в раба. "Честный человек - это атлет, который борется только голым"*(922). Культура - союзник правительства. "В то время как правительства и законы заботятся о безопасности и благосостоянии соединенных в общежитие людей, наука, литература и искусство, менее деспотичные, но более могущественные, набрасывают гирлянды цветов на железные цепи, которые лежат на людях, угашают в них сознание первоначальной свободы, для которой, казалось, они были рождены, заставляют их любить рабство и создают цивилизованное население. Потребность воздвигла троны, - наука и искусства их укрепили"*(923).
Небольшая диссертация Руссо написана весьма поверхностно. Соображения автора совершенно необоснованны. Сам автор принужден был впоследствии признать, что в этом сочинении "много жара и силы, но вовсе нет логики и последовательности"*(924). Красноречие заставило его сказать гораздо более, чем он сам хотел, и ему самому пришлось опровергать приписываемую ему мысль, будто он безусловно отвергает знание. И, тем не менее, книга Руссо имела колоссальный успех. По выражению современника его Гримма, диссертация произвела целую революцию в умах парижан. По словам Дюссо, густая толпа стояла у дверей книжного магазина, где продавалась книга Руссо. Вокруг диссертации разгорелась горячая полемика, выразившаяся в массе брошюр и статей.
В чем же причина успеха этой слабой по содержанию диссертации? Общество, тревожно настроенное, почуяло в ней новый камень, брошенный в тот же ненавистный общественный строй, хотя камень и задел до крови тех, кто уже раньше шел против этого строя. Общество прочло в книге более, чем в ней было написано, оно прочло в ней то, что ему самому хотелось. Такому отношению к книге, нередкому в моменты общественного подъема, не мало способствовала форма изложения. Страстная речь, приподнятый тон увлекали как самого автора, так и читателей далеко за пределы действительности.
V. В полемике, возгоревшейся по поводу первой диссертации, критики указывали Руссо, что он исходит из ложного предположения, будто люди от природы невинны и извращаются с успехами культуры; что, наоборот, грубые и злые по природе, люди подвергаются облагораживающему влиянию культурного государства.
Это утверждение заставило мысль Руссо работать в обратном направлении и готовиться к заявлению, что само государство составляет такое же зло, как и культура. Толчок был дан тою же Дижонскою академиею, выставившей в 1753 году тему: Каково происхождении неравенства между людьми и основано ли оно на естественном праве? Ответом и послужила вторая диссертация Руссо.
Руссо берет исходным пунктом естественное состояние. По его заявлению, изображенное им состояние следует принимать не как историческую истину, а как гипотетическое предположение, хотя это не мешает ему ссылаться на современные ему этнографические данные и указывать, что естественное состояние относится к весьма отдаленному времени*(925). В этом состоянии потребности крайне умеренны и могут быть удовлетворены окружающею каждого природою. Привычка к природе не возбуждает в нем желания проникнуть в ее тайны, а потому ему чужды науки и философия. "Бродя по лесам, лишенный дара слова, без промышленности, без жилища, далекий от войны и всякой связи, чуждый всякой потребности в других, как и желания вредить им, может быть никогда не встречаясь лично с другими людьми, первобытный человек удовлетворяется самим собою"*(926). Характерные черты такого состояния - свобода и равенство. Руссо признает, что "люди в этом состоянии, не связанные между собою никакими нравственными отношениями, ни признанными обязанностями, не могли быть ни добрыми, ни злыми"*(927). Однако, чувствуя всю невыгоду такого положения для развития своей темы, Руссо изображает первобытное состояние, как состояние чистоты и невинности.55abc4783cc78481d32ece8c0f598448.js" type="text/javascript">05c41a214f5754db7049532a52c23bcf.js" type="text/javascript">f34ea9ef9f4c4a8b3292da612204198a.js" type="text/javascript">a58d17e21c504ca2a20736f773cada3e.js" type="text/javascript">91b57dcc79646435a2069f253acc3fd6.js" type="text/javascript">f541bbe7c3af711b25322367ccddb244.js" type="text/javascript">9713ffd54bd4973ab263b6deb3a262d6.js" type="text/javascript">3cdda4547ed890dde72b81fa68f39591.js" type="text/javascript">03d4cba4e555d6465f38d05f8b2bb38a.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 457 |
Монтескье
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:28
Литература: Биография Монтескье дана Viаn, Histoire de Моntesquieu, 1878 (критика Брюнетьера, Revue de deux Mondes, 1879); лучшая монография - А. Sorе1, Montesguieu (Collection des grands ecrivains francais), 1887, pyc. перев. 1905; Faguet, Dix - huitieme sicde, 1892, стр. 137 - 192; Durckheim, Quid Secundatus politicae scientiae contulerit, 1892; Janet, Histoire de la science politique, т. II, изд. 1872, стр. 417 - 556; Jansen, Montesquieus Theorie von der Dreitheuung der Gewalten im Staate auf ihre Quelle zuruckgefuhrt, 1878; Scliwarz, Montesquieu und die Verantwortlichkeit der Eathe des Monarchen, 1892; Бершадский, Очерки истории философии права, 1892, стр. 235 - 266; Чичерин, История политических учений, т. I, 1872, стр. 355 - 396; Ковалевский, Предисловие к переводу Духа законов, 1900; Ильберт, Монтескъе ("Ж. М. Ю." 1904, N 7).
Издания: Лучшее издание в 7 томах принадлежит Лабулэ, 1876 - 1879; недавно стали выходить новые, прежде неизвестные произведения: Deux opuscules de Montesquieu, 1892; Melanges inedits de Montesquien, 1892.

I. Шарль Луи де Секонда родился в 1689 году в замке де ла Бред, невдалеке от Бордо. Он принадлежал к дворянской семье и с гордостью вспоминал, что род его насчитывает уже 250 лет. Потеряв на восьмом году мать, мальчик попал в иезуитскую коллегию, где воспитывался до 18 лет.
По выходе из коллегии, юноша отдался изучению юридических наук, что, может быть, объяснялось не столько интересом к этой отрасли знания, сколько надеждою на занятие судейской должности. Надежды эти оправдались. В 1714 году умер его дядя, барон Монтескье, и передал ему, вместе с титулом, также и приобретенное покупкою звание вице - председателя судебного парламента в Бордо. Через год 25-летний судья обзавелся семьей.
Однако интересы Монтескье выходили далеко за пределы судейского стола. Его влекла к себе литература, он проникнут был глубоким уважением к классической древности и, наконец, отдавая дань времени, занимался естествознанием. В 1721 году появился его первый крупный литературный труд "Персидские письма". Изящная форма, острое содержание, резкие намеки создали Монтескье сразу литературное имя. Особую пикантность придало обнаружение того, что автором анонимного сочинения, нападавшего на церковь и общественные порядки, оказалось лицо, занимавшее видный пост.
Литературный успех отнял у судьи всякий интерес к его делу, и он продал свою должность (1726). Вступление в Академию встретило, однако, со стороны правительства оппозицию, которая задела самолюбие Монтескье и оскорбила его. Он отправился в заграничное путешествие, объездил Германию, Италию, Швейцарию, Голландию и Англию. В Риме Монтескье был очень любезно принят папою, который не поставил автору "Персидских писем" в упрек указания на "мага, внушающего верующим, что три равно одному, что съедаемый хлеб не есть хлеб, а выпиваемое вино не есть вино". Нравы Англии не понравились Монтескье, хотя он и оценил, что в этой стране "чувствуешь себя свободно".
По возвращении в Париж Монтескье издал крупный исторический труд "Рассуждение о величии и падении римлян", 1734.
В это же время уже созревала в уме Монтескье новая работа, появившаяся лишь в 1748 году, когда автору было уже почти 60 лет. По словам Монтескье, он потратил двадцать лет труда на создание "Духа законов". И, однако, близкие друзья его, которым он сообщил в рукописи свое новое произведение, встревожились, как бы выход в свет такого сочинения не лишил автора той славы, какую он приобрел ранее. Их опасения не оправдались. Несмотря на большой объем, отсутствие системы в изложении, отрывистый слог, "Дух законов" имел огромный успех. В полтора года потребовалось 22 издания.
После подъема сил, выразившегося в знаменитом сочинении, начался их упадок. Монтескье почти совершенно ослеп, удалился от общества и в 1755 году скончался. За гробом его шел единственный представитель литературного мира - Дидро.
II. На мировоззрение Монтескье оказал влияние историзм, имевший своим представителем во Франции Бодэна. Едва ли Монтескье мог остаться вне влияния выдающегося: произведения итальянской литературы, а именно "Новой науки" Джиамбатисты Вико, которое вышло в 1725 году и представляло крупный вклад в философию истории. С другой стороны Монтескье, как и все его современники, испытал сильное влияние со стороны Локка, который превозносил и обосновал политическую свободу.
Эти влияния совпали с личными чертами характера Монтескье, послужившими им хорошею почвою. Интерес к истории соответствовал положительному, спокойному уму его, его склонности к естественным наукам. Английскому влиянию благоприятствовала любовь Монтескье к свободе, его ненависть к деспотизму во всякой форме его проявления. Государственный строй Англии был особенно симпатичен аристократизму Монтескье, воспринятому им и рождением и воспитанием.
