Обеспечение законности в переходный период российского общества – труднейшая научная и прикладная задача. На ее реализации сказываются объективные трудности реформ в огромном евро-азиатском государстве. Непредсказуемые, преимущественно негативные, последствия несут в себе серьезные стратегические просчеты государства в управлении социально-правовыми процессами. К сожалению, наука, в том числе юридическая, слишком долго находилась в плену перестроечной эйфории и по большому счету опоздала со своими предостережениями.
Издержки романтизма на стартовом этапе преобразований, сложность осмысления неординарных явлений общественной практики стимулировали рождение амбициозных, «авангардистских» концепций, объективно оправдавших нигилистическое отношение к законности, как пережиточной категории прежнего режима.
Их влияния не избежал даже такой основополагающий политико-правовой документ, как Концепция реформы.
На старте «перестройки» и в последующие годы серьезный ущерб законности был нанесен пропагандой и внедрением в жизнедеятельность общества нового принципа правового поведения: «разрешено все, что не запрещено законом». Его разрушительная сила особенно стала ощутимой в период радикальных экономических реформ, перехода к рыночным отношениям при отсутствии должного законодательного обеспечения. При динамизме социально-экономических и общественных преобразований и неадекватности их правового регулирования провозглашенный принцип привел на практике к осложнению криминальной ситуации, утрате социально-регулирующей функции морали, как одного из средств совершенствования общественных отношений.
Требуется более глубокое научное осмысление и обоснование содержательного отличия господствовавшей в прошлом «социалистической законности» от принципа законности правового государства Переход к понятию «законность» – это не формальная смена терминов, а кардинальная переориентация приоритетов в предмете правозащиты.
Если фундаментальной основой «социалистической законности» были интересы государства, стоявшего над личностью и обществом, то в условиях конституционного провозглашения примата прав и свобод личности, интересов гражданского общества должны меняться не только приоритеты как принципы, но и цели, задачи законности, механизма их реализации. В частности, смена правозащитных приоритетов не должна вести, как это порой демонстрируется в теоретических работах и практической политике, к противопоставлении личности, общества и государства. Важно видеть в праве и законности равнодействующую общего интереса, обеспечивающую в конечном счете реальную гарантию прав и свобод человека и гражданина. Правовое государство, как главный гарант законности, должно быть и самым чувствительным индикатором отношения населения к проводимым в стране социально-правовым мероприятиям, предупреждать появление в массовом правосознании феномена «нелегитимности» самих законов, как не отвечающих их социальным ожиданиям.
Известная болезнь «левизны» в науке не могла не отразиться на государственно-правовой практике законотворчества и правоприменения.
Россия как бы изначально вынесла за скобки важную составляющую демократических преобразований – правопорядок и его стержневую основу – законность. Недооценка этого органического компонента демократии усугубила системный кризис общества, что наиболее рельефно проявилось в небывалом росте преступности и распространении правового нигилизма во всех слоях населения и эшелонах власти.
Произошло ослабление, разбалансировка системы управления процессами преобразований. В частности, вследствие несогласованности между ветвями власти, всплеска проявлений национализма и сепаратизма, государство в значительной мере утратило единство собственной воли в обеспечении требований конституционной законности и правопорядка. Иллюстрацией служат принятие многочисленных актов субъектов Федерации, противоречащих федеральным законам, нарушений конституционного принципа... «двойного ведения», покушения на централистские основы системы прокурорского надзора. Дело дошло до того, что отдельные политические деятели стали открыто высказываться за допустимость стимулирования рыночных отношений любыми, в том числе противоправными, способами, включая взяточничество. Коррумпированность части государственного аппарата, снижение авторитета власти в глазах населения зачастую сводят на нет официальные призывы и требования о законопослушании.
Под влиянием негативных реалий жизни и недовольства значительной части населения в последние годы вносятся коррективы в практику государственно-правового строительства, определение роли государства в восстановлении дисциплины и порядка. Об этом свидетельствуют новые Уголовный и Гражданский кодексы, а также Уголовно-процессуальный кодекс, правительственные программы борьбы с преступностью, официальные послания Президента к парламенту России и другие акции, направленные на укрепление режима законности. Нормализуется нормотворческая и практическая деятельность в сфере правопорядка в субъектах Федерации, на муниципальном уровне.
Справедливости ради заметим более заинтересованную востребованность властью научных исследований.
Тем не менее ситуация продолжает оставаться напряженной, о чем свидетельствуют характер и динамика нарушений законности в социально значимых сферах общественных отношений, связанных прежде всего с функционированием государственного механизма по обеспечению прав и свобод человека.
Конституционная законность и прокуратура
В целом состояние конституционной законности не вызывает удовлетворенности. Некоторые позитивные перемены в направлении общественной стабильности означают, что обеспечение конституционной законности возможно не на пути размывания фундаментальных положений Конституции Федерации, а через их последовательную реализацию и дальнейшее развитие.
Это касается, в первую очередь, законотворчества, осуществляемого как на федеральном уровне, так и в субъектах Российской Федерации.
В 1996-1997 гг. приняты предусмотренные Конституцией РФ федеральные конституционные законы (о судебной системе, об уполномоченном по правам человека, о референдуме Российской Федерации, об арбитражных судах и т.д.), отсутствие которых сдерживало функционирование государственных структур. Важно отметить также, что в нормативно-правовом регулировании сегодня все больший приоритет получают именно законы, а не подзаконные акты.
Вместе с тем анализ нормативных актов, изучение научных и публицистических материалов, правоприменительной практики показывают, что федеральное законотворчество сохраняет груз отрицательных аспектов (недостаточно высокое юридическое качество законодательных проектов, отсутствие должной обеспеченности исполнения законов материальными и финансовыми ресурсами, не разработаны четкие критерии предмета федерального законодательного регулирования и т.д.). Достаточно сложной остается проблема размежевания законодательства на федеральном и региональном уровнях.
Все это отрицательно сказывается в конечном счете на состоянии конституционной законности, приводит к замедлению необходимых нормотворческих работ, излишне усложняет законодательный процесс.
В 1996 г. – первой половине 1997 г. практически завершился процесс оформления статуса субъектов Федерации посредством разработки и принятия уставов краев и областей, городов федерального значения, а также автономных округов. Оформление статусов субъектов Российской Федерации практически завершено и Конституция Российской Федерации в этой части получает должную реализацию.
Вместе с тем необходимо иметь в виду, что как в уставах, так и особенно в конституциях республик в составе Российской Федерации содержатся положения, по поводу которых нет достаточной определенности в плане обеспечения конституционной законности. Это касается, например, определений статуса республик в качестве суверенных, республиканского гражданства и т.д. Существенным пробелом является также то, что во многих республиканских конституциях отсутствуют положения о корреляции республиканского законодательства с федеральным.
Исходя из интересов конституционной законности, представляется необходимым инициировать, например, со стороны Генеральной прокуратуры, обзорный анализ спорных положений республиканских конституций на предмет соответствия Конституции Российской Федерации с последующим представлением его Президенту Российской Федерации. Это было бы логичным продолжением работы, начатой обсуждением в июле 1997 г. на коллегии Генеральной прокуратуры РФ вопроса «О практике прокурорского реагирования на несоответствие федеральному законодательству конституций, уставов, законов, других нормативных актов субъектов Российской Федерации».