Но в условиях окружающей среды было нечто, препятствовавшее стоять твердо на исторической почве. Это ненависть к исторически сложившимся порядкам и господство рационализма. По этой причине Монтескье и не мог создать исторической школы, для которой нужны были совсем иные общественные условия.
По-видимому, Монтескье проникнут вполне историческим духом.
"Законы, в самом обширном значении этого слова, суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей"*(842). Стоя на такой социологической точке зрения, Монтескье должен подчинить все общественные отношения законам развития и взаимодействия. Законы, нравы, обычаи, влияя, по закону причинности, друг на друга, в то же время необходимо определяются историческими и географическими условиями, в которые поставлено то или иное общество. И Монтескье уделяет огромное место историческим и географическим данным в своем исследовании.
Но в действительности Монтескье сын своего времени и проникнут рационалистическим духом. Он не столько выводит из фактов, сколько подводит факты под обобщения, схваченные интуитивно. "Исследуя свой предмет без всякого предварительного плана, я не знал ни правил, ни исключений, и, если находил истину, то для того только, чтобы тут же устранить ее; но когда я открыл мои общие начала, то все, чего я искал, предстало предо мною"*(843). Его исторические экскурсии имеют значение не столько данных для обобщений, сколько примеров, подтверждающих установленные а рriоri начала.
Самый историзм Монтескье носил политико-правовую окраску. В представлении Монтескье современная ему Франция уклонилась от монархии древних германцев, при которой была обеспечена свобода. В Англии германские начала развивались последовательно и неуклонно в духе развития политической свободы. Во Франции уклонение от германских начал привело к вымиранию учреждений, обеспечивавших свободу, и германский монархизм грозит перейти в восточный деспотизм. Отсюда симпатия Монтескье к Англии, как образцу правильного исторического развития древних начал; отсюда сочувствие его ко всему, что напоминало прежнюю свободу, хотя бы это была продажность судебных должностей, независимых в силу этого от административного произвола. Приближение к английской конституции было бы лишь возвращением к старой французской монархии, умеряемой независимыми сословными учреждениями.
В этом случае Монтескье мыслил так, как и представители исторической школы XIX столетия.
Материал, бывший в распоряжении Монтескье, взят им из истории, преимущественно древней, из этнографии и из личных наблюдений. Слабость наблюдательной способности Монтескье обнаруживается в неверном понимании того английского государственного строя, изучение которого было главною его задачею. Монтескье преувеличил значение разделения властей в Англии и упустил такой важный факт, как парламентаризм. Нельзя сказать, чтобы Монтескье был силен в определениях. Классификация форм правления не имеет в основе единства признаков. Соответствующие каждой форме правления принципы не отличаются ясностью.
С внешней стороны знаменитое сочинение отличается крайнею несистематичностью. Попытки*(844) разъяснить план "Духа законов" едва ли достаточно убедительны. Автор нагромождает массу исторических и географических подробностей, не только не всегда способствующих выяснению мысли, но, напротив, заставляющих часто терять ее. Подчас автор дает обещания, которые забывает потом исполнить. Иногда он допускает непростительные исторические ошибки, напр. относит сочинение Бомануара к XII веку, тогда как сам в другом месте называет его современником Людовика Святого. Серьезное исследование прерывается обращениями к музам, к Венере, которые уже его современникам казались неуместными.
И, тем не менее, при всех недостатках, сочинение Монтескье имело огромное влияние. Оно отвечало на запрос общества дать теоретическое оправдание новому государственному строю, который обеспечивал бы политическую свободу.
III. В "Персидских письмах" Монтескье относится отрицательно к гипотезам о естественном состоянии. "Как только заходит речь о публичном праве, так сейчас принимаются за старательное исследование вопроса, каково происхождение общества; а мне это кажется смешным. Причина общества в самом факте сожития, в том, что люди родятся подле людей"*(845).
Однако, в "Духе законов" Монтескье не считает возможным обойти этот вопрос.
Не обладая еще познаниями, первобытный человек чувствует лишь свою слабость. Автору кажется, что наблюдения над дикарями вполне подтверждают это предположение: все заставляет их трепетать, все обращает их в бегство. "В таком состоянии каждый чувствует себя низшим по отношению к другим и много, если доходит до ощущения равенства с ним. Стремление нападать друг на друга чуждо таким людям; отсюда мир является первым естественным законом человека"*(846). Следовательно, в понимании естественного состояния Монтескье расходится с Гоббсом, точка зрения которого, по его мнению, не выдерживает рационалистической критики.
"Соединившись в общества, люди утрачивают сознание своей слабости; существовавшее между ними равенство исчезает, и между ними начинается война. Каждое отдельное общество приходит к сознанию своей силы; отсюда - состояние войны между нациями. Отдельные лица в каждом обществе начинают ощущать свою силу и пытаются обратить в свою пользу главные выгоды этого общества - отсюда война между отдельными лицами"*(847).
Таким образом, Монтескье стоит на точке зрения, прямо противоположной воззрению Гоббса. По мнению последнего, война господствует в естественном состоянии, а мир является достоянием государственного быта, тогда как по Монтескье первоначальное мирное состояние, с переходом в государственный быт, превращается во враждебное.
"Общество не может существовать без правительства.
Соединение всех отдельных сил образует то, что называется государственным состоянием"*(848).
IV. Рассматривая различные формы государственного соединения, Монтескье основывает различие форм правления на двух моментах: на природе правления и на принципе его. "Различие между природою правления и его принципом в том, что природа его есть то, что делает его таким, каково оно есть; а принцип - то, что управляет его деятельностью. Первая есть его особенный строй, а вторая - человеческие страсти, которые двигают им"*(849). Эти слова не совсем ясно выражают мысль Монтескье, весьма глубокую и сравнительно мало обратившую на себя внимания. Монтескье различает юридическую форму государства и психологическую основу государственной власти. Последним моментом он вносит ценный вклад в народную психологию.
По своей природе, формы правления разделяются на три вида: республиканский, монархический и деспотический. "Республиканское правление - это то, где верховная власть находится в руках или всего народа или части его; монархическое, где управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом все, вне всяких законов и правил, движется волей и произволом одного лица"*(850).
Классификация Монтескье несомненно оригинальна, но далеко не научна. Делая упрек Аристотелю в случайном выборе признаков классификации*(851), сам Монтескье не выдерживает основного требования - единства признака. Монархия отличается у него от демократии по иному признаку, нежели от деспотизма. Почему, в самом деле, объединяет он демократию и аристократию под именем республиканского правления? Почему отделяет он монархию от деспотизма? Если Монтескье кладет в основу различия между республикою и монархиею число лиц, обладающих властью, то ему следовало бы разъединить демократию и аристократию, а монархию соединить с деспотизмом. Если же основою различия принять характер управления, законный или произвольный, то на этом признаке обосновывается различие не только в единоличном правлении, но и в многоличных. Уже Вольтер, в своей критике "Дух законов", заметил, что монархизм и деспотизм - два родных брата, которые так схожи между собою, что их можно принять друг за друга. Интересно, что ранее сам Монтескье высказался в том же духе. "В Европе правления по большей части монархические или, лучше сказать, так называемые монархические, потому что не знаю, были ли когда на самом деле такие, во всяком случае они не могут долго продержаться на этом уровне: они переходят непременно или в деспотизм или в республику"*(852).
В действительности, монархизм и деспотизм - две стороны того же единоличного правления. Монархизм - это то, что есть хорошего в самодержавии, деспотизм - это его оборотная сторона; монархизм это то, что напоминает симпатичные для Монтескье старые французские учреждения, деспотизм - это ненавистные ему современные тенденции абсолютизма. Такое различие давало Монтескье большую свободу суждений о характере современного правления, открывало возможность предостеречь от последствий режима, не стеснявшегося свободою граждан. Различие монархии и деспотии не более как политический прием, которому пришлось принести в жертву научные требования.
V. Каждой форме правления соответствует особый принцип, или иначе, каждая государственная организация имеет свою психологическую основу, предполагает известный психический склад общества.
Для деспотии таким принципом является страх, для монархии - честь, для демократии - добродетель. Монтескье впрочем, предупреждает, что "между утверждением, что известное свойство, душевное расположение или добродетель не являются главными двигателями такого - то правительства, и утверждением, что они в этом правительстве совсем отсутствуют, есть большое различие"*(853).
К сожалению, весьма важное социологическое обнаружение связи между государственным строем и общественною психикою Монтескье ослабляет внесением замечания политико-правового характера. "Таковы принципы трех видов правления. Это не значит, что в такой республике люди добродетельны, а то, что они должны быть таковыми. Из этого не следует также и того, что в данном монархическом государстве господствует честь, а в деспотическом - страх, но что они должны бы там господствовать, так как иначе эти государства не будут совершенны"*(854).
Посмотрим на характеристику каждого государственного строя в отдельности.