Не простым вопросом с точки зрения требований конституционной законности является правомерность статуса автономных округов, поскольку их отношения с соответствующими краями и областями порождают или способны вызывать немалое число конфликтных ситуаций.
Последние годы активно продолжался процесс заключения внутрифедеративных договоров между Российской Федерацией и отдельными ее субъектами.
Данный процесс, хотя и опирается на нормы Конституции Российской Федерации, оказался в известной мере неожиданным. Если первый договор такого рода (с Татарстаном от 15 февраля 1994 г.) выполнял откровенно политические задачи, то современные внутрифедеративные договоры имеют преимущественно организационный и материально-финансовый характер.
Названные договоры служат подспорьем в развитии конституционной базы федерализма на тех началах, которые закреплены в нынешней Конституции. Они выступают дополнительным источником конституционного и ряда других отраслей права. Однако настораживает однобокость договорного процесса. Субъекты Федерации, как правило, стремятся в названных «двухсторонних» договорах получить «односторонние» выгоды и, как минимум, перераспределить предметы ведения и полномочия в основном за счет расширения предметов совместного ведения.
Практика заключения двухсторонних договоров имеет и откровенно спорные, дезинтеграционные моменты. Это касается как содержания и процедур заключения договоров, так и их юридической силы. К сожалению, внутрифедеративные договоры никогда еще не были предметом судебной оценки, и это затрудняет обеспечение необходимого единства в подходе к ним со стороны юридических органов.
В свете изложенного представляется целесообразным, чтобы анализ внутрифедеративных договоров с точки зрения конституционной законности стал предметом глубоких научных исследований, а также их судебной оценки соответственно со стороны органов конституционного правосудия и Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Это способствовало бы выработке единства позиций, стимулированию контрольно-надзорной деятельности, концентрировало бы внимание органов государственной власти всех уровней к данной острой проблеме.
Значительные осложнения для конституционной законности возникли в области формирования системы местного самоуправления, причем задействованными здесь оказались сразу несколько факторов. Во-первых, это сама нетрадиционность институтов местного самоуправления для современного российского общества. Во-вторых, нежелание региональной элиты быть в политической конкуренции с органами местного самоуправления. В-третьих, неизбежное воздействие в нормативно-правовом, материальном и организационном плане на формирование местного самоуправления со стороны органов государственной власти.
С целью преодоления вышеозначенных и иных препятствий 26 ноября 1996 г. был принят Федеральный закон «Об обеспечении конституционных прав граждан Российской Федерации избирать и быть избранным в органы местного самоуправления». Широкий резонанс получило Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 января 1997 г., которым оценивалась конституционность ряда законодательных положений Удмуртской Республики Наконец, надо специально выделить Указ Президента Российской Федерации от 10 марта 1997 г. № 193 «О мерах по реализации постановлений Конституционного Суда Российской Федерации от 24 января 1997 г № 1-П по делу о проверке конституционности Закона Удмуртской Республики от 17 апреля 1996 г. "О системе органов государственной власти Удмуртской Республики"». Вопросы организации прокурорского надзора за исполнением законодательства о местном самоуправлении были также предметом рассмотрения на заседании коллеги и Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Ею были разработаны и направлены на места методические рекомендации об организации прокурорской проверки исполнения законодательства о местном самоуправлении.
Все это свидетельствует о том, что в стране постепенно начинает накапливаться государственно-правовой опыт обеспечения конституционной законности в сфере местного самоуправления.
Вместе с тем сохраняются негативы принципиального значения, связанные с международными обязательствами. Во-первых, Европейская хартия местного самоуправления предусматривает, что последнее осуществляется под собственную ответственность местных сообществ. Этот принцип воспроизводится и в российском законодательстве. Он предполагает, что граждане обладают правом на местное самоуправление. Между тем в России подобная система сегодня попросту навязана гражданам, которые по существу не высказывают своего волеизъявления по поводу создания муниципальных образований.
Во-вторых, несмотря на принятие Федерального закона от 17 марта 1997 г. «О внесении дополнений в Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», многие вопросы этих новых образований остаются неразрешенными, в частности, для городов федерального значения и центров республик, краев, областей, округов, где просматриваются ограничения власти местного самоуправления.
Таким образом, укрепление конституционной законности остается ключевой задачей Российского государства, одним из приоритетных направлений деятельности Прокуратуры Российской Федерации. Важной предпосылкой активизации этой деятельности явились обновление российского законодательства о прокуратуре, а также Концепция развития прокуратуры на переходный период, разработанная учеными НИИ проблем укрепления законности и правопорядка. В связи с проходившими избирательными кампаниями, принятием Уставов субъектов Российской Федерации и муниципальных образований и т.д. значительно расширилась практика прокурорского надзора в конституционно-правовой сфере
Вместе с тем для прокуратуры как в нормативно-правовом плане, так и с точки зрения организации работы здесь возникают определенные проблемы.
Так, едва ли оправданным в организационно-управленческом плане являются положения Указа Президента Российской Федерации от 2 мая 1996 г. «О мерах по развитию органов юстиции» и Постановления Правительства РФ от 3 июня 1995 г. № 550 «О дополнительных функциях Министерства юстиции», возложивших на Министерство юстиции часть надзорных функций в отношении законодательства субъектов Российской Федерации.
Такой параллелизм чреват ведомственным разнобоем в интерпретации регионального законодательства, что может негативно сказаться на требованиях единства конституционной законности.
Немалые сложности возникают для прокурорских работников и в плане их методической подготовки к осуществлению надзора в области конституционной законности. Дело в том, что в советский период основным объектом общего надзора были локальные акты предприятий и учреждений правоприменительного характера. Что же касается содержательной стороны нормативно-правового регулирования, то оно, во-первых, отличалось более качественной предварительной подготовленностью, а, во-вторых, было унифицированным. В современных же условиях прокурорские работники сталкиваются зачастую с нетиповыми и ранее неизвестными задачами, которые они не всегда способны решать достаточно убедительно.
Организационно-бытовой проблемой остается и «бесфункциональность» прокуратуры по Конституции Российской Федерации 1993 г. Это не соответствует не только реальной роли прокуратуры в укреплении российской государственности, но и не помогает адекватному восприятию этого государственного института в общественном сознании.
Конституционная законность переходного общества не может выглядеть достаточно сбалансированной без того, чтобы не вносить необходимые коррективы в саму ее основу и первоисточник- Конституцию, тем более если жизнь настоятельно выдвигает такую потребность.
Однако конституционные новеллы должны вписываться в общий контекст укрепления фундамента демократического, правового государства и его цементирующего состава – конституционной законности. В интеграционном блоке законности, именно ее конституционный сегмент является задающим генератором стабильности, правопорядка, эпицентром правового поля российского общества.
Преступность как кризис законности. Пути и средства противодействия
В блоке наиболее неблагополучных секторов законности, к которому непосредственное отношение имеют органы прокуратуры, особо выделяется ее часть, которая обусловлена сложившейся криминальной ситуацией и мерами противодействия.