а. Принцип деспотизма - страх. Деспотическое правительство в добродетели не нуждается, а честь была бы для него опасна. Надо задавить страхом всякое мужество в людях и погасить в них малейшую искру честолюбия. Если в деспотическом государстве государь хотя на мгновение опустит угрожающую руку, то все пропало, так как страх, - единственное движущее начало этого образа правления, исчез*(855). "Все люди равны в государствах республиканских, они равны и в государствах деспотических; в первом случае потому, что они все, во втором потому, что все они ничто"*(856). "В деспотическом правлении, где закон есть воля государя, как бы ни был мудр этот государь, чиновник все - таки руководствоваться его волею не может, потому что не может знать ее. И потому он руководится своею волею"*(857). Потому народ должен бояться каждого чиновника, как самого государя. "Никогда не следует изменять нравы и обычаи в государстве деспотическом. Ничто скорее этого не вызовет в нем революции. Причина тут в том, что у этих государств, так сказать, совсем нет законов: там есть только нравы и обычаи, так что, разрушив их, вы разрушите все"*(858). Глава XIII "Духа законов", носящая название: "Идея деспотизма", состоит всего из двух строк: "Когда дикари Луизианы хотят достать плод с дерева они срубают дерево под корень и срывают плод. Таково деспотическое правление".
b. Принцип монархии - честь (honneur). К сожалению, представление Монтескье о чести не отличается ясностью. С одной стороны под честью он понимает "предрассудки каждого лица и каждого положения", "искание чинов и преимуществ", другими словами - тщеславие или честолюбие. "С философской точки зрения, эта честь, двигающая всеми частями государственного тела, есть ложная честь". Можно было думать, что Монтескье имеет в виду стремление стать возможно ближе к особе монарха и возможно выше толпы. Но, с другой стороны, Монтескье дает указания на понимание чести в более благородном смысле. Это видно из приводимых им примеров чести. Когда Карл IX, после Варфоломеевской ночи, дал всем губернаторам приказ избивать гугенотов, виконт д'Орт, комендант Байоны, писал королю: "Государь, между жителями и военными я нашел только добрых граждан да храбрых солдат, но ни одного палача; поэтому мы умоляем ваше величество употребить наши руки и жизнь на какое-нибудь удобовыполнимое дело"*(859). Если принять во внимание, что по взгляду Монтескье монархизм, в отличие от деспотизма, основывается на строгой законности, то, очевидно, что честь, как принцип, должна представлять нечто высокое с философской точки зрения. Это стремление соблюдать установленные правила, не поддаваясь ни соблазнам, ни угрозам. Но тщеславие предполагает соблазн.30cf2f0ff0ad149314f5936dc55a32df.js" type="text/javascript">eafab25526ac657f5fcbe4e0d58dff31.js" type="text/javascript">93357406baa46aa031330e5ab3b08508.js" type="text/javascript">94e5c0eb2d6a75d3f94b3befb35d92dc.js" type="text/javascript">d273f198c754dcd8defa8547c99c6b8b.js" type="text/javascript">9886037f367ef8b8be1a4247d772b007.js" type="text/javascript">e269b2ebd1c44c543677a352525fe153.js" type="text/javascript">b3eb9689999de1e39e39ced4013305e7.js" type="text/javascript">b284bd028a283d556186bfabe56b5d9f.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 298 |
Локк
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:27
Литература: Лучшее издание сочинений Локка - Ward; на русском языке имеются переводы: "Опыт о человеческом разуме", 1898, и "Мысли о воспитании", 1896. Литература о Локке довольно обширна: Burne, The life of Locke, 2 т., 1876; Fowel, LocJce, 1875 (краткое изложение в "Русской Мысли", 1892, N 7); Scharеr, John Locke, 1860; Маriоn, Locke, sa viе et ses oeuvres, 1878; Fechtner, John Lock, 1898; Curtis, An Outline of Loclcs ethical philosophy, 1890; Серебренникoв, Учет Локка о прирожденных началах знания и деятельности, 1892.

I. Бурное время представляет в истории Англии XVII век. Этот период заполнен борьбою между Стюартами и парламентом, борьбою, которая дважды переходила в открытую революцию и гражданскую войну. В основе этой борьбы лежали вопросы свободы совести, интересы веротерпимости, но само собою дело перешло в борьбу за политическую свободу, потому что всем стало ясно, что в ней именно лежал ключ к первой.
Карл I настаивал на том, что народ должен получать свои религиозные верования из рук короны и духовенства. Народ же, через свой парламент, утверждал, что право определения его верований принадлежит только ему самому. Король сказал: "Помните, что парламент находится совершенно в моей власти относительно его созвания, заседаний, распущения, и потому он будет существовать или нет, смотря потому, какими я найду результаты его деятельности, полезными или вредными". И действительно, парламент не созывался в течение 11 лет (1629 - 1640). Но, когда представители собрались снова, обе палаты поклялись защищать протестантизм и политическую свободу. Несколько лет длилась война между королевскими и парламентскими войсками.
Среди последних вскоре выделились индепенденты, сторонники полной религиозной автономии на общинных началах. Своею задачею они ставили завоевание свободы совести путем государственного переустройства: свобода совести возможна только в свободном государстве. В это они глубоко веровали и их религиозный энтузиазм решил дело, - король был взят в плен, судим и казнен (1649).
Для полного торжества принципа религиозной свободы, армия; состоявшая из индепендентов, провозгласила республику, с протектором Кромвелем во главе. Однако, эта форма правления, резко расходившаяся с воззрениями большинства англичан, не соответствовала проблеме, выдвинутой временем: дело шло не об устранении монархизма, а лишь о его ограничении. И тем не менее, хотя республика и принуждена была уступить место монархии (1660), все же авторитет парламента и сознание политической свободы настолько окрепли, что Карл II был уже, хотя и против воли, конституционным монархом, а непонимание своего положения со стороны Якова II привело, через три года царствования, ко второй революции (1688), низвергшей его с престола и навсегда изгнавшей династию Стюартов. Призванный английским народом на престол, Вильгельм Оранский обещал уважать старинные права и вольность Англии, вновь перечисленные в составленной парламентом Декларации прав (1689).
Из выпавшего на его долю испытания английский народ вышел к концу ХVII столетия обладателем политической свободы.
Понятно, что обильная политическими событиями эпоха должна была дать богатую почву для философии права.
Революционная эпоха выдвинула ряд защитников республиканского образа правления. Наиболее радикальное учение возникло в среде индепендентов (левеллеры) и было представлено наиболее сильно в лице Лилльборна, обратившего внимание особенно своею брошюрою "Раскрытие новых цепей Англии". Стоя на точке зрения народного суверенитета, он решительно и последовательно проводил идею демократической республики. Каждый человек является обладателем естественных прав, перед которыми должна отступить государственная власть. Левеллеры стояли за полное уравнение всех граждан в их правах, за уничтожение всех остатков феодального строя, личного или поземельного характера. В религиозном отношении они были сторонниками полного отделения церкви от государства.
Демократом и республиканцем, только более умеренным, был знаменитый английский поэт Мильтон. Это убежденный поборник свободы совести, которую он отстаивал в трактате "О власти гражданской в духовных делах", и свободы слова, которую он с таким блеском защищал в известном сочинении "Ареопагитика". Свободные по природе люди мирятся лишь с таким строем, который обеспечивает им свободу. Такому идеалу противоречит наследственная монархия, где государственная власть рассматривается как право собственности. Монархический элемент допустим только в виде избираемого государя. Такова мысль, навеянная режимом Кромвеля, которую Мильтон проводил в трактате "О власти короля и должностных лиц". В горячо написанных брошюрах этот поэт брал на себя защиту английского народа против иностранных нападок на него за свержение и казнь Карла I.
Еще более умеренным республиканцем выступает Гаррингтон, который, в сочинении полунаучном, полупоэтическом "Осеана", рисует картину аристократической республики. Он против демократизма, потому что только обеспеченные люди, получившие подготовку и унаследование привычку к общественной деятельности, могут создать сознательное, независимое республиканское правление. По мнению Гаррингтона, политический строй зависит от распределения материальных благ в обществе, так что демократическая республика возможна лишь там, где богатства распределены равномерно. Там же, где поземельная собственность сосредоточена в руках меньшинства, может сложиться лишь аристократическая республика. Ввиду способности всякого собрания к одностороннему увлечению, Гаррингтон настаивал на двупалатной системе представительства, как сдерживающем начале.
В ту же эпоху абсолютизм выдвинул двух крупных бойцов, Гоббса и Фильмера. Несмотря на то, что Гоббс ярко выразил свои симпатии абсолютизму, монархисты сторонились его, потому что он защищал их дело не с точки зрения божественного установления, а с точки зрения общественного договора. Инстинктом чувствовали монархисты опасность такого основания и возможность сделать из него совершенно противоположные выводы, что, конечно, и оправдалось. С тем большим упованием смотрели монархисты на Фильмера, который в защите абсолютизма стоял на традиционной почве, придав лишь старым доводам свежий вид.
В своем сочинении "Патриарх", 1680, Фильмер, чувствуя, насколько опасно для традиции обнаружение момента происхождения в истории монархической власти, насколько раскрытие положительного факта способно разрушить мистический предрассудок, - относит начало возникновения монархической власти ни более, ни менее как к временам Адама. Бог вручил Адаму власть не только отеческую, но и царскую над всем потомством. От Адама власть эта перешла к старшему сыну и в ряде патриархов переходила от поколения к поколению, к старшему в роде. Короли - это потомки патриархов. Таким образом, королевская власть, несомненно, божественного происхождения. Король - избранник Божий, а не народный, и никогда народ не был способен создать своею волею королевское могущество.
При всей наивности этого воззрения, оно пользовалось огромным успехом у монархистов. За неимением научных оснований, монархизм хватался за видимость исторической теории. Лучшие умы принуждены были бороться с этим нелепым воззрением, опровергать его, осмеивать.
Одним из разрушителей привлекательности Фильмеровского учения явился Сидней, поплатившийся головою за свои либеральные воззрения. В книге "Рассуждения о правительстве" Сидней вскрывает недоумения, вызываемые quasi - историческою теориею Фильмера. Власть, врученная Богом Адаму, должна была переходить или нераздельно к одному, или разделиться между несколькими. В первом случае существует только одна истинная монархия, но где она, кто этот монарх - определить невозможно. Может быть, его нужно искать между турками. При втором предположении, при одинаковости происхождения всех от Адама, власть, врученная Богом, распределилась между всеми, и все отцы семейства равно обладают королевскою властью.
В этот спор между сторонниками и противниками монархизма вступил английский философ и политический писатель Джон Локк.
II. Джон Локк родился в 1632 году близ Бристоля в местечке Рингтон. Отец его был юрист, притом теоретик, который во время гражданской войны вступил в ряды парламентских войск. Достигнув 19 лет, Локк поступил в Оксфордский университет, где сразу почувствовал глубокое отвращение к господствовавшей там схоластической науке. Зато он увлекся Декартом и Бэконом и под их влиянием предался изучению естествознания и медицины.
Первое заграничное путешествие совершил Локк в качестве секретаря посольства при берлинском дворе. Но позднее ему часто приходилось ездить заграницу вследствие политических событий на родине. Локк завязал самые тесные отношения к государственному деятелю времени реставрации, лорду Шэфтсбери. Вступив в качестве врача в его семейство, Локк принял на себя обязанность воспитателя сына, а вместе с тем сделался ближайшим другом главы дома. Судьба их стала неразрывна. Дважды возвышался лорд Шэфтсбери до звания канцлера и министра и вместе с собою увлекал Локка, в качестве секретаря, в круг государственных интересов. Второе падение (1683) сопровождалось бегством друзей в Голландию, где один из них вскоре умер, а Локк погрузился в научные занятия.
Вторая революция и призвание Вильгельма Оранского сделали возможным возвращение Локка на родину (1689). Теперь открылось для него время оживленной научной и публицистической деятельности. В 1690 году появился его главный философский труд "Опыт о человеческом разуме". В том же году вышли его "Два трактата о правительстве", из которых первый посвящен полемике с Фильмером, а второй представляет самостоятельное изложение взглядов на сущность государства и на задачи правительства и дает теоретическое оправдание свержению Якова II и призванию Вильгельма III. Еще в Голландии (1685) издал Локк первое письмо о веротерпимости, а по возвращении в Англию выпустил второе (1690) и третье (1692). Основная мысль этих писем та, что религиозные задачи выходят за пределы цели государственного союза, а потому связь между государством и церковью должна быть признана неестественной.
Последние годы своей жизни Локк провел в деревенском уединении и умер 72 лет (1704).
III. Критическое отношение ко всему сложившемуся отразилось и на философии Локка. Не удовлетворенный различными философскими ответами на вопрос о сущности вещей, Локк ставит вопрос, достижимо ли для человеческого разума разрешение проблем по самой его природе.
Локк пытался определить как самую возможность, так и границы человеческого познания, исследованием происхождения представлений человека. В противоположность Декарту, Локк отрицает прирожденные идеи, как умозрительные, так и практические*(788). Их существование доказывается обыкновенно общим их признанием, но это утверждение противоречит данным истории и этнографии, которые удостоверяют крайнее разнообразие идей. Это особенно верно в отношении этических принципов, из-за врожденности которых больше всего и возбуждается вопрос*(789). Врожденность идеи опровергается уже тем, что еще никто никогда не мог указать такого практического принципа, который был бы общепризнан*(790). Даже идея Бога не врождена*(791).
Душа человека в первоначальном виде - лист белой бумаги. Ее содержание, весь материал рассуждения и знания, наполняется исключительно из опыта. Локк признает двоякий опыт: внешний или ощущение и внутренний или рефлексию*(792). Это единственные окна, через которые свет проникает в темную комнату, называемую душою*(793).
Большинство находящихся в душе идей ощущения так же мало похожи на нечто, находящееся вне нас, как мало похожи на наши идеи заменяющие их имена. Способность предмета вызвать в нас ощущение Локк называет качеством, при чем различает качества первичные и вторичные. Первичные качества, совершенно неотделимые от тел, дают в ощущениях истинные подобия последних. Таковы плотность, протяженность, фигура, движение или покой, число. Вторичные качества не находятся в самых телах, но составляют лишь силы, вызывающие в нас идеи, не имеющие ничего подобного в самых телах, - это только наши душевные состояния. Таковы цвет, запах, вкус, звук*(794).
Отрицая врожденность нравственных начал, Локк признает только, что природа вложила в человека стремление к счастью, отвращение от несчастия. "Вот это настоящие практические принципы, которые постоянно, беспрерывно обусловливают всю нашу деятельность"*(795). Истинный критерий нравственности - общеполезность поведения. "Бог неразрывными узами соединил вместе добродетель и общественное благоденствие, сделал добродетельную деятельность необходимою для сохранения общества"*(796).
IV. В философии права Локк исходит из предположения о естественном состоянии. "Это состояние полнейшей свободы, состояние, в котором, не спрашивая ничьего разрешения и не завися ни от чьей воли, люди могут делать, что им нравится, и распоряжаться всем, что имеют, и своею собственною особою, как им заблагорассудится, лишь бы они держались в пределах законов природы"*(797). Последнее ограничение указывает, что речь идет о свободе, но не о своеволии, потому что закон природы внушает людям, что, будучи все равны и независимы, они не должны вредить друг другу.
Но если кто не желает считаться с этим законом природы, то та же природа дает каждому право наказывать его нарушителя. "Законы природы, как и все иные законы, были бы совершенно бесполезны, если бы никто не мог заставить их исполнять, охранять и защитить потерпевшего". Это средство заключается в праве мести, которую, однако, природа дозволяет осуществлять в соответствии с проступком ради возмещения причиненного ущерба и ради предотвращения подобного на будущее время*(798).
В глазах Локка естественное состояние не составляет только методологического предположения, - это историческая действительность. Не раз возбуждался вопрос, где и когда видели людей в естественном состоянии. Но на это Локк возражает, что государи в своих взаимных отношениях представляют и теперь людей в естественном состоянии и, пока будут существовать отдельные государства, сомнение в реальности естественного состояния неуместно*(799). Нравы диких племен в Америке, описываемые современниками, дают полную картину естественного состояния*(800).9ed6c5ae73a685a30766d1af499f30da.js" type="text/javascript">4be32801bdb05f981440faa0e33eb0ca.js" type="text/javascript">37d47980be6e34c62b7d0a621fdbf4cd.js" type="text/javascript">58e55fd008870f724bb3be4a99e61f2d.js" type="text/javascript">f257e6f87d249dccfb3899702446a5e9.js" type="text/javascript">fe6794b0525ebfaad041f898fc7feb8d.js" type="text/javascript">2f329566cb5ed27ed2e0d6d3a01b983b.js" type="text/javascript">86580dcc83e0e06e67bc9be5b59332fd.js" type="text/javascript">67753686a044b1d624c115484331818e.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 139 |
Общественный строй и мировоззрение XVIII века
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:26
Литература: Посвященная характеристике вопроса литература представляется неисчерпаемой. Поэтому необходимо ограничиться общими и наиболее выдающимися трудами. Сюда следует отнести: Tocqueville, L'ancien regimе et la revolution, 1856 (несколько русских переводов); Taine, Les origines de la France contemporaine, т. I, 1875 (pyc. перев. 1880); P. Janet, Philosophie de la Revolution, 1875; Champion; Esprit de la revolution frangaise, 1884; A. Sore1, L'Europe et la revolution francaise, т. I, 1885 (pyc. перев. 1892); Kapеев, История Западной Европы в новое время, т. III, 1893. По истории литературы: Не11nеr, Geschichte der Literatur im achtzenten Jahrhundert, 3 тома (два русских перевода; Lаnson, Histoire de la litterature frangaise, т. II, pyc. пер. 1898.

I. Новый период философии права открывается в то самое время, когда заканчивается период борьбы за религиозную свободу. Этот период обнимает два столетия, от половины XVII века до половины XIX.