При некоторых «просветах» в динамике отдельных видов уголовных правонарушений в целом преступность реформенных лет остается качественно новым феноменом как по масштабам преступных проявлений и своей структуре, так и по степени ее разрушительного влияния на жизнедеятельность общества, права и свободы граждан.
Период реформ начался с резкого роста преступности, темпы которого в отдельные годы были беспрецедентными. Теперь только за один год регистрируется почти столько же преступлений, сколько в прошлом за целое пятилетие. Население в 1992-1996 гг. почти в два раза чаще страдало от преступлений, чем 10 лет назад. В массиве регистрируемой преступности значительную часть составляют тяжкие и особо тяжкие преступления. В уголовной статистике ежегодно учитывается около 30 тысяч умышленных убийств и до 40 тысяч разбойных нападений. В преступность втягивается все большее число людей из категорий населения, подверженность которых криминальным влияниям ранее была минимальной.
Усиливается организованность, профессионализм, вооруженность, техническая оснащенность преступности, она приобретает более дерзкие, изощренные формы. Едва ли не повседневной реальностью стали убийства по найму, захват заложников, террористические акты, бандитские нападения, взрывы, поджоги и другие наиболее опасные криминальные проявления. Только за один 1996 г. пресечена деятельность 8,8 тысяч организованных преступных формирований, к уголовной ответственности привлечено около 21 тысячи их лидеров и наиболее активных участников.
Транснациональные связи организованных преступных сообществ подрывают престиж российского государства на международной арене, особенно в сфере внешнеэкономической сферы подпольного и полулегального бизнеса (игорный, проституцию, порто- и наркобизнес, кустарное изготовление спиртных напитков, незаконную торговлю, контрабандный экспорт и импорт), но и усиливает свое влияние на официальные структуры, контролирует значительную часть российской экономики.
С развитием предпринимательства и сосредоточением в частном секторе экономики огромных материальных ресурсов и денежных средств притягательным объектом преступных посягательств стали коммерческие структуры. Преступные группировки, действующие в экономике, легализовали значительную часть теневых капиталов, освоили новые виды противоправной деятельности, вовлекают в преступный бизнес все большее число предпринимателей. В результате возникла разветвленная сеть криминализированных коммерческих структур, ориентированных на получение противоправным путем сверхприбылей. По экспертным оценкам, уровень теневой экономики достиг критической черты и составляет от 40 до 50 % валового внутреннего продукта. Характер национального бедствия приобретает распространение коррупции, в том числе ее проникновение во все эшелоны власти. Как показывают социологические опросы, лишь четверть российских граждан не сталкивались в своей повседневной жизни с фактами взяточничества и коррупции (Институт социологии парламентаризма – ИСП, 1997 г.).
Серьезной угрозой общественной безопасности стал резкий рост нелегального оборота оружия. Только в 1996 г. у населения изъято 104,6 тыс. единиц незаконно хранящегося огнестрельного оружия.
Обострилась наркоситуация в стране. По данным экспертов, объем незаконного наркооборота в России ежегодно почти удваивается. Территория государства все чаще используется для международного транзита наркотиков.
Серьезную угрозу для будущего России представляют неблагоприятные тенденции преступности несовершеннолетних и молодежи. Так, сравнение по пятилетиям показывает, что среднее число подростков, совершивших преступления в 1991-1995 гг., почти в полтора раза превысило аналогичный показатель за 1986-1990 гг.
Традиционно недооценивается проблема экологической преступности. Между тем многочисленные нарушения природоохранного законодательства, в том числе уголовно наказуемые, деформируют естественную среду обитания, создают реальную опасность для жизни и здоровья миллионов людей, оказывают губительное влияние на генофонд нации, приводят к колоссальным потерям природных богатств.
Исследование причинного комплекса показывает, что сильнодействующие криминогенные факторы, определяющие сложившуюся ситуацию, коренятся как в исторических условиях, в явлениях и процессах,
связанных со спецификой переходного периода, так и в просчетах и ошибках стратегии преобразований.
Неоправданные надежды возлагались на возможности саморегуляции рынка. Положение усугублялось некритическим заимствованием в ряде случаев зарубежных моделей реформирования экономических отношений и структур без учета специфики российской действительности. Форсированные темпы разгосударствления и приватизации, чрезмерное принижение роли государства в регулировании экономических процессов создали благоприятную почву для неконтролируемого криминализованного бизнеса и антиобщественного сотрудничества чиновников и частного сектора. Притязания и интересы криминальной среды устремились прежде всего в сферу экономики, где возникли и продолжают сохраняться огромные возможности для противоправного обогащения, безнаказанного паразитирования на трудностях и издержках экономических реформ. Скоротечная либерализация экономической деятельности, передача государственной и общественной собственности в частные руки нередко по необоснованно заниженной стоимости, при отсутствии надежного механизма контроля и защиты от преступных посягательств создали благоприятные условия для внедрения в экономику откровенно криминальных элементов, бесконтрольного распоряжения национальными богатствами со стороны коррумпированного чиновничества. Так, по данным РАН, 55 % приватизированного имущества и 80 % голосующих акций перешли в руки отечественного и зарубежного криминализированного капитала. Это способствовало образованию и укреплению в сфере экономики криминализированных структур и организованных преступных сообществ, которые постепенно распространили свое влияние на ключевые отрасли хозяйственной деятельности, прежде всего финансово-кредитную систему и фондовый рынок, инвестиционную и внешнеэкономическую деятельность, в сферу оборота валютных ценностей, добывающие и другие особо прибыльные отрасли хозяйства. В результате поток доходов и жизненных благ был переадресован в сторону криминальных элементов. Как показывают социологические опросы, 41 % граждан убеждены, что в нынешней России люди становятся богатыми исключительно за счет «воровства, разграбления страны». Одновременно на «злоупотребления служебным положением, взятки, коррупцию» как источник обогащения указали 40 % опрошенных, на «жульничество, обман» – 39 % (ИСП, 1997 г.).
Пробным камнем новой законности стала приватизация, особенно ее ваучерный этап.
Уже в 1992 г. на старте реформирования финансового рынка частных инвесторов его действия были ознаменованы громкими скандалами:
в Санкт-Петербурге внезапно «исчезли» две фирмы, собравшие для якобы выгодного размещения более 400 тысяч «ваучеров». Сейчас мало кто помнит, что скандалы удалось погасить весьма просто: выдали потерпевшим из резерва Госкомимущества новые «ваучеры» и о проблеме забыли. Однако ни Госкомимущество, ни Минфин, ни Центробанк не сделали профилактических выводов. Как результат- аферы на чеково-финансовом рынке повторились в Москве, а затем и по всей России в более широких масштабах и приобрели лавинообразный характер. Только по делам, расследовавшимся в Москве, потерпевшими были признаны 730 тысяч граждан, а сумма материального ущерба от потерянных «ваучеров» и наличных денег, вложенных в сомнительные финансовые проекты, превысила 2 трлн. рублей. Такова лишь часть цены за поощряемое беззаконие.