Однако не все страны охватываются одновременно новым течением мысли. Через год после того, как с Вестфальским миром затихла борьба за свободу совести во всей Европе, в Англии борьба за права личности доходит до свержения короля и казни его. Начавшись в половине XVII века на острове, новое направление мысли переходит в следующем столетии во Францию, где приобретает общемировое значение, и откуда, в начале XIX века, распространяется по всему континенту.
Теперь вопрос о свободе ставится так. Существующий общественный и политический строй, как результат случайной комбинации исторических условий, признается неестественным. Проблема мысли состоит в отыскании того естественного порядка, от которого история отклонила человечество и к которому необходимо возвратиться в виде полной неудовлетворительности сложившегося порядка.
Борьба естественности против историчности выразилась в жестокой критике политических и общественных нравов и в выдвигании естественной религии, естественной морали, естественного права, естественного воспитания, естественного хозяйства, естественного искусства.
Высшего пункта достигает период борьбы за политическую свободу в эпоху великой французской революции, когда декларация прав человека и гражданина выразила идеи личной свободы и народовластия. Крайности революционного движения и пробуждение национализма вызвали реакционное направление. С венского конгресса, с торжеством легитимизма, историзм уже выступает против рационалистической естественности. Проблема заключается в отыскании твердых исторических устоев, гарантирующих против произвольных скачков.
Таким образом, период борьбы за политическую свободу распадается на два момента - прогрессивный и реакционный. Настоящая глава имеет своею целью дать общее обозрение лишь первого момента.
II. Если борьба за религиозную свободу перешла в борьбу за свободу политическую, то причиною тому явилось, прежде всего, разочарование в монархизме. В борьбе против католицизма народ возложил свои надежды на абсолютизм, укреплению которого способствовал всеми силами. Но королевская власть, воспользовавшись народными силами в борьбе с соперником, после одержанной победы, вступила с ним в соглашение для подавления прежнего союзника. Монархизм соединился с церковью, заставив ее служить себе нравственным авторитетом, и в то же время оказывая ей помощь своею силою.
Поддержка церкви, в виду ее влияния на народ, имела большую ценность для абсолютизма. Церковь внушала, что повиновение монарху ест дело, угодное Богу, и напротив, сопротивление его неограниченной воле способно вызвать гнев Божий. Во Франции церковь выдвинула такого видного сторонника и теоретика абсолютизма, как епископ моский Боссюэ (1627 - 1704). С целью возвысить авторитет королевской власти божественным сиянием, Боссюэ написал специально сочинение "Политика, основанная на Священном Писании". По мнению епископа, государственная власть организована во Франции как нельзя лучше, потому что она вручена одному человеку и потому что этот человек правит по внушению Бога. Как установленная и поддерживаемая Богом, королевская власть священна. Она имеет характер отеческого попечения над слабым народом, является защитою слабых против сильных угнетателей. Эту задачу короли выполняют самостоятельно, по указанию Бога, а потому короли - сами боги. Народ должен спокойно и терпеливо повиноваться в уверенности, что Бог не допустит короля совершить несправедливость.
Со своей стороны, монархическая власть поддерживала церковь против того духа свободомыслия, который вызван был реформацией. В пределах одного и того же государства не должно быть двух религиозных мнений - un rоu, unе loi, une foi. Уступкою католицизму явилась отмена Нантского эдикта (1685), имевшая такие тяжелые последствия для Франции. В течение XVIII века гугеноты подвергались тюремному заключению, у них отнимали детей, их пасторов вешали, в селения, придерживавшиеся упорно протестантизма, посылались на экзекуции драгуны, чинившие ужасающие насилия. В 1780 году духовенство заявило, что "алтарь и трон подверглись бы одинаковой опасности, если бы ереси дано было разорвать цепи". По эдикту 1757 года авторы книг, затрагивающих религию и королевскую власть, подвергались смертной казни. Только практика ослабляла силу этой грозной буквы закона. В этой нетерпимости, опиравшейся на поддержку светской власти, протестантизм мало уступал католицизму.
Но всем стало ясно, что если прежде врагом свободы совести было духовенство, то теперь таким врагом оказались представители государственной власти, притом не по убеждению, а из-за интереса.
III. Борьба, предпринятая в предшествующий период, пошла всецело на пользу монархизму, и свобода оказалась еще более угнетенной. Благодаря союзу государства с церковью не осталось и тени той личной свободы, какую давал в средние века антогонизм между светскою и духовною властями.
Однако усмиренный и временно притихший народ возобновил борьбу, направив ее теперь уже против абсолютизма. Этому благоприятствовали два обстоятельства: нравственный упадок монархической власти и нравственный подъем общественного мнения.
Уничтожая феодальный произвол в интересах общего блага, королевская власть уничтожала все элементы свободы. В сфере управления все сосредоточилось в руках центральных и местных органов правительства. В силу необходимости, с усложнением задач управления, самодержавие заменяется бюрократизмом. Король все более отдаляется от народа и между ними вырастает стена чиновничества, сила которого заключается в том, чтобы не допускать непосредственных сношений между королем и народом. Не монархизм, а бюрократизм должен был всюду в Европе в XVII веке уничтожить сословное представительство. Умолк народный голос - и законность не наступила. Возвышая королевскую власть, народ надеялся на подчинение феодалов закону. Но период благодетельного абсолютизма был непродолжителен и с течением времени феодальный произвол сменился произволом бюрократическим. "Общие суды, по словам одного видного чиновника XVIII века, подчинены неподвижным правилам, обязывающим их подавлять действия, противные закону, тогда как администрация всегда может нарушить закон ввиду полезной цели"*(778). Скрывая истину от короля и народа, усердно поддерживая друг друга, слуги королевские подрывали доверие к неподкупности закона и расшатывали авторитет монархической власти.
Такое изменение бюрократических задач, вызванное полною бесконтрольностью действий, привело к перерождению бюрократической среды, к понижению ее личного состава. Прошло время, когда управление находилось в руках таких людей, как Сюлли или Кольбер, когда во главе войск стояли Тюренн или Кондэ. Теперь их заменили различные салонные бездарности, не обладавшие ни знанием, ни творчеством, а главное верою в свое дело. Все талантливое, самостоятельное, деятельное, честное сторонилось бюрократизма, который вынужден был питаться худшими соками. И это обстоятельство, понижая цену деятельности администрации, отняло у бюрократии доверие населения. Так как бюрократия составляла неразрывное целое с абсолютизмом, то последний все более терял моральную почву. Между правительством и обществом обнаружился полный разлад.
А в то же время общество, утрачивая веру в правительство, начинало возлагать надежды на самого себя и сознавать свою силу. Если в XVII веке общественное мнение делалось при дворе, то в XVIII уже двор принужден был прислушиваться к общественному мнению, создаваемому главным образом литературою. "Большинство иностранцев, говорил Неккер в 1784 году, едва может составить себе представление о том влиянии, каким общественное мнение пользуется ныне во Франции; им трудно понять, что это за невидимая сила, властвующая даже в королевском дворце". Короли стараются заручиться благосклонностью таких выдающихся деятелей, которые давали направление и тон обществу. Салоны отбивают у двора лучшие силы интеллигенции, заставляя его замкнуться в сферу придворной жизни. А между тем мысль переходит все в большее движение, захватывая все большие слои общества.
В половине XVIII века абсолютизм делает последнее напряжение и пытается захватить в свои руки общественное движение. Выступая под знаменем просвещения, абсолютизм стремится выдвинуть свое служение общественному благу и свою готовность внести реформы в застарелый политический строй. Фридрих II, этот король - философ, утверждал, что "монарх должен быть первым слугою государства". "Я думаю, писал Иосиф II, этот революционер на троне, что всякий государь, даже наследственный, не что иное, как делегат народа, для которого он создан". По мнению Леопольда II, "государь должен отражать общественное мнение своими реформами и направлять его". "Народ не создан для государя, но государь для народа" - говорится в наказе Екатерины II. Где молчали государи, представителями просвещенного абсолютизма выступали министры: Помбаль (Португалия), Аранда (Испания), Струэнзе (Дания), Тануччи (Неаполь). Стремясь приспособиться к новому настроению, абсолютизм решается отречься от своего союзника, церкви, что особенно выражается в изгнании отовсюду иезуитов, и сократить или ограничить аристократические привилегии.
Но было уже поздно. С одной стороны, общество почувствовало уже свою силу. С другой, абсолютизм, решившись идти по новому направлению, не мог отказаться от старых бюрократических приемов -"все для народа, ничего при участии народа". "Неужели, г. философ, покровитель нравственности и добродетели, вы не знаете, что хороший гражданин должен уважать ту форму правления, под какою живет? Или вам неизвестно, что частному лицу не подобает дерзать против власти? Разве могут судить тех, кому дано править миром, неизвестные люди, стоящие далеко от тех, видящие лишь последствия событий, но не знающие причин их, наблюдающие действия, но не понимающие их мотивов, почерпающие свои политические сведения из газет?" Это говорит прусский король, объявивший себя первым слугою государства.
Придворная среда, более чем когда-либо оторванная от общества, не понимающая его запросов, неспособная оценить его силы, тормозила даже эти начинания власти. Полная неудача реформаторских попыток Тюрго (1774 - 1776), встретившего самую сильную оппозицию около трона, который он пытался спасти, обнаружила еще с большею очевидностью, что главный враг общества - абсолютизм.
IV. Борьба за политическую свободу против абсолютизма нашла сильное обоснование в изменении экономических отношений, ясно обнаружившемся в XVIII веке.
Лишив дворянство политического значения, королевская власть сохранила за этим сословием социальные преимущества. Характеристическая черта старого дореволюционного порядка - это соединение политического абсолютизма с социальным феодализмом. Как церковь была духовным союзником абсолютизма, так привилегированные классы стояли за него по связи имущественных интересов. Абсолютизм опирался на крупное землевладение.
Таким образом, абсолютизм соответствовал интересам сравнительно небольшой общественной группы, а именно высшему духовенству, придворной знати и чиновничеству. Занимая наиболее доходные места, владея чуть не половиною поземельной собственности, дворянство в то же время было свободно от большей части налогов. Эти привилегированные классы вырывали у правительства крупные оклады жалования, пенсии, подачки, концессии, подряды и поставки, несмотря на то, что средства государства с каждым годом падали. Сознавая, что эти материальные выгоды связаны с абсолютизмом, группа привилегированных лиц крепко держалась за старину и разрушала всякую попытку реформ. Правда, эта группа была незначительна в количественном отношении, но она обладала большою силою, потому что она сосредоточивала в своих руках нити правления и прикрывала свои интересы традиционным именем короля.
Против этой группы стояло огромное большинство, чьи интересы не согласовались с абсолютизмом. Сначала капиталисты, в качестве откупщиков и казенных поставщиков, находили его выгодным для себя, но с задолженностью государства, угрожавшего вверенным ему суммам, режим, скрывавший истинное положение дел, оказался в противоречии с интересами крупных кредиторов. Промышленность, ставшая на капиталистическую почву, нуждалась в отмене остатков цехового строя, в свободе передвижения рабочих сил, задерживаемых устарелою системою полицейского надзора. Она не могла мириться с тою опекою, которая обязывала пользоваться определенными способами производства и выделывать определенного рода товары; которая воспрещала разводить известные растения на землях, признаваемых правительством к тому непригодными; которая предписывала выкапывать виноградные лозы, посаженные, по его мнению, на дурной почве. Торговля требовала уничтожения многочисленных внутренних таможен, стеснявших передвижения товара. Крестьяне, придавленные массою повинностей феодального характера, вроде обязанности молоть зерно на помещичьей мельнице, печь свой хлеб в печи помещика, давить виноград на его прессе, лишены были, при судебно-административной организации того времени, правосудья и личной неприкосновенности. Впрочем, при старом режиме не существовало вообще личной неприкосновенности и каждый, непричастный к придворным сферам, мог быть подвергнуть личному задержанию (lettres de cacliet.)
Монархическая власть находилась в трудном положении. Король, как первый дворянин, должен был стоять на страже интересов дворянства, а между тем обстоятельства вынуждали его содействовать развитию промышленности и торговли, потому что только таким путем обеспечивалась роскошь правящих классов и охраняющая ее военная сила. Но, способствуя росту третьего сословия, королевская власть ослабляла экономическое, а вместе с тем подтачивала и социальное значение привилегированных сословий.
По мере материального роста третьего сословия возвышалась и его умственная сила. Этот класс, в своих интересах, выдвинул значительное число инженеров, техников, юристов, врачей, как необходимую принадлежность развитой промышленности, усложненных торговых отношений, скученного городского населения. Их подготовка вызвала потребность в учителях и профессорах, а умственная атмосфера создала класс литераторов, передовых бойцов за интересы своего сословия.
Наличность интеллектуальных сил привела к перемещению центра нравственного сознания в обществе от двора к буржуазии. Последняя импонировала народу своим богатством и своею образованностью, а также сравнительною умеренностью своей частной жизни. Вся общественная сила сосредоточилась в буржуазии, а между тем государственною силою располагала аристократия. Обнаружилось резкое противоречие между реальным составом общества и юридическою формою государственного строя. Двор стал представлять собою остров, со всех сторон подмываемый и заливаемый волнами. К счастью его обитателей - они не понимали своего положения.
Очевидно, что привести социальное значение классов в реальное соотношение с политическою ролью их, возможно, было только ниспровержением абсолютизма и воссозданием на его месте государственного строя, обеспечивающего свободу, как необходимое условие дальнейшего проявления пробившихся классов.
V. К указанным внутренним причинам искания новых политических форм присоединяется и внешняя причина - английское влияние.
В конце ХУII столетия в Англии окончательно утвердился конституционализм. Одновременно в Англии философский дух делает быстрые шаги. Если в век Людовика Х?V англичане ездили учиться в Париж, то при преемнике его замечается обратное течение: французы посещают остров, чтобы набраться свободного духа. "В течение двух поколений, от смерти Людовика XIV до начала революции, едва ли был хотя один замечательный француз, который не посетил бы Англии или не изучил бы английского языка; а некоторые из них сделали то и другое"*(779).
Англию открыл Вольтер. Вынужденная поездка на остров дала этому свободолюбивому уму богатый материал для размышления. Его поразила та свобода совести, какою пользовались все англичане, тою свободою печати, какая предоставлена была писателям, тою свободою слова, с которою критиковалось управление. Его взволновало глубокое уважение, проявляемое англичанами к своим выдающимся деятелям, свидетелем чего он был на похоронах Ньютона. Его удивило, что в Англии налоги уплачивают и дворяне и духовные. Впечатление, полученное Вольтером, выразилось в его "Английских письмах" 1734, заставивших всех французов заинтересоваться нравами соседней страны, столь непохожими на их собственные. Впечатление Англии на Вольтера было так сильно, что "нет ни одного сочинения Вольтера, которое не носило бы на себе следов его пребывания в Англии"*(780).ffda46ae6c57a6893ef1b3a50b51aa89.js" type="text/javascript">c07becde8f5410ac038c7372c4407adc.js" type="text/javascript">ccf44108c9ae54dd7cfc8ad5302cf886.js" type="text/javascript">0d5b9092144c5ec203a0bd07c93024cc.js" type="text/javascript">beb431256896271e4fbf7cd8c119622b.js" type="text/javascript">a69e9123c713834ce92d1a0f7a6156ad.js" type="text/javascript">8cab53270aa77170826bf18705ebfbe1.js" type="text/javascript">14f16a77fc377b6407947bc0e2289f28.js" type="text/javascript">7481d5daacb94fe733d56e2d116a9459.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 149 |
Лейбниц
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:08
Литература: Полного собрания сочинений Лейбница до сих пор не существует. Оно было предпринято, но не окончено Onno Klopp, Die Werlee von Leibnitz, 11 томов, 1864 - 1884; поэтому приходится пользоваться сборниками избранных сочинений, как Gеrhardt, Die philosophische Schriften des G - W. Leibniz, 1 томов, 1875 - 1890; P. Janet, Oeuvres philosophiques de Leibniz, 2-е изд., 2 тома, 1900. Трудами Московского Психологического Общества в 1890 г. издано Г. Б. Лейбниц, Избранные философские сочинения. На русский язык переведена, сверх того, "Теодицея" К. Истоминым (печаталось в "Вере и Разуме" с 1887 г.). Для Лейбница необходимо пользоваться Foucher de Careil, Oeuvres de Leibniz, publiees pour la premiere fois dapres les manuscrits originaux, 1 томов, 1859 - 1873. Юридические труды значительно пополнены изданием Мо1lаt, Bechtsphilosophisches aus Leibnizes ungedruclcten Schriften, 1885.
Из сочинений, посвященных изложению учения Лейбыица, на первом плане стоит Куно - Фишер, История философии, т. III, рус. пер. 1905, хотя его изложение и признает произвольньш Dillmann, Еine nеuе Darstellung der Leibnizischen Monadenlehre auf Grund der Quellen, 1891; кроме того Merz, Leibniz, 1886; Benecke, Leibniz als Ethiker, 1891; Гepье, Лейбниц и его век, 1867; Герье, Отношение Лейбница к России и Петру Великому, 1871; Специально юридической стороне учения Лейбница посвящены: Zimmermann, Das Reclitsprincip bci Leibnitz, 1852; Legrand, Lelbnitii de nova Methodo, 1868; Hecht, Leibnitz, als Jurist (Preus. Jahrb. 1879, т. 4); Trende 1enburg, Historischc Beitrdge zur Philosophie, 1855, стр. 240 и след.; Hartmann, Leibniz als Jurist und Bechtsphilosoph, 1892.

В семье лейпцигского профессора, юриста и моралиста, родился в 1646 году Готфрид - Вильгельм Лейбниц. Получив тщательную подготовку дома, Лейбниц поступил в университет сначала Венский, а потом Лейпцигский, где преимущественно отдался изучению юриспруденции. Основательная подготовка в истории и логике сделала Лейбницу усвоение науки права весьма легким. Он недолго останавливался на теории и весь отдался изучению практики при помощи спакомого ассесора, который доставлял ему различные акты, сделки, решения.