Почему это произошло? Прежде всего, сама идеология, а затем нормативная база рынка и приватизации оказались ущербными. Акты законодательной и исполнительной власти, федерального уровня и субъектов Федерации, да и разные акты одних и тех же субъектов нормотворчества были противоречивыми и непоследовательными. Нередко они принимались с нарушением установленных законодательных процедур, по мотивам целесообразности, вне компетенции и разграничения полномочий, без учета продолжавших действовать прежних норм.
Для людей, мало-мальски знакомых с практикой проведения аукционов, открывались широкие возможности завладения большими «кусками» государственной собственности почти даром. Так, Фондом имущества г. Москвы по поручению Российского Фонда был проведен торговый аукцион по продаже акций АО «Трансстроймеханизация». Акции, составляющие 30,9 % от уставного капитала этого крупного промышленного предприятия, были приобретены за 23 «ваучера» . Таким образом, за короткий срок было продано ловкачам за бесценок тысячи объектов народного достояния.
Достаточно привести лишь один пример «прихватизации», чтобы понять, какой материальный и морально-психологический ущерб понесло наше общество в результате игнорирования элементарных норм правового регулирования и контроля в процессе экономического становления нового уклада жизни.
Так, относительно небольшие московские предприятия- фабрики «Ява-табак» и «Красный Октябрь», при нормально проведенном аукционе, были приобретены соответственно за 54 и 21 млн. долларов США, а такие гиганты индустрии, как Братский и Красноярский алюминиевые заводы, за 18 и 9 млн. долларов соответственно.
Огромный ущерб национальным интересам наносит нелегальный вывоз капитала за границу, подпитывающий преступность, особенно организованную .
Разумеется, определенную ведомственную и криминогенную роль играет инерционное действие привычек и стереотипов поведения населения, возникших в условиях существовавшей десятилетиями социалистической- фактически ничейной- собственности и крайне ограниченного гражданского оборота. Большинство граждан оказались неподготовленными к активному включению в систему рыночных отношений, что, с одной стороны, обусловило их повышенную виктимность в новой обстановке, а с другой – стимулировало криминальное поведение.
Коррозия базисных экономических отношений, разрушительным образом действует на все остальные жизненно важные сферы, служит питательной средой не только экономических правонарушений, но и деформации всей системы законности.
Все это, несомненно, играет определяющую роль в возникновении разбалансированности социальной сферы. По данным ИСП за 1997 г. 61 % граждан считают, что они живут «бедно» либо «ниже уровня бедности». В условиях быстрого и неправомерного обогащения немногих это привело к сильному имущественному расслоению, резкому социальному диспаритету, обладающими сильным криминогенным зарядом.
Угрозу стабильности правопорядка представляет потенциальное противостояние новых «нуворишей», коррумпированных чиновников и людей, оказавшихся за чертой бедности, безработных, беженцев, лиц, выбитых из нормальной жизненной колеи, готовых утвердить себя в стихии нецивилизованного рынка любыми способами, включая противоправные. Они не только подпитывают традиционную бытовую преступность, но и нередко включаются в состав организованных криминальных сообществ, где выполняют «черновую работу» (становятся киллерами, вышибалами долгов, распространителями наркотиков и т.п.).
Уровень законопослушания населения снижается в результате невыполнения государством своих социальных обязательств перед гражданами (отсутствие адресной поддержки социально незащищенных слоев, массовые невыплаты зарплаты, пенсий, пособий, развал системы бесплатной медицинской помощи и др).
Ныне становится все более очевидным, что с началом реформ, обострением социальной дезорганизации не было проявлено твердой политической воли в деле решительного наведения порядка, противодействия преступности. Свобода стала нередко трактоваться как вседозволенность. Получило широкое распространение заблуждение относительно того, что демократическое общественное устройство несовместимо с сильной, при необходимости жесткой государственной властью.
Сложилась во многом парадоксальная ситуация, когда государство утратило важнейшие очаги обеспечения единой законности и конституционного правопорядка, по существу само создало властно-управленческий вакуум в острейшем сегменте жизни общества – в системе борьбы с преступностью и другими правонарушениями.
Под влиянием некоторых конъюнктурно-идеологических установок государство растеряло свои воспитательно-профилактические функции, что существенно снизило его антикриминогенный потенциал, лишило возможностей упреждающего воздействия на преступность и ее причинный комплекс.
Однако без оздоровления нравственно-психологического климата общества, переживающего духовный и идеологический кризис, многие мероприятия по противодействию беззаконию и преступности малоэффективны.
Необходимо осознавать, что произошли существенные изменения мировоззренческих, идеологических ориентации. Ранее осуждаемая частнособственническая психология превратилась в одобряемую и признанную систему взглядов и ценностей особенно со стороны молодежи. Но широкие возможности и стиль жизни «новых русских» недоступны для большинства граждан. Несоответствие экономического сознания, психологии и менталитета подавляющего большинства людей изменившейся экономической реальности приводит к неадекватному поведению и усугубляет социально-психологическую дезадаптацию.
Деформация ценностных ориентации у значительной части населения, особенно в подростково-молодежной среде, дошла до того, что признаются социально одобряемыми некоторые формы аморального, антиобщественного и даже преступного поведения (проституция, сводничество, уклонение от воинской службы, вымогательство и др.). В глазах многих граждан перестали быть позорными судимость, криминальное мошенничество, злостное пьянство и т.д.
В то же время утрачивается ценность продуктивного труда как источника благополучия и главного средства самореализации личности; широко распространились представления о возможности легко достигнуть преуспевания обманным путем, участием в недобросовестных финансовых «играх», криминальном бизнесе. Снижен престиж образованности, учености, профессионализма. Большинство отдает предпочтение легко доступным и выгодным видам деятельности, достижению успеха любой ценой.
Оказались значительно дискредитированными гуманистические ценности, нормы нравственности, справедливости, демократические принципы и идеалы. В результате эскалации жестокости и героизации насилия происходит обесценивание человеческой жизни.
Резкое обострение криминальной ситуации, которое в целом нетрудно было предвидеть, фактически застало реформируемое российской общество врасплох. Отказ от пропагандировавшихся ранее нереальных целей полной ликвидации преступности, окончательного искоренения ее причин и условий сопровождался другой крайностью- насаждением в обществе и даже в некоторых структурах власти капитулянтских настроений, надуманных легковесных схем, исходящих из того, что само понятие борьбы с преступностью применительно к деятельности уголовной юстиции является «вульгарной идеей». Стало принижаться значение защиты публичного интереса как одной из важнейших задач правоохранительной деятельности.
Без тщательной проработки, на основе оторванных от жизни умозрительных рассуждений и некритического заимствования зарубежного опыта выдвигались ультрарадикальные предложения о ликвидации института народных заседателей, введении суда присяжных с непомерно широкой подсудностью, о свертывании надзорных функций прокуратуры и замене их судебным контролем на предварительном следствии и т.п.
Подобные «новации», возможно жизнеспособные в условиях состоявшегося, стабильного демократического общества игнорировали отечественный опыт организации правоохраны, специфику переходного периода, получили в определенной степени официальное признание, нашли отражение в законах и разрабатываемых законопроектах. Все это не могло не дезориентировать практику борьбы с преступностью, которая быстро консолидировалась, вооружалась, технически оснащалась, становилась более агрессивной, завоевывала все новые позиции.
Долгое время оставалась не сформированной, даже в основных чертах, организационно-правовая база борьбы с преступностью. Так, только на третьем году радикальных реформ была принята федеральная программа борьбы с преступностью, к тому же оказавшаяся в значительной части не выполненной из-за недостаточного ресурсного обеспечения и по другим причинам.
При отсутствии продуманной концепции правовой реформы пробелы в правовом регулировании общественных отношений, охраняемых уголовным законом, восполнялись бессистемно, без четкой стратегии и иерархии общественно значимых приоритетов, нередко под давлением узкогрупповых интересов и модных лозунгов. Из уголовного законодательства с большим опозданием были изъяты изжившие себя положения, оно медленно приводилось в соответствие с условиями перехода к рынку. Одновременно некоторые общественно опасные деяния поспешно декриминализировались, а разработка и принятие остро необходимых уголовно-процессуального кодекса, законов по борьбе с организованной преступностью, коррупцией и др. затянулись на годы.
Становление и узаконение частной собственности не сопровождалось оперативным созданием системы ее надежной уголовно-правовой защиты. Вне сферы действия уголовного законодательства длительное время находились незаконное и ложное предпринимательство, злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности, фиктивное банкротство, монополистические действия и ограничение конкуренции, заведомо ложная реклама, компьютерные преступления и другие деяния, повышенная общественная опасность которых в условиях перехода к рынку была достаточно очевидной.
Следует признать утрату наступательности в борьбе с нарушениями законов со стороны милиции, органов государственной безопасности, прокуратуры, других правоохранительных служб. Упал их престиж, они понесли значительные кадровые потери вследствие оттока квалифицированных работников в коммерческие, частно-охранные и другие структуры. Дезорганизации сил правопорядка способствовало то, что после освобождения от привычной жесткой опеки партийных и советских органов не было налажено надлежащее руководство и контроль за ними со стороны новой власти. Положение усугублялось упразднением в течение ряда лет функции координации прокуратурой деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью. Урон делу противодействия преступности нанесен чехардой их реорганизаций, частой смены руководства. Практически были утрачены существовавшие ранее многосторонние связи сил правопорядка с населением.
В то время профессионализм, организованность преступности нарастали, уровень профессиональной деятельности сил правопорядка снижался, ухудшилась профилактика правонарушений, раскрываемость преступлений.
Организованный преступный мир во многом опередил правоохранительные органы по оснащению современными средствами транспорта, связи, информатики, охраны, вооружения. Те правоохранительные органы, которые имеют в своем распоряжении оперативно-розыскные средства и методы, не сумели своевременно завоевать прочные оперативные позиции в сферах криминализированных экономических структур, наркобизнеса, нелегального оборота оружия, отмывания преступных доходов, транснациональных преступных связей, среди криминальных авторитетов, коррумпированных чиновников и других категорий лиц, причастных к организованной преступности.
О серьезных изъянах уголовной политики в период реформ свидетельствует такой парадоксальный факт, как значительная либерализация судебной практики по уголовным делам в условиях разрастания криминальной стихии. Получила широкое распространение практика назначения наказания ниже низшего предела, предусмотренного законом, в том числе за взяточничество, хищение в крупных размерах и другие тяжкие преступления.
Большой вред делу борьбы с преступностью был нанесен также сведением на нет роли общественности в укреплении правопорядка, демонтажом системы профилактики правонарушений, правового воспитания и просвещения населения. Эта система, несомненно, нуждавшаяся в развитии и совершенствовании, была разрушена в основном по надуманным соображениям, без каких-либо серьезных обоснований и расчетов, при этом взамен ничего нового практически создано не было. В результате был заметно ослаблен профилактический потенциал государства, всего общества, образовалась опасная полоса отчуждения между правоохранительными структурами и населением. К сожалению, прогноз развития криминальной ситуации пока не внушает оптимизма.
Основные качественные изменения преступности, если не будет сполна задействован комплекс антикриминогенных факторов, могут стать:
- дальнейшая консолидация преступных группировок на территориальном, межрегиональном и международном уровнях при одновременной активизации попыток международных преступных сообществ использовать территорию Российской Федерации для наркобизнеса и отмывания преступных доходов, усиления вывоза из России средств имущества, добытых противоправными способами;
- стремление преступных авторитетов, имеющих в своем распоряжении значительные капиталы, вторгнуться в политику, лоббировать свои интересы во властных структурах путем формирования соответствующего общественного мнения через подконтрольные им средства массовой информации, подкупа коррумпированных должностных лиц, влияния на ход выборов, провоцирования в своих целях межнациональных конфликтов и политических скандалов, физического устранения неугодных им лиц;
- усиливающаяся вооруженность и техническая оснащенность преступников;
- возрастание тяжести и масштабов экономических, социальных и других последствий противоправного поведения, росте совокупного ущерба от них.

Правозащитная функция – приоритет прокуратуры

Разумеется изложенные наметки прогноза даны применительно к неблагоприятному варианту развития ситуации, которое может быть блокировано естественным ходом общественных процессов (экономического, социально-правового), подкрепляемого целенаправленными мерами усиления противодействия правовому нигилизму во всех его проявлениях.
Дальнейшее ухудшение правопорядка может привести страну к необратимым последствиям. Распространенность преступности, падение планки законности стало реальной угрозой национальной безопасности России, и справедливо расценивается общественным мнением как одно из проявлений разложения государственности. Фиксируемое в последние два года некоторое снижение регистрируемой преступности (порядка 5-7 %) не отражает реальной картины и не свидетельствуют об ослаблении криминальной напряженности. Несоответствие массива официально регистрируемых преступлений фактическому становится особенно очевидным при анализе многочисленных экспертных исследований. Так, по их данным, выявляется не более 3-5 % экономических преступлений, около 1 % взяточничества. Зарегистрированные и латентные части краж характеризуются, в зависимости от способов и предметов посягательства, соотношениями: 1:115, 1:97 и т.д. Серьезные сбои в работе правоохранительной системы привели к тому, что стала латентной даже часть убийств. По самым осторожным экспертным оценкам, в целом реальный массив преступности составляет более 10 млн. уголовно наказуемых деяний в год, из которых менее 3-х млн. регистрируются в статистике.
Дальнейшая криминализация общественных отношений может стать непреодолимой преградой на пути демократических реформ. Для того чтобы этого не допустить и взять криминальную ситуацию под контроль, необходимо последовательно реализовать взвешенную государственно-правовую политику, в эпицентре которой должны стоять долговременные комплексные меры возрождения созидательной функции законности.
Особая роль государства в осуществлении этого животворного курса обусловлена самой природой его социального предназначения. Российское государство располагает на федеральном и региональном уровнях соответствующими властными полномочиями, имеет в своем распоряжении социальные, культурно-воспитательные, принудительные, а также другие средства борьбы с преступностью и несет перед обществом и его гражданами прямую обязанность надежно защищать их от противоправных посягательств.
Давно доказано, что преступность- продукт общества, следствие объективно существующих в его жизни противоречий. Поэтому нереалистичной является задача ее полной ликвидации, окончательного искоренения причин и условий правонарушений. Общество, государство, какими бы они ни были совершенными, вынуждены считаться с существованием преступности и других деформаций законности, как с неизбежным злом. Но они в состоянии контролировать и сдерживать преступность, преодолевать ее наиболее разрушительные тенденции, нейтрализовать причины и условия, защищать личные права и общественные интересы от преступных посягательств, а если они совершены- восстановить нарушенную справедливость, наказать виновных, возместить причиненный вред.
Такая выверенная и взвешенная государственная политика сегодня имеет шансы для максимально возможного ограничения преступности, сведение ее к такому уровню, при котором она перестанет быть угрозой для безопасности страны, устоев жизни общества и его сограждан.
Концептуальные основы такой политики были разработаны коллективом Научно-исследовательского института проблем укрепления законности и правопорядка с участием коллег из других исследовательских центров, экономистов и социологов, доложены Президенту РФ и получили одобрение Совета безопасности.
Предметная цель и содержательная сущность политики состоит в том, чтобы на основе четкого определения приоритетов и путей борьбы с преступностью, планомерного наращивания усилий не только государства, но и всех здоровых сил общества, совершенствования законодательства, средств и методов предупреждения и раскрытия преступлений, всей деятельности уголовной юстиции, обеспечить активное, наступательное противодействие преступности и добиться в рамках переходного периода перелома криминальной ситуации.
В документе, не смотря на остроту криминальной ситуации, подчеркивается, что исходным принципом и условием реализации государственной политики является принцип законности, в соответствии с которым все органы государственной власти и местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны проявлять приверженность Конституции и законам Российской Федерации.
Требования законности должны пронизывать как процедуру подготовки и принятия законодательных и иных правовых актов, так и деятельность всей системы правоприменения, всех ветвей государственной власти.
Принцип законности означает, что государство, все его органы признают приоритет права, подчиняются праву, не могут обходить его предписания и несут политическую, юридическую и моральную ответственность перед народом за невыполнение взятых на себя обязательств. Государство, издавшее закон, не вправе само же его нарушать. Нарушение закона не может быть оправдано никакими ссылками на целесообразность.
Императивность принципа законности должна быть противопоставлена любым формам произвола, своеволия, вседозволенности. Должностные лица органов, ведущих борьбу с преступностью, несут ответственность за бездействие, ненадлежащее или несвоевременное выполнение своих обязанностей, вытекающих из закона.
Принцип законности предполагает соответствие закону всех нормативных правовых актов, обеспечение их строгой иерархии на уровнях Федерации и ее субъектов. Правовые акты, принимаемые органами государственной власти субъектов Федерации, не могут противоречить Конституции РФ, федеральным законам.
В обеспечении законности велика роль уголовно-правовой политики. Она является как бы задающим генератором совершенствования наиболее значимых для системы правоохраны и судов направлений и механизмов, включая их нормативное обеспечение. Именно уголовно-правовая политика определяет криминализацию и декриминализацию деяний, дифференциацию ответственности и наказания за совершенное преступление, экономию или более полное использование репрессий с учетом внутренней ситуации и международных обязательств, вытекающих из договоров и конвенций, ратифицированных нашей страной. От уголовно-правовой политики и стратегии ее реализации зависят приоритеты защиты личности и общества, целенаправленность и эффективность деятельности правоохранительной системы по контролю и сдерживанию преступности.
Следует отметить, что государственная политика в сфере борьбы с преступностью еще только формируется, хотя многие ее структурные элементы, а отчасти и идеология уже определились. Это стало возможно с принятием новых Уголовного и Уголовно-исполнительного кодексов, внесением существенных корректив в уголовно-процессуальное и административное законодательство. Такая политика находит отражение также во многих документах федеральной власти, в том числе в программах борьбы с преступностью.
Однако до сих пор чувствуются последствия аморфности, фрагментарности действий власти, как отражение атрофии управленческой функции государства в социально-правовой сфере. Слишком долго, с опозданием и издержками обновлялось уголовное и уголовно-исполнительное законодательство, до сих пор под него не подведена соответствующая процессуальная база. Продолжается нестыковка законодательного процесса и правоприменения. Официально на высшем уровне признан кризис уголовно-исполнительной системы.
Ахиллесовой пятой стала ослабленная система правоприменения, где резко снизилась планка профессионализма, особенно оперативно-розыскных и следственных служб. В первом полугодии 1997 г. число лиц, оправданных судом, возросло на 52,3 %, и среди них 23 % – были под стражей. О неудовлетворительном качестве следствия свидетельствует также не снижающееся число дел, возвращаемых судами и прокурорами на доследование – более 10 %.
Но главное, на что должны обращать внимание творцы уголовной политики – это снижение числа выявленных преступников, на то, что среди выявленных рост безработных составил 52,6 %, не имеющих постоянного источника дохода – более чем 30 %, на 9 % больше стало лиц, ранее совершивших преступления.
При улучшении статистических показателей раскрываемости всех преступлений до 70 % в 1997 г. против 65 % в 1996 г., по тяжким она составляет 64 %, а по определяющему криминальному массиву (грабежам и кражам) – чуть более половины. Коварство статистики отмечается даже по убийствам, о чем свидетельствуют «ножницы» между некоторым их сокращением и ростом числа пропавших без вести, похищений людей. То же по статистике телесных повреждений. Здесь, судя по экспертным оценкам, разница между первоначальным учетом в милиции и данными Центра судебно-медицинских экспертиз достигла пятикратного разрыва.
Есть блок проблем собственно правосудия, от которых зависит действенность правоприменения и всей уголовной политики.
Не углубляясь в анализ судебной практики с ее плюсами («стала более стабильной») и, как всегда, – отдельными минусами (в виде нарушения сроков, ошибок в квалификации и назначении наказания) требуется прояснить главный вопрос – участвует ли судебная власть в формировании уголовно-правовой политики? Или суду, как нейтральному арбитру в состязательности сторон, не пристало сверять жизнедеятельность духа и буквы закона с криминальными процессами?
Акцент на эту проблему не случайный. Сейчас, когда впервые формируется упомянутый выше проект основ политики борьбы с преступностью, во весь рост встает проблема выстраивания уголовно-правовой стратегии государства.
Какой она должна быть сегодня и на перспективу? Теоретически ответ вроде бы очевиден.
Поскольку Россия стала на путь построения правового демократического государства, ее уголовно-правовая политика может успешно развиваться, исходя из стратегических целей ее демократизации и гуманизации. Ее идеал: минимум репрессий- максимум контрольно-профилактического обеспечения. Однако в отличие от состоявшихся демократических обществ не следует забывать, что для переходного периода, в котором находится российское государство, характерна противоречивость и нестабильность социальных процессов, сопровождающихся, как видим, повышенной криминальной напряженностью, кризисом законности. Эти объективные факторы, наряду с криминогенно значимыми просчетами реформ, диктуют необходимость учитывать особенности нынешних реалий при формировании уголовно-правовой политики. Она должна полнее отражать правозащитные потребности общества, своевременно реагировать на изменения в преступности.
В нынешней ситуации при вакууме профилактики, борьба с преступностью должна вестись в режиме жесткого противостояния, включая более строгие меры уголовного воздействия.
Разумеется, строгость закона должна прежде всего относиться к идеологам и организаторам криминальных структур, авторитетам преступного мира и рецидивистам, формирующим и контролирующим криминальную среду.
Более того, усиление воздействующих мер нельзя сводить только к физическому противостоянию, ужесточению репрессий. Гораздо важнее пресечь, прервать процессы самодетерминации организованной и экономической преступности, подорвать ее материальную и коррупционную базу.
При всех обстоятельствах это противодействие может осуществляться только в строгих рамках закона, исключающих режим чрезвычайщины и процессуального упрощенчества. Сбалансированная уголовно-правовая политика предполагает скоординированность действий властей при ее формировании и реализации. Такое взаимодействие позволяет избежать принятие противоречивых, скоропалительных, ресурсно-необеспеченных решений.
В этой связи принятие нового Уголовного кодекса при всех его недостатках, стало важным этапом реформы уголовного законодательства. В нем с принципиально новых позиций решены многие ключевые проблемы уголовной ответственности и наказания, отражены те глубинные социально-экономические и политико-правовые преобразования, которые произошли в России.
Возрастающая роль уголовного закона, в том числе превентивная, очевидна. Известно, что традиционно уголовному праву отводится вспомогательная роль в борьбе с преступностью В недавнем прошлом в системе средств противодействия преступности особое место занимали профилактика, общесоциальные, нравственные, экономические меры. В нынешних условиях при ослаблении социально-нравственных факторов уголовное законодательство стало одним из немногих реально действующих средств контроля над преступностью.
Критерием оценки нового Уголовного кодекса несомненно должна стать правоприменительная практика, а для основательного анализа требуется время. Тем не менее уже сейчас новый УК поставил перед правоприменительной практикой ряд серьезных проблем. Основными из них являются: пробелы в нормах, призванных защищать экономические интересы общества и государства, в том числе во внешнеэкономической сфере; необоснованное занижение оценки общественной опасности преступлений в сфере экономики и ряда преступных деяний, связанных с оборотом оружия, похищением людей или совершенных рецидивистами, участниками организованных групп и т.д.
Существенным пробелом является слабая защита культурного достояния России. Анализ действующего УК РФ показывает, что соответствующие статьи УК (ст. 190, 214) не охватывают собою многие деяния (например, вывоз культурных ценностей, их разрушение) и не обеспечивают их охрану уголовно-правовыми средствами.
Причина в том, что разработчикам, а затем законодателю не удалось преодолеть негативное влияние противостояния властей по определению приоритетных направлений борьбы с преступностью, что имело место, например, при разработке и принятии законов о борьбе с коррупцией и организованной преступностью, да и самого уголовного кодекса.
В то же время в новый УК, несмотря на возражения правоохранительных органов и некоторых ученых, были включены трудно реализуемые в существующих экономических условиях такие наказания, как арест, ограничение свободы и обязательные работы. В результате был нарушен принцип сбалансированности альтернативных санкций за преступления небольшой и средней тяжести, что может повлечь более широкое применение лишения свободы на краткие сроки и последующее переполнение следственных изоляторов и исправительных учреждений со всеми вытекающими из этого негативными последствиями. Речь идет не о мафии, а о низовых звеньях криминальной среды.
Вызывает сомнение явно конъюктурная новелла – введение в действие статей, исполнение которых откладывается вплоть до начала нового века.
Выход один, и это показал опыт нормотворчества и правоприменения – не отрываться От земли, исправлять промахи, не усугублять ситуацию.
Полагаем, что с учетом криминальной ситуации, приоритетными направлениями уголовно-правовой политики должны стать:
- дальнейшее совершенствование уголовного законодательства и практики его применения с учетом обнаружившихся недостатков ныне действующего Уголовного кодекса и деятельности правоохранительных органов;
- синхронность в развитии уголовного и иных отраслей законодательства, прежде всего, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного, административного. Без надлежащего судопроизводства, материальный закон, да и вся уголовно-правовая политика обречены на аморфность и беспомощность. Но при этом необходимо учесть горький опыт забегания вперед при хроническом ресурсном дефиците, что произошло, например, с формированием системы судов присяжных, обеспечением защиты на ранних стадиях уголовного процесса.
Бесспорный приоритет – разработка и принятие уголовно-правовых актов, направленных На борьбу с преступлениями, подрывающими основы общественной безопасности.
И здесь возникает вопрос, в каких формах целесообразно закреплять необходимые меры уголовного воздействия непосредственно в самих социальных законах по борьбе с коррупцией, организованной преступностью и т.д., которые в этом случае становятся законами прямого действия, или одновременно с их принятием должны вноситься изменения и дополнения в уголовный кодекс. Думается, что каких-либо норм уголовно-правового характера вне уголовного кодекса России быть не должно, что прямо будет работать на единство законности.
Дальнейшее развитие уголовного законодательства будет определяться изменениями в криминальной ситуации, а также социальными факторами профилактического характера. Презюмируется, что профилактический потенциал государства, уровень его взаимодействия с гражданским обществом возрастут, что прямо или опосредованно скажутся на нравственно-правовом климате, состоянии законности и преступности в стране.
Мы можем позволить себе расслабиться, заметнее гуманизировать законодательство и Судопроизводство лишь на базе сильной и работающей системы социальной профилактики, как важной составной государственной политики противодействия преступности.
Правозащитная функция – приоритет прокуратуры
Многофакторным профилактическим резервом и одновременно стимулятором законности может явиться кардинальное изменение позиции государства в отношении жертв преступлений.
В нашей стране приоритеты борьбы с преступностью традиционно определялись значимостью объектов наиболее опасных посягательств. Недавно это была защита политического строя и экономической базы социализма – государственной собственности. В наши дни внимание фокусируется на борьбе с организованной и экономической преступностью, а также терроризмом, коррупцией, наркобизнесом, представляющими наибольшую опасность для реформируемого общества.
Более широкий взгляд на преступность, как фактор социальной дестабилизации, позволяет выделять то общее, что в конечном счете определяет все или почти все разновидности преступлений: это последствия преступных посягательств- их жертвы, или, говоря процессуальным языком, – потерпевшие, которых миллионы, а с учетом латентности и низкой эффективности работы органов уголовной юстиции в раскрытии преступлений – десятки миллионов, нуждающихся в защите и помощи, и зачастую не получающих ни того, ни другого.
Опрос нескольких тысяч граждан показал, что почти каждый четвертый из них был в последние пять лет жертвой преступлений, в том числе каждый десятый- в течение двух последних лет. Но оказывается, что многие из них не обращаются за помощью в правоохранительные органы, не веря в их возможности.
Ощущение личной незащищенности российских граждан подрывает доверие к государственной власти, усиливает социальную напряженность.
Разумеется, многие проблемы, особенно материального порядка, нашему государству не под силу сегодня решить в одиночку, без привлечения коммерческих и частных финансово-экономических структур. Потребуются и средства и время. Однако стартовый этап должен без промедления начинаться прежде всего с осознания и политиками, и юристами наличия в причинном комплексе разложения законности усугубляющегося фактора «жертв преступлений».
При этом требуется вычленить юридический статус потерпевших. Традиционный «процессуальный» подход к определению фигуры потерпевшего, на наш взгляд, не отвечает реалиям криминализации общества, преступных посягательств на здоровье и жизнь подростков, их жилищные права, вовлечение несовершеннолетних в наркобизнес и проституцию.
Задумаемся, кто они эти десятки и сотни тысяч бездомных подростков, выброшенных из нормальной жизненной колеи и пополнивших ряды воров, наркоманов и проституток? Преступники или жертвы преступлений?
Гуманизм государства, его демократичность должны в первую очередь определяться отношением к согражданам, попадающим в экстремальную ситуацию, чаще всего по его вине.
Жертвы преступлений могут быть классифицированы по характеру причиненного вреда (физический, имущественный, моральный, психологический и др.), по процессуальному положению (потерпевший и гражданский истец в уголовном процессе, истец в гражданском судопроизводстве). Различны способы возмещения причиненного материального вреда – реституция, компенсация, благотворительная помощь.
Автор выделяет и такую проблему, как ответственность за вред, причиненный гражданину государственными органами, осуществляющими расследование и судебное рассмотрение уголовных дел, используя при этом не утратившие своего значения нормативные акты и судебную практику дореформенного периода.
Представляет несомненный интерес анализ зарубежного законодательства и практики различных государств по возмещению вреда, причиненного здоровью потерпевших от преступлений путем выплаты соответствующих компенсаций. При этом преследуется не только чисто гуманистическая цель оказания помощи пострадавшим, но и достигается другая, не менее значимая задача, – «рассеять недоверие к правовой системе страны и подкрепить на деле доверие народа к этой системе» (из закона Японии о выплате компенсаций, принятом в 1980 г.).
Конечно, наше отечественное законодательство не стояло на месте. Но оно развивалось в направлении расширения правовых средств защиты интересов потерпевшего, главным образом инициируя активность самих потерпевших. И в этом отношении мы, как представляется, продвинулись дальше нежели законодатели многих зарубежных государств. Но существенно отстали в деле реального обеспечения интересов жертв преступлений особенно в виде материальных компенсаций за счет государственных и благотворительных общественных фондов.
При подготовке проекта УПК России ее авторы – ученые Института проблем укрепления законности и правопорядка в полной мере осознавали то обстоятельство, что потерпевший должен стать центральной фигурой судопроизводства, а защита его интересов – стержнем правосудия и одним из основополагающих принципов уголовной политики государства. Теперь можно отметить, что эти идеи пробивают себе дорогу в официальном проекте УПК, находящиеся на рассмотрении в Государственной Думе.
Теоретический и прикладной интерес поиска практических путей решения задачи защиты жертв преступлений возрастают, о чем свидетельствуют, в частности, подготовленный Генеральной прокуратурой РФ и Институтом проект Положения о государственном фонде помощи потерпевшим от преступных посягательств. К сожалению, проект пока не стал действующим правовым актом по ряду причин, в основном экономического характера. Но он может стать основой для законодательных решений, призванных укрепить гарантии прав граждан, пострадавших от преступных посягательств.
Проблема жертв преступлений, несомненно, выходит за рамки правозащиты лишь этой категории граждан. Она теснейшим образом связана с реальной ценностью конституционных гарантий, с провозглашенным равенством граждан перед законом и судом, с психологическим восприятием населением нравственно-гуманистического облика кадров правоохраны и т.д.
Поэтому нам придется по необходимости раздвинуть границы исследовательского интереса, выйти на комплексный содержательный анализ правозащитной конституционной формулы, касающейся этой категории людей. В частности, напрашивается критическая оценка однобокости законодательных гарантий с акцентом на защиту прав лишь обвиняемого и осужденного.
Справедливый, выверенный жизнью императив, гарантирующий защиту каждому привлеченному к уголовной ответственности, должен наконец обрести и другой равнодействующий юридический постулат: «каждому пострадавшему от преступления – полная безусловная гарантия государства на возмещение ущерба».
Нужны свежие подходы к теоретической разработке проблемы, более четкая дефиниция понятийного определения жертвы преступления. Почему, например, в оценке уровня преступности принято оперировать стандартами о числе зарегистрированных преступлений без учета их жертв, нанесенного им ущерба? Да и сама учетно-аналитическая оснастка измерения преступности по существу абстрагируется от потерпевших. Нет должного порядка в регистрации сигналов потерпевших, в учете реагирования на их обращения в органы правоохраны. Единый и строгий государственный учет, доступный общественности, подменяется ведомственной статистикой, «удобной» службам правопорядка, собственной «бухгалтерией», инструкциями и циркулярами. Не отлажена процедура обжалования действий должностных лиц, ущемляющих права потерпевшего. Наконец, не сконструирована сама система правовой, материальной и моральной защиты жертв преступного насилия.
Если руководители государства все чаще говорят об «адресной» социальной поддержке сограждан, то ее приоритетом несомненно должен быть человек, пострадавший от преступления.
Законность- универсальная ценность демократического общества. Многофакторный и комплексный характер ее обеспечения очевидны.
Анализ причинного комплекса деформации законности, разработка действенного механизма реализации права – центральная задача не только государствоведческой, но и в целом юридической, а также социологической науки. Объектом комплексного исследования должен явиться имеющийся разрыв между провозглашенными положениями Конституции и их пока что зыбкими гарантиями. Именно здесь, как представляется, лежат объективные первопричины нарушений законности и распространенности правового нигилизма. Негативные последствия такого разрыва могут оказаться менее разрушительными при возрождении системы государственного контроля, с сильным механизмом правоприменения и исполнения законов. Укрепление всех звеньев этого механизма – предмет особой заботы государства.
Может показаться некорректным подчеркивание здесь роли какого-то одного института, к примеру прокуратуры. Тем не менее нам представляется логичным обратить внимание на еще далеко не использованный потенциал прокуратуры в условиях нынешнего кризиса законности.
Конституция Российской Федерации 1993 г. впервые в истории России провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью. Из 137 ее статей 48 закрепляют основы правового статуса личности, которые полностью корреспондируются со Всеобщей декларацией прав человека и международными пактами.
Только в органы прокуратуры за истекший 1997 г. поступило около миллиона письменных обращений граждан. Конечно, не все они прямо связаны с нарушением законности, ущемлением прав человека. Но в ходе проверок выявлено 210 тыс. таких случаев нарушений или в полтора раза больше чем два-три года назад.
Массовый характер приобрели жалобы на многомесячную задержку заработной платы и выплаты пенсии. По экспертным оценкам около 30 млн. граждан стали жертвами обмана коммерческих банковских структур. Лишь по Москве в связи с этим было возбуждено более 100 уголовных дел.
В условиях с

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.