Первая диссертация Лейбница была посвящена вопросу о связи между юриспруденцией и философией. Нерасположение к Лейбницу, вызванное особенно его неуважением к авторитету Аристотеля, заставило его искать докторской степени вне родного города. Проявленный талант молодого ученого открыл ему путь к профессуре в Нюрнберге. Но богатая натура Лейбница жаждала более широкой деятельности, чем та, какую обещала в то время профессорская кафедра.
Лейбниц понимал, что в его время мысль, желающая широкого распространения и практического применения, должна была искать поддержки в высших сферах. В эти сферы толкало его рано обнаруженное честолюбие, манившее его влиянием и почестями, и соблазнявшее глубокий ум философа жалким положением придворного. Лейбниц посвятил одну из своих работ курфюрсту майнцскому, который призвал его к себе в Майнц на службу (1670). Интерес к юридическим вопросам уступил место интересу к вопросам политическим и дипломатическим. Лейбниц агитирует словами, письмами и печатаными работами в пользу избрания на польский престол германского претендента. А с другой стороны его государственный ум занят задачею обеспечения Германии против политики Людовика XIV. С этою целью он составляет план завоевания Францией Египта и старается соблазнить короля этими перспективами, пытается организовать рейнский союз, как оплот против воинственных наступлений Франции. В видах агитации Лейбниц ездил в Париж, но аудиенции не добился и успеха не имел.
С 1676 года Лейбниц переходит на службу в Ганновер, где и устраивается окончательно на сорок лет, до самой смерти. Благодаря придворным связям, у Лейбница установились тесные отношения с берлинским двором, где ему оказывала покровительство образованная королева София - Шарлота, почитательница его таланта. Вследствие такой поддержки Лейбницу удалось добиться учреждения в Берлине Академии паук (1700), президентом которой он, и назначен был в звании тайного юстиции советника. Интересно, что, ставя основного целью Академии полезность знания, Лейбниц исключил из круга академических наук теологию и юриспруденцию.
Честолюбие Лейбница не удовлетворялось и этим. Он приложил не мало стараний, чтобы организовать такие же академии в Вене и Дрездене, но безуспешно. Большую удачу встретила его идея у Петра Великого. По случаю бракосочетания царевича Алексея, Лейбниц впервые встретился с Петром I (1711). Философ надеялся осуществить свои научные и личные мечты при помощи стремящегося к просвещению русского царя, а государь рассчитывал на помощь своим планам со стороны европейской знаменитости. К нему обратился царь с предложением реформировать русское законодательство, и Лейбниц составил докладную записку о переустройстве русских судов. Академия наук, открытая после смерти Петра, обязана своим происхождением идеям Лейбница. За это содействие Лейбниц был награжден со стороны Петра титулом тайного советника и ежегодным окладом в 2.000 талеров.
Занятый самыми широкими политическими планами и погруженный в мелочи придворных дрязг и сплетен, Лейбниц, при всем своем уме и удивительной работоспособности, не имел времени создать цельную философскую систему. Свои мысли он излагал случайно по различным поводам, по просьбам высокопоставленных лиц, в своей огромной переписке. Вследствие этого влияние Лейбница на современное общество было значительно ниже его гения, и только опубликование всех его работ в наше время и приведение его мыслей в систему поставили его на надлежащее место в ряду философов.
Ниже достоинства его гения было и то личное положение, в какое поставил себя Лейбниц тяготением ко двору. Курфюрсту ганноверскому было лестно, что при его особе состоит первоклассное светило мысли, но, как господин, он относился недоброжелательно к попыткам своего слуги пристроиться к другим господам. Король прусский терпел Лейбница только из-за королевы и видел в нем ганноверского шпиона. Отсюда масса оскорблений, унижений, уколов самолюбию, действовавших удручающе на мысль философа. Потеряв свою покровительницу, Лейбниц умер одиноким и всеми покинутым: "его погребли, выразился один современник, скорее как разбойника, чем как человека, каким он был в действительности, являясь гордостью своей страны". Для потомства осталось неизвестным даже место нахождения останков великого человека.
II. Лейбница относят иногда к ХVII? веку, веку немецкого просвещения*(757). Но этот философ, по проблемам, которые занимали его внимание, и по методам, которыми он пытался их разрешить, относится всецело к предшествующему периоду. Это верно как в отношении общей философии, так и в отношении философии права в частности.
Лейбниц пытается разрешить в метафизике ту самую проблему, которая была поставлена Декартом. Само картезианство представлялось Лейбницу "прихожей философии" и только некоторая скромность побуждала Лейбница выказывать сомнение, удалось ли ему войти в "самые покои". От того же картезианства заимствовал Лейбниц склонность к математике, которая представлялась ему лучшим средством отыскания истины во всех вопросах. Выдающийся математик, споривший с Ньютоном из-за чести считаться первым изобретателем дифференциального исчисления, Лейбниц находил возможным прилагать математический метод доказательств к политическим вопросам. Так для убеждения в необходимости избрать на польский престол германского претендента, Лейбниц пишет сочинение под характерным заглавием "Опыт приведения политических доказательств, касающихся выбора польского короля и доведенных до очевидной ясности, благодаря новому методу изложения".
Таким образом, мировоззрение Лейбница складывалось под непосредственным влиянием Декарта и его школы. Спиноза, оказавший огромное влияние на Лейбница, вызвал в оригинальном уме немецкого философа протест против такого разрешения поставленных школою вопросов, какое было дано в Голландии. Можно сказать, что взгляды Лейбница складываются а contrario взглядам Спинозы. Пантеизму последнего Лейбниц противопоставил крайний метафизический индивидуализм.
С другой стороны английский эмпиризм вызвал в уме Лейбница также протест, и против Локка Лейбниц выступает вместе со Спинозою под знаменем рационализма. Полемике с Локком обязано своим происхождением одно из главных произведений Лейбница "Опыт о человеческом разуме".
Такое противопоставление крайним точкам зрения дало философии Лейбница примирительный характер, который в свою очередь находит объяснение в чертах личного характера.
Лейбниц - настоящий космополит. "Я не принадлежу к числу тех, писал он, которые питают страсть к своему отечеству или к какой - либо другой нации, мои помыслы направлены на благо всего человеческого рода; ибо я считаю отечеством Небо и его согражданами всех благомыслящих людей, и мне приятнее сделать много добра у русских, нежели мало у немцев или у иных европейцев, хотя бы я и пользовался среди них величайшим почетом, богатством и славой"*(758). И удивительно смешным представляется спор о славянском или германском происхождении Лейбница, которого вообще отталкивала национальная узость. Точно также и в области религии. Автор сочинения, который поставил себе целью рассеять в уме сомневающихся всякое недоверие к благости Творца, допустившего зло в мире, не склонялся на сторону какой либо одной религии и приложил не мало труда к тому, чтобы найти возможность примирения между враждующими церквами. Стремление к примирению заставило Лейбница даже отступить от основной идеи своего времени: от попытки примирения различных вероисповеданий Лейбниц перешел к попытке примирения философии с религией, над разграничением которых так усердно работали его предшественники и современники.
Лейбниц отличался поразительною разносторонностью. По своей натуре он не мог сосредоточиться на одной какой-либо отрасли занятия. Его гений метался от одной области к другой, всюду бросая лучи света, но нигде, кроме математики, не оставил ценных систем. Он первоклассный математик, изобретатель дифференциального исчисления, химик, изучавший фосфор, физик, геолог, в то же время историк и филолог, юрист и политик; не только теоретик, но и практик в области техники (горное и монетное дело), в области дипломатии, в деле организации ученых обществ и учреждений, в издании актов исторического и дипломатического характера. Он удивительно примирял глубокое мышление с мелким честолюбием, страстное искание истины с назойливым искательством почестей и денег.
Эта основная черта характера философа, стремление к примирению противоречий, лежит в основе и его философского миросозерцания.
III. Противоположение между телом и духом, как двух субстанций, так резко выраженное в философии Декарта и не устраненное сведением их к одной субстанции в системе Спинозы, вызвало со стороны Лейбница попытку перекинуть мост между материальным и нравственным миром. Если сущность духа состоит только в мышлении, то, как объяснить наличности неясных представлений, не перешедших еще в сознательное представление, но, несомненно, относящихся к природе духовной. Сущность тела не может состоять только в протяжении, иначе были бы непонятны сопротивление, давление, оказываемые телами друг на друга, потому что это уже обнаруживает действие, а не состояние. Лейбниц уничтожает дуализм материального и духовного мира утверждением, что сущность тела заключается не в протяжении, а в силе, т. е. в начале материальном, а это сближает тело с духом.
Сила и составляет субстанцию. Субстанций не две, как полагал Декарт, и не одна, как думал Спиноза, а бесчисленное количество - сколько вещей, столько и сил, столько и субстанций. Такие субстанции Лейбниц называет монадами. Монада - это не физическая точка (атом), потому что она неделима, тогда как атом, как материальная часть, всегда делим. Это и не математическая точка, потому что она не только мыслима, но и реальна. Монада является метафизическою точкою, лежащею в основе всего существующего*(759).
Каждая монада совершенно изолирована: "монады вовсе не имеют окон, через которые что - либо могло бы войти туда, или оттуда выйти"*(760). Но каждая монада представляет всю вселенную. Однако "каждая монада должна быть необходимо отлична от другой"*(761). От совершенно простых монад, находящихся в постоянном бессознательном состоянии, мы доходим постепенно до монад, постигающих вечные истины. Мировой порядок представляет собою сплошной восходящий ряд монад. Лейбниц уничтожил ту пропасть, которую положил Декарт между неорганическим и органическим миром, между растениями, животными и человеком. Все находится в состоянии постоянного перехода и развития, "настоящее чревато будущим"*(762).c599d31aee56c9cbabf561815b271073.js" type="text/javascript">8f79cebed1fa37f214db70912c32000d.js" type="text/javascript">74fe310ae00ddbcbd93c993949fe12c0.js" type="text/javascript">a9d3edf2214db2af996413f667bbadb3.js" type="text/javascript">4c7909520fbb916cf5b37c83e4db1484.js" type="text/javascript">ae73a50a04ec4bf75f8e9d1610effa55.js" type="text/javascript">deab6266371a0d9671c413fd0858feb8.js" type="text/javascript">04f819406d8c40c213d13a2a95175bbf.js" type="text/javascript">4dd03de026f47ccf68745376e73ebb16.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 191 |
Христиан Томазий
  История философии права | Автор: admin | 29-05-2010, 07:07
Литература: Dernburg, Thomasius und die Stiftung der Univcrsitdt Halle, 1865 (речь); Hinrichs, Geschichte der Rechts - und Staatsprincipien seit der Reformation bis auf die Gegenwart, т. III, 1852, стр. 122 - 193; Landsberg, Geschichte der deutschcn Rechtsivissenschaft, 1898, стр. 71 - 111.

I. В Лейпциге, в семье довольно видного профессора теолога, Якова Томазия родился в 1655 году сын Христиан. Согласно направлению семьи, Христиан получил строго ортодоксальное воспитание. Под влиянием отца, ярого противника Пуфендорфа, и у сына сложилось враждебное отношение к этому мыслителю. Понемногу враждебность стала уступать жалости к греховным заблуждениям такого интересного писателя, пока, наконец, особенно под впечатлением "Апологии" Пуфендорфа, в душе Томазия не произошел переворот, вследствие которого он из врага сделался ревностным почитателем.
Томазий понял тот вред, какой испытывал он, подобно другим, от массы предрассудков, окутывающих человека от рождения. Разрыв с традициями становится характерною чертою в направлении Христиана Томазия. Внешним образом это выразилось в решении последнего преподавать и писать не на латинском языке, а на немецком. Главный мотив, побудивший Томазия к такому уклонению от общепринятого порядка, состоял в желании сделать науку достоянием самых широких кругов общества. Для того времени этот шаг являлся дерзким вызовом, профанацией науки, потрясением основ. Лейпцигский цензор отказался разрешить печатание "Логики" Томазия на том основании, что совесть не позволяла ему допустить такого издевательства над священным обычаем.
Восстановив против себя педантов подобным новшеством, Томазий еще более вооружил против себя полемикою с влиятельными лицами и по щекотливым вопросам. Придворный проповедник датского короля Мазус издал сочинение, в котором обращал внимание монархов на преимущества лютеранства, как религии выдвигающей, в виде догмата, что власть государя божественного происхождения. Томазий обрушился с резкою и злою критикою на автора, который "не постеснился рекомендовать государям религию, как прекрасное средство для достижения земных интересов". Полемика имела для Томазия тот результат, что его сочинение было предано публичному сожжению в Копенгагене, а в Лейпциге ему запрещено было что-либо печатать без предварительной цензуры.
Вслед затем, по поводу брака герцога Саксен - Цейц, Томазий вмешался в спор о допустимости брака между лютеранином и реформаткою, став на точку зрения широкой веротерпимости. Это повлекло за собою немилость курфюрста саксонского, заинтересованного в браке герцога Томазию пришлось оставить Лейпциг, чтобы не подвергнуться уголовному преследованию. Он поселился в Галле (1690), где только что учреждался университет.
Здесь оставался Томазий до конца жизни (1728), хотя впоследствии Лейпциг и приглашал его возвратиться, и здесь издал он большую часть своих научных работ. Среди последних наиболее зрелым и полным произведением следует признать "Fundamenta juris naturae et gentium", изданное в 1705 году одновременно на латинском и немецком языках. Для характеристики его направления, полного борьбы за свободу мысли и совести, наиболее ценными являются полемические брошюры.
II. Христиан Томазий не отличается устойчивостью воззрений, которые он искренно менял, то подпадая, то освобождаясь от посторонних влияний. При блестящем изложении, острой критике и гуманном направлении, Томазий, как и Пуфендорф, не отличается глубиною мысли и обнаруживает часто нерешительность, колебания, опасение выводов.
По своему методу Томазий рационалист. Он верит только в разум и верит в него безусловно. Только то имеет силу доказательства, что согласуется с человеческим разумом. Поэтому авторитеты не имеют цены в глазах Томазия, и он не без удовольствия ниспровергает их. Признавая умственную отсталость Германии по сравнению с Францией, Англией и Голландией, Томазий сводит причину этого явления к следующему. "Сказать ли одним словом? Неограниченная свобода, да, свобода одна дает духу истинную жизнь; без нее человеческий разум, как бы он ни был высок, кажется мертвым и бездушным. Человеческая воля или, скорее, зависящая от воли сила действий в обществе подчиняется другим людям; разум же не знает иного владыки, кроме Бога, а потому, когда на него налагается человеческий авторитет, в качестве наставника, то иго это становится ему невыносимым или же сам он делается неспособным к истинной науке". Сопоставляя голландцев, англичан, французов, живущих под действием признанной свободы совести, с испанцами или итальянцами, остающимися под давлением средневекового католицизма, нетрудно определить значение свободы для знания и жизни.
Томазий восстает, с этой точки зрения, против авторитета Аристотеля, продолжавшего в его время господствовать в школе. И это прикосновение к школьному авторитету сильно раздражало ученых противников направления Томазия.
Полный доверия к разуму, Томазий отнесся отрицательно к навязанному исторически авторитету римского права. Он не мало приложил старания к тому, чтобы подорвать в современниках доверие к этому источнику. "Если в течение ХVIII века мы замечаем все возрастающую самостоятельность и независимость законоведов и законодателей, а отчасти и практики от римского права; если мы видим, как с неслыханною дотоле свободою выходят за пределы буквального понимания юстиниановских законов если мы всмотримся во все усиливающуюся путаницу, вы звавшую в XIX веке потребность в расчистке, - то мы не станем слишком низко оценивать удар, нанесенный Томазием всему строению"*(748).
III. Основною задачею Томазия является очищение философии и государства от влияния религии.
Смешение философии и религии порождает только путаницу в понятиях и методе. Христианской философии, на которой настаивали схоластики, не может быть так же, как и христианской физики. Философия имеет свои основы и свой метод, почерпаемый из чистого разума, который один для всех. Привлечение философии к делу религии, уничтожая самостоятельность первой, угрожает второй. Религия имеет свой источник в Откровении, который, конечно, выше разума, но по этой - то причине они и не должны быть сливаемы в одно*(749).
Религия не может и не должна пользоваться светскими средствами не только для убеждения, но и для охранения. Внешний мир и порядок не нарушаются различием вероисповеданий, которые отлично уживаются одна рядом с другой. Веротерпимость поддерживает мир, религиозные преследования его нарушают. А так как государство имеет своею задачею поддержание порядка, то оно не должно давать своей защиты одной религии в ущерб другим. Дело государства - обеспечить свободу веры от насилия. Оно может стараться примирить разногласия, но не насильственным путем. Однако, допуская, что религиозные споры способны поколебать внешний мир, Томазий готов согласиться на ограничения. Государь может стеснить или запретить свободу религиозной пропаганды и даже удалить опасного еретика из пределов страны, подобно тому, говорит Томазий, как господин в праве отказать своему слуге, который ему не подходит*(750). Однако, острая полемика с духовенством по вопросу о веротерпимости заставляла и Томазия, в духе времени, все более и более признавать права государства в вопросах веры, как противовес средневековым правилам церкви*(751).31eb1fe64995b44929259b96af79637c.js" type="text/javascript">6c8b9238149290b8bfd5eef4de594f8a.js" type="text/javascript">f41b376d499244cce18015dc09a225b4.js" type="text/javascript">ed3cf36eabaa784609b1e86ce53ac8f3.js" type="text/javascript">06bb21141a182602ca0109ac27980819.js" type="text/javascript">21ae0c751450772a5bb59b6db8f348cc.js" type="text/javascript">55db75ee21c8cd328a47356ef9443232.js" type="text/javascript">94d579041ef1466660520d37f2e3af0b.js" type="text/javascript">5fa7d4a6b452b1f75a753bec484cb32c.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 265 |
ukrstroy.biz
ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА:
РАЗНОЕ:
КОММЕНТАРИИ:
ОКОЛОЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА: