Правомерное поведение: природа, ценности, стимулы

Законность как явление органически связана как неправомерным, так и с правомерным поведением. Увеличение «зоны» правомерного поведения означает укрепление законности путем упорядочения человеческого фактора. На первый взгляд, правомерное поведение- категория очевидная и простая. Но это простота кажущаяся, стоит только приглядеться повнимательней. Что же в действительности означает этот термин? Что-то устойчивое и постоянное или приходящее, изменчивое? Является ли правомерное поведение социальным, если да, то в чем его ценность? Во имя чего следует расширять эту форму поведения и как это лучше сделать? Эти и некоторые другие вопросы рассматриваются в данной главе.
Не всякое поведение людей в обществе, обычно вызываемое их потребностями, представляет из себя социальное действие. Человеческое поведение приобретает черты социального тогда, когда оно рационально, т.е. совершается осмысленно и находится в связи с действиями другого лица или лиц; когда поведение сориентировано на других; когда поведение данного индивида воздействует на иных и в свою очередь испытывает на себе влияние поведения других. Когда люди взаимно влияют друг на друга, на поведение друг друга, тогда и складывается взаимосвязь, социальное взаимодействие, лежащее в основе всех социальных процессов в обществе .
Социальность поведения в вышеобозначенном смысле достаточно отчетливо просматривается в классификации поведения, предложенной П.А. Сорокиным. Каждый человек, по мнению ученого, опирается на существующие у него представления о нормальном или желательном, вредном или нежелательном поведении и поведении рекомендательном. На основе таких представлений он вырабатывает собственные.
Правомерное поведение: природа, ценности, стимулы
Не всякое поведение людей в обществе, обычно вызываемое их потребностями, представляет из себя социальное действие. Человеческое поведение приобретает черты социального тогда, когда оно рационально, т.е. совершается осмысленно и находится в связи с действиями другого лица или лиц; когда поведение сориентировано на других; когда поведение данного индивида воздействует на иных и в свою очередь испытывает на себе влияние поведения других. Когда люди взаимно влияют друг на друга, на поведение друг друга, тогда и складывается взаимосвязь, социальное взаимодействие, лежащее в основе всех социальных процессов в обществе .
Социальность поведения в вышеобозначенном смысле достаточно отчетливо просматривается в классификации поведения, предложенной П.А. Сорокиным. Каждый человек, по мнению ученого, опирается на существующие у него представления о нормальном или желательном, вредном или нежелательном поведении и поведении рекомендательном. На основе таких представлений он вырабатывает собственные критерии оценки поведения, с которыми он обычно сталкивается.
Сталкиваясь с тем или иным поведением, человек, используя свои критерии, относит его к одному из названных выше видов и, что очень важно, в соответствии с этим выстраивает собственную линию поведения, воздействуя выбранным вариантом поведения на поведение второй стороны. Последняя, в свою очередь, реагирует на поведение первой стороны в соответствии с описанной схемой . Конечно, представленный механизм есть не более чем схема, общий контур, который имеет конкретные связи, элементы. Но этого пока достаточно, чтобы говорить об особенностях методологии в данной работе. Она состоит в том, чтобы постоянно напоминать о самих авторах поведения, встраивающих свое поведение в социальную ткань общества в целях обозначения их роли в выборе своего поведения.
Социальное поведение всегда или в подавляющем большинстве случаев выступает элементом социального взаимодействия. Последнее представляется принципиальным моментом в познании поведения, поскольку позволяет расставить некоторые важные акценты. В частности, предложенные рассуждения о необходимости должного внимания к самим авторам поведения подготавливает восприятие уже более завершенной идеи: социальное поведение – это поведение в составе взаимодействия. Сказанное означает, что мало пролить свет на роль самих авторов поведения, важно обозначить эту роль в составе социального взаимодействия.
Само социальное воздействие – это уже свой узел закономерностей и проблем, во всяком случае его никак нельзя сводить только к особенностям поведения сторон взаимодействия. Это – арена со своими правилами игры и выигрывает здесь тот, кому удается встроить свое поведение (намерения, интересы) в социальное взаимодействие в соответствии с правилами последнего.
Социальность актов поведения, разумеется, отмеченным не исчерпывается. Многочисленные процессы взаимодействия, единичные и массовые, мгновенные и длительные, солидарные и антагонистические, являются нитями, из которых и создается та или иная ткань общества. Даже простейшее взаимодействие по своему составу является достаточно сложным явлением. Ученый выделяет в таком взаимодействии: а) стороны взаимодействия, которые обычно продуцируют различные реакции; б) акты или сами поступки сторон взаимодействия; в) проводники, передающие реакции, действия одного субъекта взаимодействия другому .
Здесь хотелось бы привлечь внимание к важному обстоятельству: социальность поведения складывается из действия нескольких различных факторов, которые соединяют свои усилия только во взаимодействии. Основными из них являются стороны взаимодействия (их интересы, намерения, ожидания); их акты, т.е. действия, составляющие поведение. Непременным участником социального поведения (на уровне реального взаимодействия) являются различные проводники. Этим мы обозначили вторую особенность методологии познания поведения, где главными моментами выступает социальное взаимодействие и его структура.
Применительно к характеристикам социального поведения, необходимо различать формализованные и неформализованные потребности. Очевидно и не требует особых обоснований вывод о том, что реализация формализованных потребностей, несомненный признак социальности поведения. П.А. Сорокин называет взаимодействие, в рамках которого протекает реализация формализованных потребностей, шаблонным взаимодействием. Реализация неформализованных потребностей взаимодействия (потребности в интеллектуальной деятельности, восприятие искусства, природы и др.).
Достаточно важным участником социального взаимодействия являются проводники. П.А. Сорокин выделяет звуковые проводники (язык, музыка, радио, речь), световые и цветовые проводники (письменность, живопись, нормативы, газета, телевидение). Из богатейшего арсенала проводников социального взаимодействия в правоведении (отечественном) более или менее основательно изучены юридические нормативы. Но вот что характерно: последние часто изучались не в качестве одного из элементов социального (юридического) взаимодействия, а скорее, как фактор исключительный, определяющий все в системе того или иного юридического взаимодействия. Приходится вновь обращать внимание на эту особенность методологии, весьма распространенной в недалеком прошлом. Заметим, что в сказанном не следует видеть намека на исходную порочность такой методологии, поскольку норматив – достаточно заметный и важный участник социального взаимодействия в юридической сфере. Хотя и не единственный, и не всегда самый важный.
Справедливость сказанного придется еще обосновывать. Социальное поведение (взаимодействие) представляет достаточно устойчивый, типичный, «затвердевший» образец. Можно говорить об определенном единообразии поведения, которое мы именуем социальным. М. Вебер считал, что последнее (устойчивость, единообразие) объясняется отнюдь не ориентацией людей на какую-то считающуюся «значимой» норму и даже не на обычай, а просто тем фактом, что данный тип в среднем соответствует субъективным оценкам индивидов, их естественным интересам и что на это они обычно ориентируют свое повседневное поведение .
Наверное, – пишет 3. Бауман, – самое существенное различие между формализованным и неформализованным поведением таится в тех факторах, на которые опираются действующие лица в интересах достижения успеха. Мы все зависим от действий других лиц, о которых мы часто едва ли что-нибудь знаем или знаем слишком мало, для того, чтобы надежно строить свои планы и надежды в расчете на их личные качества – надежность, честность, порядочность и др. Имея в распоряжении так мало сведений, вряд ли можно было бы заключить сделку, если бы не возможность решить проблему на шаблонном, формализованном (безличном) уровне: обращаться не к личным качествам или способностям партнера, а к универсальным правилам, которые применимы во всех подобных случаях, каким бы ни был наш партнер в данный момент. В таких условиях обращение к безличным характеристикам, правилам (шаблонам действования) является в общем-то надежным, иногда единственным способом решения многих проблем .
Необходимо заметить, что рассуждая о шаблонном взаимодействии, мы сталкиваемся уже не только с характеристиками, принадлежащими авторам поведения, а социальному взаимодействию как системе. Эти характеристики подразумевают освобождение поведения от индивидуальных особенностей сторон, что обеспечивает обычно человеку вживание в социальную роль. Можно попытаться дать ответ на вопрос, поставленный выше: разновидностью какого поведения является поведение правомерное? Очевидно, что считать такое поведение разновидностью единичного, неустойчивого поведения, в котором трудно проследить основные свойства и характеристики, нет не только достаточных оснований, их вообще нет. Значит, правомерное поведение есть разновидность поведения социального со всеми вытекающими отсюда параметрами. Чаще всего правомерное поведение есть формализованное (шаблонное) поведение. Самым злейшим врагом такого поведения являются так называемые личные качества, в особенности уровень эмоций. Именно личные качества человека чаще всего сталкивают поведение с рельс правомерности.
Правомерное поведение, как и всякое социальное поведение, обладает сложной структурой, возникает и реализуется преимущественно в составе специального (юридического) взаимодействия, заметную роль в составе такого взаимодействия играют проводники, в первую очередь нормативы, правомерное поведение имеет различные формы, которые обеспечивают ту или иную степень устойчивости такого поведения и различный характер связанности сторон.
Социальное взаимодействие может иметь различные значения, оно, конечно, может быть и нередко бывает результативной формой продвижения сторон к желаемым целям. Но останавливаться на этом – значит поверхностно, идеалистически объяснять это явление. В принципе, каждое социальное взаимодействие таит в себе множество проблем для своих сторон, их необходимо решать, затрачивая ту или иную энергию. Совсем не редкость, когда в рамках взаимодействия (и по вине только самого взаимодействия) хоронятся ожидания, намерения его сторон. Последнее возможно даже в случаях, когда основные элементы взаимодействия доброкачественны. Например, сами ожидания сторон, проводники (юридический норматив) и др. И совсем непросто установить истинную причину сбоев в параметрах социального взаимодействия (можно допустить даже такие причины, как плохой завтрак одной из сторон взаимодействия, настрой одного или обоих партнеров только на один стиль действования и решительное сопротивление каким бы то ни было иным стилям и др.).
Если вывод о неоднозначном характере (роли) социального взаимодействия справедлив, то, очевидно, правомерен вопрос: кто или что определяет такую роль взаимодействия, включая юридическое?
Неоднозначность юридического взаимодействия может провоцировать норматив. Очевидно, самый распространенный вариант такой роли норматива имеет место тогда, когда он, по тем или иным причинам, не используется сторонами (или используется неточно) в качестве ориентира движения к желаемой цели, т.е. не выполняет своей роли элемента социально-юридического взаимодействия, роль проводника. Необходимо подчеркнуть, что последнее может иметь место не только вследствие недостатков самого норматива, часто это может происходить из-за отсутствия необходимой и точной информации, преобладания искаженной информации о нем, неквалифицированных действиях самих субъектов, использующих или применяющих право.
Но это – слишком простой ход рассуждений, в основе которого лежит все та же традиционная методология, рассуждающая на словах о всех основных элементах взаимодействия. Но на самом деле постоянно выдвигающая на передний план только норматив. Это – преимущественно юридический взгляд. Более широкий подход предполагает выяснение не только того, как поведение выполняет (учитывает) команды норматива, но и того, как само поведение реагирует на команды, пытаясь приспособить норматив к ситуации. В основе последнего лежат, конечно же, уже представления, интересы самих сторон социально-юридического взаимодействия. Уместно вновь пояснить, что сказанное не следует понимать как принижение роли юридического норматива, подобный подход преследует одну цель – восстановление роли самого поведения, самих сторон, а в конечном счете – социального взаимодействия в расширении форм правомерного поведения в обществе.

Эволюция принципа законности
Уголовное судопроизводство в его широком понимании объединяет такие явления правовой действительности, как уголовно-процессуальное право, регулирующее порядок производства по уголовным делам, и саму деятельность суда, органов прокуратуры, предварительного следствия, дознания и других участников процесса.
Законность является одним из принципов производства по уголовному делу, означающим, что суд, судья, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель обязаны точно исполнять требования Конституции РФ, Уголовно-процессуального кодекса и других законов.
Нарушение принципа законности влечет наступление предусмотренной для таких случаев ответственности, признание недействительными незаконных актов и их отмену.
Такой подход к принципу законности для отечественной правовой системы и практики правоприменения являлся традиционным, начиная с утверждения т. н. социалистической законности. Проблема целесообразности закона, в частности уголовно-процессуального, и практики его применения или не возникала, или воспринималась как опасная и разрушительная и для законности, и для правопорядка. Предполагалось, что законы есть воплощение мудрости, справедливости и целесообразности, их критика правоприменителем недопустима, а исполнение должно быть безоговорочным и неукоснительным.
На этих постулатах основывалась идея принципа социалистической законности, являвшегося инструментом защиты интересов государства, «революционных завоеваний», способом обеспечения дисциплины и чиновника, и рядового труженика.
Переоценка ценностей, вызванная изменениями политического режима и целей общественного развития (коммунизм, равенство и социальная справедливость на базе централизованной государственной экономики или капитализм с господством частного предпринимательства, с моралью рыночных отношений, войной всех против всех), накладывала неизбежный отпечаток на правовую идеологию. На первое место в поле правовой защиты выдвигалась личность, индивидуум, свободный творец собственной судьбы, не обремененный ни совестью, ни заботой о ближнем, тем более об интересах государства и общества.
Первый удар законности был нанесен официально объявленным в начале 90-х годов с трибун Съезда народных депутатов лозунгом «Разрешено все, что прямо не запрещено законом». Этот лозунг дискредитировал право как социальную ценность, сводя его к обременительным запретам, отвергал мораль, как регулятор общественных отношений, развязывая руки рождающемуся классу новых собственников, маскируя криминальную сущность используемых им способов стяжательства. Было у этого лозунга и позитивное зерно, – он учил критическому отношению к праву, законам, заставляя вспомнить простую истину о том, что хорош лишь тот закон, который отвечает духу времени, назревшим общественным интересам, т.е. социально обусловлен, целесообразен.
Духу времени соответствовала идея правового государства, защиты прав человека. Отсюда в теории права (пока еще только в теории!) стала культивироваться мысль о приоритете права, о равенстве личности и государства и их взаимной ответственности, о подчинении государства обществу и безусловном подчинении государственной власти правовым принципам, о связанности законом всех органов государства и его должностных лиц .
Однако творческая мысль в условиях свободы и плюрализма развивалась и в других направлениях, явно подрывавших стремление к абсолютизации законности и закона. В уголовно-процессуальной теории это тоже нашло отражение. Так, сторонники суда присяжных настойчиво проводили идею, что справедливость нередко следует искать за пределами формальных предписаний закона, а следовательно, и принцип законности вполне можно принести в жертву ради неких высоких моральных соображений2.
В более серьезных теоретических исследованиях принцип законности размывался путем противопоставления закона праву, чаще всего желаемому праву, основанному на абстрактных правовых поступках, якобы вытекающих из «общепризнанных», «общечеловеческих» институтов и норм и даже из судебных прецедентов, что давало простор для правотворчества тех, кто, применяя закон, должен бы следовать его букве, а не трансцедентальным, априорным умозаключениям, маскируемым ссылкам на «дух» закона.
Конституция РФ 1993 г. содержала дополнительный импульс, разрушающий идею единой законности, объявив прямое действие ее положений, даже не оснащенных необходимым юридическим механизмом, и приоритетное перед национальным законодательством значение общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров.
Здесь пока еще просматривается проблема оценки закона правоприменителем с позиций целесообразности, но приближение к ней несомненно: сдерживающее начало в виде жесткого принципа единой для всех законности размывалось.
Это позволило авторам проекта общей части УПК РФ от ГПУ Президента записать в качестве общей процессуальной нормы: «Дознаватель, следователь, прокурор, суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа общепризнанным принципам и нормам международного права, международному договору Российской Федерации, Конституции или уставу субъекта Российской Федерации, другому закону, принимают решение в соответствии с правовыми положениями, имеющими наибольшую юридическую силу» .
Здесь содержится для правоприменителя ряд неизвестных и решать их ему придется, разумеется, не путем штудирования многочисленных правовых актов и договоров, чаще всего ему недоступных, а с позиций здравого смысла и целесообразности. Открывается ли при этом путь к правовой анархии или нет прогнозировать не так уж сложно.
Рассматривая проблемы законности в свете новой Конституции РФ, профессор Скуратов Ю.И. писал: «Формально провозглашенный принцип прямого действия Конституции на всей территории страны не подкреплен в процессуальном отношении ни в самой Конституции, ни в текущем законодательстве. Нет ответа на вопрос, в каком порядке тот или иной орган вправе принимать решение о непосредственном применении Конституции.
Все это приводит к определенной конкуренции в деятельности судебных органов. Так, суды общей компетенции, непосредственно применяя Конституцию в ходе разрешения подведомственных им дел, по сути принимают решения о несоответствии ей федеральных законов и законов субъектов Федерации, в то время как это согласно ст. 125 Основного Закона относится лишь к ведению Конституционного Суда» .
Касаясь проблемы приоритета действия «общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров, тот же автор отмечает, что в странах, имеющих писаную Конституцию, в основе правовой системы лежит именно Конституция, что для правоприменителя в России возникают сложности из-за отсутствия четких критериев для определения «общепризнанности», что возникает опасность создания «двух центров правовой системы» в нашей стране – Конституция с одной стороны, и общепризнанные нормы международного права – с другой» .
Этот разбалансированный подход в развитии теории конституционной законности не замедлил сказаться и на отраслевом законодательстве, в частности уголовно-процессуальном. Приведенную иллюстрацию из проекта УПК ГРУ, можно было бы игнорировать, ибо этот проект был отвергнут и научной общественностью и законодателем . Однако отступления от принципа законности в той или иной мере можно обнаружить и в других проектах УПК, и в текущем уголовно-процессуальном законодательстве.
Это касается прежде всего суда присяжных, вердикт которых ныне подчиняется требованиям закона, а оправдательный приговор, прекращение дела или иное решение, вынесенное в пользу подсудимого при отсутствии грубых процессуальных нарушений не могут быть отменены кассационной палатой. Это правило уже есть в действующем законе о суде присяжных (ч. 3 ст. 465 УПК РФ), оно воспроизведено и даже расширено в проекте УПК, находящемся на обсуждении в Государственной Думе.
Так что пугающая общая норма признания недействительными незаконных актов и их отмене, как видим, имеет существенные ограничения. Эти явно обозначенные тенденции, уходя от единой законности в праве и правоприменении, а равно и в правовой науке, заслуживают пристального внимания и обсуждения. Уместен ли при современном уровне правовой и нравственной культуры нашего общества отказ от законности как важнейшего критерия оценки актов правоприменения? Не будет ли это способствовать дальнейшему нарастанию правового нигилизма и правовой анархии, отнюдь не способствующих их продвижению к правовому государству, ни защите прав человека?
Законность и целесообразность в процессуальном праве и его применении
Утверждение о том, что законность не может быть нецелесообразной, как и целесообразность – незаконной едва ли является бесспорным. С одной стороны, абсолютизируя законность, мы невольно приближаемся к более чем сомнительному лозунгу древних юристов -пусть гибнет мир, но торжествует юстиция. С другой – не всякая «целесообразная» идея может быть положена в основу закона и законности.
Словари туманно утверждают, что целесообразность есть «соответствие явления или процесса определенному состоянию, материальная или идеальная модель которого выступает в качестве цели» . Поскольку право призвано служить формированию, закреплению и совершенствованию отношений, удовлетворяющих осознанным потребностям экономического и духовного развития общества, целесообразность права, как и его эффективность, должна оцениваться степенью положительного воздействия на эти процессы. Или иначе – целесообразность права заключена в его способности обеспечить решение задач, вытекающих из потребностей «целей» общественного развития.
Однако даже при правильном определении целей и промежуточных (поэтапных) задач их достижения с помощью правового регулирования, возможны варианты последнего, выбор которых зависит от множества факторов. К ним несомненно относятся уровень правовой культуры общества, его способность и готовность подчиниться определенному правовому регламенту, состояние государственных органов правоприменения и правоохранительной системы, возможности экономического обеспечения того или иного закона.
Таким образом, целесообразность в праве можно рассматривать как принцип правотворчества (выбора альтернативных законодательных решений, определение способов и пределов правового регулирования) и как условие правоприменения.
С точки зрения законности мы должны отдать приоритет принципу целесообразности на этапе правотворчества. Именно при создании правового акта он оценивается с позиций целесообразности. Принятый закон подлежит исполнению, а целесообразность правоприменения возникает при выборе варианта решения, если закон допускает варианты
Судебно-правовая реформа 90-х годов изначально ставила целью формирование правового государства Для судопроизводства это означало всемерное расширение процессуальных гарантий, обеспечивающих как права личности, так и интересы гражданского общества (правовая защита от нарушений и преступности, криминализации отношений, коррупции государственного аппарата, включая чиновников правоохранительных ведомств).
С этих позиций мы вправе оценить многие факты реформы как целесообразные. Так, право, допустившее преступную приватизацию общенародного достояния, не было целесообразно, ибо оно не приближало экономические отношения к цивилизованному рынку.
Оказались нереализуемыми законы о льготах ветеранам, ибо они не соответствовали уровню экономического развития общества. То же можно сказать о конституционных принципах пенсионного обеспечения и справедливой оплаты труда и т.д. Позорной страницей нашего законодательства и практики правоприменения оказалась норма закона «О собственности» (ч. 3 ст. 30), обещавшая возмещение ущерба пострадавшим от преступления за счет государства (эта норма стыдливо опущена при реформировании гражданского права).
В сфере судопроизводства и судоустройства наряду с положительными правовыми решениями (создание системы конституционного контроля, декларированное расширение судебной защиты прав граждан, гарантий прав подозреваемого и обвиняемого в уголовном процессе и пр.) также было принято множество решений, не отвечающих требованию целесообразности. К ним можно отнести попытку создания суда присяжных. Суд присяжных не отвечает принципу целесообразности с точки зрения повышения качества, эффективности и быстроты судопроизводства. Он не отвечал и принципу законности, ибо в нем до минимума сведена ответственность за результаты правосудия, а снижение профессионального начала не способствует квалифицированной оценке усложненной доказательственной информации.
Железная экономическая зависимость исполнимости того или иного закона привела к постыдным зигзагам в распространении на всю территорию России суда присяжных: сначала он действовал в 5, а теперь 10 субъектах Федерации, чем нарушен принцип равенства граждан перед законом и судом. В гражданском судопроизводстве суд присяжных пока отсутствует (вопреки закону РФ от 16 июля 1993), а в уголовном его подсудность резко сокращена в сравнении с первоначальным вариантом (ст. 421 и 15 УПК РСФСР).
Если введение суда присяжных вопреки экономической возможности и процессуальной целесообразности можно объяснить политическими мотивами («расширение демократии»), то отказ в ходе судебной реформы от коллегиальности правосудия (другая крайность), приведшая к единоличному рассмотрению до 40 % уголовных и 92 % гражданских дел, не продиктован никакими принципиальными соображениями. Здесь разрушение правосудия подчинено чисто экономическим причинам. Не умеем хозяйствовать – экономим на спичках (и судьбах людей, бросив их в объятия всевластного, бесконтрольного и неприкасаемого чиновника).
Со страниц печати не сходит проблема коррупции государственного аппарата. Достается и следственным органам, и прокуратуре за их неумение справиться с обострившейся ситуацией. При этом не всегда отмечается, что питательную среду для расцвета коррупции создают высшие органы исполнительной и законодательной власти.
Президент, игнорируя разоблачительные выступления СМИ о его приближенных, не устает повторять свой главный довод: «Мы своих не сдаем» (характерный штрих в свете Конституции РФ, объявившей Россию правовым государством).

В современной России с характерным для нее комплексом сложных, разноплановых проблем экономического, политического, социального, правового и нравственного характера управление процессами, происходящими в жизни общества, возможно лишь на основе неуклонного следования принципу законности.
В обеспечении законности в сфере уголовно-правового регулирования общественных отношений ключевую роль играет уголовное законодательство. Но не менее важное значение имеет правоприменительная деятельность. Поэтому правовая реформа должна вестись в двух направлениях: а) создания качественного уголовного законодательства, четко отлаженных адекватных процедур и институтов; б) строгого и точного применения норм уголовно-материального и уголовно-процессуального права. Принятый и уже действующий УК РФ является нормативной базой законности в сфере уголовно-правового регулирования.
Только такой концептуальный подход может стать добротной основой для успешного противодействия преступности.
Общая характеристика нового уголовного законодательства. В русле проводимой в настоящее время в стране правовой реформы существенно усовершенствовано уголовное законодательство с одновременной его полной кодификацией в новом Уголовном кодексе Российской Федерации, вступившей в силу с 1 января 1997 года.
Суть предпосылок принятия нового УК РФ в обобщенном виде выражается в назревшей необходимости адекватного решения наиболее важных уголовно-правовых проблем путем совершенствования основополагающих положений, институтов и норм уголовного законодательства. Основное предназначение нового УК РФ – это укрепление законности, защита всех подлежащих уголовно-правовой охране объектов от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений . Эти задачи и пути их законодательного решения указаны в ст. 2 УК РФ.
Статья 2 УК РФ является одной из конкретных норм, закрепляющих общегуманитарный и конституционный принципы приоритетной защиты прав и свобод личности, которые предусмотрены в главе второй Конституции Российской Федерации. Переоценка иерархии социальных ценностей отразилась, в первую очередь, на построение системы Особенной части УК РФ. Именно преступления против личности, ее прав и свобод заняли в ней первое место. Им отведен самостоятельный раздел УК, включающий пять глав.
Эта идея проводится законодателем в ряде норм: вред, причиняемый личности при совершении других преступлений, признается обстоятельством, отягчающим ответственность.
Однако не только эти, но и другие положения Конституции РФ 1993 года претворяются в жизнь через охранительную функцию уголовного права, трансформируясь в уголовно-правовых нормах.
В целях эффективного противодействия преступности периода становления свободной рыночной экономики законодатель при подготовке УК произвел переоценку объема и содержания прежних уголовно-правовых запретов, которые не соответствовали изменившимся социально-экономическим реалиям, приведшим к изменению преступности. Декриминализировано 80 составов преступлений, утративших общественную опасность. Криминализированы новые формы опасного для общества поведения, сопровождающие происходящие в обществе преобразования экономического, социального и политического характера. Это, например, ряд деяний в сфере экономической деятельности, а также направленных против интересов службы в коммерческих и иных организациях и сфере компьютерной информации (70 составов преступлений). Такое решение было в целом криминологически обоснованным, ибо учитывало новые характеристики преступности и тенденции ее развития. С учетом криминологической реальности и правосознания граждан при профессиональной поддержке юристов решался в основном и вопрос о системе и видах наказания, о построении санкций норм Особенной части УК РФ.
Общечеловеческие международно-правовые и конституционные принципы нашли свое отражение не только непосредственно в конкретных уголовно-правовых нормах. Важно и то, что они, кроме того, трансформированы в самостоятельный институт уголовно-правовых принципов (законности, равенства граждан перед законом, вины, справедливости и гуманизма) и впервые в истории отечественного уголовного законодательства введены в УК (ст. 3-7), с чем связана демократизация и гуманизация уголовного законодательства .
Эти нормативно закрепленные принципы характеризуют по сути изначальные, наиболее существенные свойства уголовного права и образуют систему, которую можно рассматривать как руководящие начала построения всего уголовного законодательства.
Трудно переоценить значение введения уголовно-правовых принципов в УК РФ. Они являются «лакмусовой бумагой», выверяющей положения и нормы УК РФ, ориентируют государство в формировании уголовно-правовой политики и, наконец, направляют правоприменительную практику по пути законности, справедливости и гуманизма.
В соответствии с ведущим принципом законности, пронизывающим все уголовно-правовые нормы, преступность деяния и его наказуемость, а также иные уголовно-правовые последствия определяются только Уголовным кодексом Российской Федерации (ст. 3), поскольку в соответствии с правилом о полной кодификации уголовного законодательства, предусмотренным в его ст. 1, новые законы, устанавливающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс. Конкретным отражением принципа законности (ст. 8), признается совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом; норма, определяющая понятие преступления как виновно совершенного общественно опасного деяния, запрещенного настоящим Кодексом под угрозой наказания (ст. 14). Важным положением, раскрывающим содержание принципа законности, является указание о том, что применение закона по аналогии не допускается (ч. 2 ст. 3). Это четкий ориентир для правоприменителя, исключающий возможность как восполнения своими решениями пробелов в законе, так и произвольного толкования текста закона в сторону расширения или сужения истинного его смысла.
В качестве одного из важнейших принципов уголовного права в УК РФ обоснованно закреплено конституционное положение о равенстве граждан перед законом (ст. 4 У К РФ), поскольку именно уголовный закон обеспечивает защиту важных общественных отношений путем угрозы применения видов государственного принуждения за пося-
гательства на них. Особенно ценным является указание о равенстве перед законом всех лиц, независимо от должностного положения.
Положения международных договоров, ратифицированных Российской Федерацией, а также конституционное положение о верховенстве международного права над внутригосударственным нашли отражение в конкретных нормах главы 34 УК РФ «Преступления против мира и безопасности человечества», а также в нормах других глав УК РФ, чем обеспечивается учет международных обязательств России.
Учет в новом УК РФ опыта борьбы зарубежных стран с преступностью, имеющей общие черты с преступностью в России, а также их законодательного опыта не сводился к прямому копированию – переносу тех или иных норм и институтов из чуждых отечественным традициям правовых систем – в систему российского уголовного права. Они использованы с учетом национальных, социальных и правовых традиций, путем адаптации их к основополагающим идеям и концепциям построения новой системы уголовного законодательства при сохранении необходимой преемственности в решении принципиальных вопросов.
В УК РФ отражены и получили более углубленное развитие проверенные практикой идеи дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания. Идея дифференциации проявилась в том, что новый УК предусмотрел более строгую ответственность за тяжкие и особо тяжкие преступления, такие как: посягательства на жизнь; преступления, угрожающие общественной безопасности (терроризм, угоны самолетов, захват заложников, бандитизм, незаконный оборот оружия и наркотиков и др.), а также за неоднократное совершение преступлений.
Более суровая ответственность обеспечивается сохранением смертной казни и пожизненного лишения свободы за убийство при отягчающих обстоятельствах; повышением максимального предела лишения свободы с 15 до 20 лет; повышением максимального предела допустимого наказания по совокупности преступлений с применением правила сложения наказаний до 25 лет лишения свободы (вместо ст. 15 по УК РСФСР 1960 года) и по совокупности приговоров до 30 лет лишения свободы (ст. 69, 70 УК РФ).
В то же время предусмотрена менее суровая, либерализованная ответственность за преступления небольшой и средней тяжести, для лиц, впервые и случайно совершивших преступление.
Воплощением в уголовное законодательство идеи дифференциации ответственности является также категоризация преступлений на четыре группы: преступления небольшой, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие преступления (ст. 15 УК РФ). Она использована в качестве критерия дифференцированного решения многих вопросов об уголовно-правовых последствий совершения преступления (например, уголовная ответственность за приготовление к преступлению, назначение наказания по совокупности преступлений). Дифференциации служат, кроме того, институты множественности преступлений (ст. 16, 17, 18 УК РФ), и соучастия; система наказаний, включающая в себя новые наказания в виде обязательных работ, ограничения по военной службе, ограничения свободы, ареста; институт деятельного раскаяния.
К числу принципиальных нововведений в УК, свидетельствующих об учете криминологической реальности в стране, для которой характерно широкое распространение организованной преступности, относится также легализация, нормативное установление новой, ранее неизвестной уголовному законодательству формы группового соучастия – преступного сообщества (преступной организации). Новым является и признание преступным и наказуемым факта создания организованной группы или преступного сообщества: организация незаконного формирования (ст. 208), бандитизм (ст. 209), организация преступного сообщества (ст. 210). Таким образом, с принятием нового УК РФ создана в целом надежная правовая база для защиты прав и свобод личности, интересов общества и государства от преступных посягательств противостояния преступности, обеспечения-законности в сфере уголовно-правового регулирования.
Наряду с этим в УК РФ содержится немало серьезных (в том числе концептуального характера) недостатков, они порождены издержками существующей практики законодательства. Об этом свидетельствует недостаточный учет общепринятых в теории права положений о системности законодательства (межотраслевой и внутри уголовного права); о критериях, тенденциях и перспективах криминализации и пенализации, а также декриминализации и депенализации; о построении санкций уголовно-правовых норм; о дифференциации ответственности; о конструировании и формулировке норм, и институтов Общей части УК и обеспечении их органического единства с нормами Особенной части УК и т.д.
Имеет место также неполное использование в новом уголовном законодательстве тех конституционных принципов, которые непосредственно относятся к сфере уголовно-правового регулирования, является упущением, недоработкой Уголовного кодекса.
Так, предусмотренный в ст. 19 Конституции РФ принцип равенства граждан перед законом и судом лишь частично закреплен в У К РФ (ст. 4). Принцип равенства перед судом так же, как и равенство перед законом, имеет прямое отношение к уголовно-правовому регулированию. Указание в ст. 4 УК РФ на равенство лиц, совершивших преступления, перед законом, является недостаточным. Перед законом равны и лица, причинившие вред охраняемым законом общественным отношениям в силу обстоятельств, исключающих преступность деяния, а также лица, добровольно отказавшиеся от совершения преступления. Решение всех этих вопросов входит в компетенцию суда. УК РФ содержит немало норм, в соответствии с которыми решение вопроса о правовых последствиях преступления ставится в зависимость от усмотрения суда. Это выглядит так: «суд может постановить» (ст. 74), «если суд сочтет возможным» (ст. 78), «если судом будет признано» (ст. 79), «суд может возложить (ст. 79), «суд может заменить» (ст. 80), «несовершеннолетний... может быть освобожден судом» (ст. 92); «если суд придет к выводу» (ст. 73) и т.д.
В то же время ряд статей предусматривает не факультативность, а обязательность решения суда при наличии определенных условий (например, ч. 1, 3 ст. 81 – «освобождения от наказания»; ч. 3 ст. 82 – «суд освобождает»; «суд назначает» – ч. 4 ст. 82 и др.).
Приведенные доводы свидетельствуют о том, что принцип равенства граждан перед законом должен быть дополнен в ст. 4 УК РФ равенством перед судом более полного воспроизведения текста ст. 19 Конституции РФ, трансформировав его в уголовно-правовой принцип.
Среди декриминализированных в процессе подготовки нового УК составов преступлений есть, к сожалению, такие составы, которые и в настоящее время еще не утратили общественной опасности.
Так, декриминализация сопротивления народному дружиннику и представителю общественности, охраняющему общественный порядок, криминологически не оправдана. Состояние борьбы с преступностью оставляет желать лучшего. УК принят с учетом перспективы происходящих в обществе изменений. Опора в борьбе с преступностью на общественность может только повысить эффективность этой борьбы. Особенно важным является участие общественности в профилактике преступности. Отсюда важна и особая защита лиц, участвующих в противодействии преступности.
Необоснованно декриминализировано такое общественно-опасное деяние как нарушение законодательства о труде, которое было предусмотрено ст. 138 УК РСФСР. Право на труд – одно из важнейших прав, гарантированных Конституцией РФ. В ст. 37 Конституции РФ закреплено не только право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, но и на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации. Это конституционное право граждан является объектом охраны УК наравне с другими охраняемыми им правами и свободами человека и гражданина.
Неосновательным представляется декриминализация ряда таких составов преступлений, которые связаны с созданием угрозы наступления общественно опасных последствий (например, такого деяния, как повреждение транспортных средств или путей сообщения, которое предусматривалось ст. 86 УК РСФСР).
Без достаточных оснований декриминализирован ряд преступлений против воинской службы (самовольная отлучка военнослужащего, утрата различных видов материальных ценностей, принадлежащих Вооруженным Силам и другим войскам, а также ряд деяний, не повлекших вреда охраняемым объектам, но создавших угрозу их причинения- могущих повлечь указанные в законе конкретные общественно опасные последствия) .
Декриминализация некоторых деяний занижает порог требовательности общества к морально-нравственному уровню граждан в процессе жизнедеятельности.
К их числу относится декриминализация хулиганства, предусматривавшегося ч. 1 ст. 206 УК РСФСР, а также отдельных разновидностей злостного хулиганства (ч. 2 ст. 206). Эти деяния не переведены в разряд административных проступков. КоАП предусматривает по-прежнему ответственность лишь за мелкое хулиганство (ст. 158 КоАП). Умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу, а также отличающиеся по своему содержанию цинизмом или особой дерзостью, хотя значительно более опасные, чем мелкое хулиганство, остались вне законодательного запрета.
К недостаткам УК РФ следует отнести положения, порождающие коллизии норм уголовного закона с нормами уголовного права и административного права существуют коллизии в регулировании административной и уголовной ответственности за воспрепятствование осуществлению своих избирательных прав гражданином, либо работе избирательных комиссий (ст. 40' КоАП РСФСР и ст. 141 УК РФ); за нарушение правил международных полетов (ст. 271 УК РФ и ст. 108 КоАП РСФСР), так как ни в КоАП, ни в УК не отражены разграничительные признаки этих правонарушений.
Существенная коллизия имеется между нормами главы 21 УК РФ «Преступления против собственности» и нормами КоАП. В административном законодательстве установлена ответственность за мелкое хищение государственного или общественного имущества, размер которого определяется суммой, не превышающей одного минимального размера оплаты труда (ст. 49 КоАП). В примечании к ст. 158 УК РФ, которая распространяет свое действие на все нормы гл. 21, не определяется нижняя граница размера хищения чужого имущества, т.е. минимальный размер стоимости похищенного. Отсутствие четких оснований для отграничения хищения чужого имущества, ответственность за которое предусмотрена в нормах УК РФ (ст. 158, 159, 160 и др.), от административного правонарушения, предусмотренного ст. 49 КоАП и является причиной возможных ошибок при применении норм права – при квалификации чужого имущества, стоимость которого не превышает минимального размера оплаты труда.

В предыдущей главе отмечалось, что органы дознания и предварительного следствия допускают в своей деятельности не мало серьезных нарушений законности, прав человека. Объясняется это не в последнюю очередь тем, что осуществление функции уголовного преследования прокуратурой в том объеме, который сложился к настоящему времени, подрывает объективность прокуроров при оценке законности процессуальных решений и действий органов расследования.
Наряду с констатацией большой работы прокуроров по обеспечению законности в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, Генеральная прокуратура РФ обращает их внимание, в частности, на то, что они нередко принимают решение о санкционировании ареста без должной ответственности. Это выражается в том, что прокуроры глубоко не вникают в материалы дела, не во всех необходимых случаях лично допрашивают подозреваемых и обвиняемых и т.д.
Отмечается также, что прокуроры не всегда принимают достаточные меры, чтобы исключить обвинительный уклон со стороны следователей, обеспечить всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела, соответствие выводов обвинительного заключения имеющимся доказательствам. Некоторые прокуроры, несмотря на низкое качество расследования, проявляют нерешительность, уклоняются от обращения уголовных дел к доследованию, а также от их прекращения при наличии к тому законных оснований, что приводит к вынесению судами оправдательных приговоров либо направлению дел на новое расследование.
Большой объем следственной работы, осуществляемой прокуратурой, при отсутствии у нее собственного оперативно-розыскного аппарата, с одной стороны, не дает возможности обеспечить оптимальный уровень раскрытия особо опасных преступлений, в том числе имеющих значительный общественный резонанс, с другой, как отмечалось, – снижает степень объективности прокуроров при осуществлении надзора за исполнением законов органами, осуществляющими предварительное следствие по уголовным делам. Отсюда, в частности, широкая общественная критика прокуратуры.
Недостаточная эффективность прокурорского надзора в деле обеспечения конституционных прав и свобод граждан на досудебном этапе уголовно-процессуального производства вызывает к жизни необходимость кардинального решения соответствующих проблем. С целью упрочения процессуальной самостоятельности следователей и независимости прокуроров, а также для решения некоторых других проблем, возникающих в сфере борьбы с преступностью, предлагалось образовать единый Следственный комитет, ввести судебный контроль за законностью решений и действий органов предварительного следствия, нарушающих права человека, и т.д.
Реализация любого из этих предложений предполагала в той или иной мере ограничение полномочий прокуратуры. В первом случае это означало передачу следственного аппарата прокуратуры в состав Следственного комитета, во втором – освобождение прокуроров от таких полномочий, как санкционирование заключения под стражу в качестве меры пресечения, наложения ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию и т.д. Законодатель избрал наиболее оптимальное решение названных проблем, установив судебный контроль на предварительном следствии. Если еще совсем недавно сфера судебной деятельности ограничивалась собственно судопроизводством, в рамках которого суд проверяет законность и обоснованность решений и действий следственных органов лишь по делу, оконченному производством и поступившему в суд с обвинительным заключением, то в настоящее время судебная власть обладает также полномочиями на осуществление проверки законности и обоснованности процессуальных актов предварительного следствия в ходе его производства.
Эта проверка осуществляется не только в Случаях, когда в суд поступают жалобы о незаконности ареста, продления срока содержания под стражей, прекращения дела и т.д., но также в связи с обращением к суду представителей органов уголовного преследования о даче разрешения на проведение оперативно-розыскных мероприятий или процессуальных действий, сопряженных с ограничениями прав граждан на тайну переписки, телефонных переговоров, неприкосновенность жилища и т.д., возможных исключительно на основании судебного решения (ст. 23, 25 Конституции РФ).
Пленум Верховного Суда РФ разъяснил, что в соответствии со вступившим в силу для СССР (Российская Федерация является его правопреемником) в марте 1976 г. Международным Пактом о гражданских и политических правах, нормы которого согласно Конституции РФ являются составной частью правовой системы Российской Федерации и имеют верховенство над ее внутренним законодательством, «каждому, кто лишен свободы вследствие ареста или содержания под стражей, принадлежит право на разбирательство его дела в суде, чтобы этот суд мог безотлагательно вынести постановление относительно законности задержания и распорядиться о его освобождении, если задержание незаконно» (ст. 9 Пакта).
Исходя из этого, жалоба лица, задержанного по подозрению в совершении преступления, его защитника или законного представителя о незаконности или необоснованности задержания должна приниматься судами и разрешаться по существу применительно к порядку и по основаниям, предусмотренным уголовно-процессуальным законодательством .
В соответствии с вступившим в силу 20 июля 1995 г. Федеральным законом РФ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» подозреваемые и обвиняемые, заключенные под стражу, имеют право обращаться с жалобами, в том числе в суд, по вопросу о законности и обоснованности содержания под стражей и нарушениях других принадлежащих им прав (п. 7 ст. 17).
Расширение сферы функционирования судебной власти, повышение ее роли в деле обеспечения законности предварительного следствия и уголовной разведки (оперативно-розыскной деятельности) произведено, в частности, за счет наделения ее некоторыми полномочиями, ранее принадлежащими прокурорам.
Однако установление судебного контроля в таком его понимании совсем не означает отказа от прокурорского надзора за исполнением законов данными органами. На долю прокурора по-прежнему остается достаточно полномочий. Он проверяет уголовные дела, материалы о совершенных преступлениях, ходе расследования, а также исполнение закона о работе с заявлениями и сообщениями о преступлениях; отменяет незаконные и необоснованные постановления следователей и органов дознания; дает указания о расследовании преступлений, производстве отдельных следственных действий; передает дело от одного органа расследования другому для обеспечения наиболее полного и объективного исследования его обстоятельств; отстраняет следователя от дальнейшего ведения расследования, если им допущены нарушения закона, и т.д. (ст. 211 УПК РСФСР).
Кроме того, как предусматривает п. 2 ст. 221 проекта УПК РФ, прокурор санкционирует помещение в медицинское учреждение подозреваемого или обвиняемого для производства судебно-медицинской экспертизы. Только с его согласия возможно обращение следователя или органа дознания с ходатайством в суд о применении такой меры пресечения, как заключение под стражу, а также о выдаче им разрешения на производство осмотра, обыска или выемки в жилище (п. 8 ст. 187, п. 2 ст. 196 проекта УПК РФ).
При сохранении за прокурором таких широких полномочий нет достаточных оснований утверждать, что передача на усмотрение суда решения вопроса об аресте, производстве обыска в жилище и некоторых других процессуальных действий принудительного характера практически лишает прокурора какой-либо власти в уголовном судопроизводстве .
Судебный контроль не исключает прокурорский надзор, а дополняет его, в результате чего создается более надежная система гарантий прав и свобод человека в уголовном процессе. Предложения о полной замене прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве контролем со стороны суда, превращении прокурора исключительно в орган уголовного преследования не могут быть приняты в условиях современной России, в частности, потому, что продолжает функционировать старая, сложившаяся в советское время, система ранжированных судов, отсутствует специальная контрольная структура судебной власти.
Система судов в нашей стране была сконструирована по иерархическому принципу, характерному для жестко централизованной власти с присущими ей командно-административными методами и подчинением нижестоящих органов вышестоящим. Это полностью отвечало концепции, что суды должны действовать «сообразно с принципами Советской власти» . В такой судебной системе вышестоящие суды вправе без проведения в необходимых случаях непосредственного исследования доказательств отменять решения нижестоящих судов и возвращать им дела для нового судебного рассмотрения с обязательными указаниями.
В централизованной судебной системе судьи не обладают необходимой независимостью. Пребывая под постоянной угрозой отмены принятых ими решений, они принуждены соизмерять их с установками, идущими сверху. Одни судьи принимают решения с оглядкой на то, как на это посмотрит вышестоящий суд, другие, наоборот, – с тем расчетом, что их возможные ошибки будут исправлены более опытными судьями. И в том, и в другом случае судьи не проявляют должной самостоятельности и ответственности.
Множество судебных ошибок, в частности, как следствие недостаточной самостоятельности судей, свидетельствуют о неспособности существующей судебной системы в должной мере обеспечить защиту прав человека.
С другой стороны, освобождение прокурора от названных ранее полномочий развяжет ему руки, сделает его более объективным в деле обеспечения прав и свобод граждан органами уголовного преследования.
Наделение лиц, участвующих в уголовном процессе, правом на обращение в суд с соответствующими жалобами и обоснование их в заседании, в котором участвует также прокурор, означает определенное продвижение по пути превращения всей системы уголовно-процессуального производства в «уголовное судопроизводство», – деятельность, осуществляемую судебной властью непосредственно (в судебных стадиях), либо находящуюся под ее контролем (в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования), осуществляемом на началах состязательности.
В прошлом полное отождествление понятий «уголовный процесс» и «уголовное судопроизводство» было не корректным, так как дознание и предварительное следствие осуществлялись не только несудебными органами, но также без участия суда .
Вместе с тем, судебный контроль в случаях рассмотрения судьей вопроса о принятии решения, как основания для ареста подозреваемого или обвиняемого, производства обыска в жилище, принятия оперативно-розыскных мер и т.д., осуществляется негласно, без участия заинтересованных лиц (кроме следователя или представителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность) и поэтому не может рассматриваться как судопроизводство. Конфиденциальные, с соблюдением секретности, контакты судьи со следователями или представителями спецслужб не отвечают конституционному положению, что судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ).
Судебный контроль во всех его проявлениях, инициируемый в одних случаях самим следователем (при обращении его в суд за получением разрешения на производство действий, возможных исключительно на основании судебного решения), в других- заявителем, потерпевшим, подозреваемым, обвиняемым и другими заинтересованными лицами, участвующими на этапе досудебного уголовно-процессуального производства (посредством обращения в суд с жалобой о незаконности и необоснованности процессуальных решений), объективно оказывается элементом системы предварительного следствия. Судья, давая разрешение на производство осмотра, обыска и выемки в жилище, на арест и выемку почтово-телеграфной корреспонденции, на применение в отношении обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу и т.д., тем самым констатирует законность соответствующих обращений следователя и наличие для производства названных действий достаточных оснований.

Деятельность правоохранительных органов, осуществляемая в рамках уголовного процесса, имеет своей приоритетной задачей обеспечение защиты личности, ее прав и свобод, интересов общества и государства от преступных посягательств. При этом лица, вовлекаемые в уголовно-процессуальное производство, должны быть гарантированы от необоснованного подозрения и обвинения в совершении преступления, неправомерного применения к ним мер процессуального принуждения, иных противозаконных ограничений принадлежащих им прав и свобод. Если уголовный процесс – это государственно-правовой механизм защиты человека, его прав и свобод от преступлений и злоупотреблений властью, то абсурдом представляются нарушения его процессуальных и иных прав. Другими словами, правозащитная функция уголовного процесса не может осуществляться путем нарушения прав человека.
Экстраполяция положений Конституции РФ 1993 г., общепризнанных норм и принципов международного права на уголовный процесс означает, что основные права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими в уголовном процессе, определяют его систему, в том числе процессуальные права личности, полномочия органов уголовного преследования и суда и т.д.
В то же время необходимость решения общесоциальной задачи борьбы с преступностью требует принятия мер и совершения действий, ограничивающих права и свободы личности в уголовном процессе. Данный фактор также является определяющим всю систему уголовного процесса. Однако эти ограничения не могут достигать такой степени, когда бы они означали по существу отмену прав и свобод индивида либо отказ от их признания, что широко имело место в прошлом (непринятие презумпции невиновности, отрицание принципа состязательности, как следствие игнорирования равноправия сторон в судебном процессе, и т.д.). Уголовно-процессуальное производство не настолько специфично, чтобы юрисдикционные органы были свободными от признания и соблюдения прав и свобод человека, чтобы быть в этом смысле исключительным производством.
Значение основных прав и свобод человека и гражданина для уголовного процесса заключается в том, что они вместе с социальной необходимостью борьбы с преступностью детерминируют само назначение процесса, содержание и формы процессуальной деятельности, средства и способы доказывания и т.д. Иными словами, процессуальная система строится с непременным учетом прав человека, как фактора, сбалансированного с социальной потребностью борьбы с преступностью.
В наше время во многом негативная оценка в общественном сознании государственных правоохранительных структур объясняется не в последнюю очередь их неспособностью исключить серьезные и многочисленные нарушения законности, прав человека в своей деятельности. Не будучи способной в необходимой мере адаптироваться к изменяющейся преступности, адекватно ответить на ее вызов, система правоохранения порой реагирует весьма своеобразно – она пытается замкнуться, отгородиться от воздействия среды, чтобы не допустить проникновения информации, которая представляется ей избыточной и которую она не способна переработать (имеются в виду факты сокрытия заявлений о преступлениях от регистрации, необоснованные отказы в возбуждении уголовных дел и т.д.).
Такое зло, как преступление, нередко порождает другое, не меньшее зло в виде нарушений прав и свобод человека, но уже со стороны государственных органов и должностных лиц, осуществляющих уголовно-процессуальную деятельность. При этом нарушаются права не только подозреваемых и обвиняемых, но также заявителей, потерпевших, свидетелей и других лиц, то есть многих из тех, кто приглашается к содействию органам уголовного преследования в борьбе с преступностью.
Статистическая картина таких нарушений в 1996-1997 гг. в деятельности следственных органов и органов дознания оставалась удручающей. Так, прокурорами в 1996 г. выявлено и поставлено на учет 47842 преступления, ранее не зарегистрированных органами внутренних дел, – что на 1,9 % больше, чем в 1995 г.
Не регистрируются, как правило, те заявления, в которых отсутствуют прямые указания на лиц, совершивших преступления, и установление которых представляется малоперспективным делом. Такой выборочный подход к заявлениям о преступлениях оставляет многих граждан незащищенными от преступных посягательств и представляет собой грубое нарушение Конституции РФ, гарантирующей государственную защиту прав и свобод человека и гражданина (ст. 2, п. 1 ст. 45).
В первом полугодии 1997 г. из числа лиц, задержанных по подозрению в совершении преступлений (268180), прокурорами освобождены за неподтверждением подозрения 2840 человек (1,1 %); за тот же период 1996 г. из числа задержанных 300370 лиц освобождены за неподтверждением подозрения 3088 (1,03 %) человек. В 1995 г. за неподтверждением подозрения освобождены 6330 человек.
Из числа прекращенных в 1996 г. 281703 уголовных дел прокурорами отменены постановления о прекращении 55208 дел (19 %).
Прокурорами и судами для дополнительного расследования в первой половине 1997 г. возвращено 0,7 % уголовных дел из числа оконченных производством с составлением обвинительного заключения (точно такая картина наблюдалась и в 1996 г.). Направление дел для дополнительного расследования имеет место во многих случаях ввиду существенного нарушения уголовно-процессуального закона органами следствия и дознания. К тому же само производство дополнительного расследования нередко сопровождается новыми нарушениями прав участников процесса.
В 1996 г. прокуроры разрешили 233935 жалоб по вопросам следствия и дознания, из которых удовлетворены 21,7% жалоб (в 1995 г.-20,6 %). В том числе в 1996 г. разрешено жалоб на применение незаконных методов расследования 6386, удовлетворено 416 жалоб (6,5 %). В 1995 г. таких жалоб разрешено прокурорами 5983, удовлетворено 445 (7,4 %).
Продолжает расти число лиц, необоснованно привлеченных к уголовной ответственности, о чем свидетельствуют, в частности, факты прекращения уголовных дел по реабилитирующим основаниям (так, в первом полугодии 1996 г. за отсутствием события преступления, состава преступления, недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления прекращены дела в отношении 2364 лиц, из которых 974 человека находились под стражей, а в 1995 г. – в отношении 4803 человек), а также факты оправдания подсудимых: в 1995 г. оправдано 5205, в 1996 г. -5746, в первой половине 1997 г. – 2900 подсудимых.
В связи с нарушениями законности органами внутренних дел при производстве предварительного следствия и дознания прокуроры в 1996 г. внесли 36 924 представлений (на 2,7 % больше, чем в 1995 г.).
Особая роль в предупреждении и пресечении нарушений законности в деятельности органов уголовного преследования принадлежит суду. Кроме осуществления функции судебного контроля, суд выносит специальные решения- частные определения (постановления), в том числе в связи с проявившимися в судебном процессе нарушениями закона на этапе досудебного производства по уголовному делу. Так, по данному основанию в 1995 г. суды вынесли 8761 частных определений (постановлений), в 1996 г. – 8306 таких решений, а в первой половине 1997 г. -3718 определений (постановлений).
Нельзя допустить развития наметившейся тенденции на снижение количества выносимых судами частных определений (постановлений), т.к. это ослабляет механизм активного государственного противодействия нарушениям законности, прав граждан. Суд не может закрывать глаза на проявившиеся в ходе разбирательства дела правонарушения со стороны органов расследования. Он, как орган власти, вправе потребовать от соответствующих структур и их представителей принятия мер по устранению посягательств на права человека и других нарушений законности.
С этой целью, в частности, в новом УПК РФ необходимо предусмотреть, что в случае выявления при судебном рассмотрении дела нарушений прав и свобод граждан органами и должностными лицами, осуществляющими функцию уголовного преследования, суд выносит в адрес последних частное определение (а не «может вынести», как записано в ст. 35 проекта УПК РФ).
Таким образом, в деятельности органов уголовного преследования сохраняется высокий уровень нарушений законности. Эти органы далеко не всегда обеспечивают неотвратимость ответственности за преступления, каковая является индикатором, высвечивающим степень защищенности личности, общества и государства от преступных посягательств. Вместо принятия необходимых мер к раскрытию преступлений, заявления о преступлениях, как отмечалось, нередко укрываются от учета, принимаются необоснованные решения об отказе в возбуждении или прекращении дел. Вследствие этого значительная часть лиц, совершивших преступления, избегает законной ответственности. Во многих случаях преступных посягательств на жизнь, здоровье и имущество людей не восстановлены их нарушенные права, не возмещен причиненный преступлениями ущерб.
В новом Уголовно-процессуальном кодексе необходимо детально регламентировать порядок регистрации и рассмотрения заявлений и сообщений о преступлениях, предусмотреть дополнительные меры, обеспечивающие усиление прокурорского надзора за реагированием на такие заявления и сообщения, законностью разрешения вопроса о возбуждении уголовного дела (отказе в его возбуждении) .
С другой стороны, некоторые следователи и оперативные работники, стремясь любой ценой раскрыть преступление, допускают незаконные задержания и аресты, необоснованно привлекают граждан к уголовной ответственности, применяют запрещенные методы расследования и т.д.
Осуществление правосудия по уголовным делам также сопровождается нарушениями законов. Отмечается тенденция к росту количества нарушений процессуальных сроков судами (в 1995 г – по 20,1 % дел, в 1996 г. – по 23,1 % дел, а в первой половине 1997 г. – по 26,1 % уголовных дел), что не только осложняет рассмотрение дел, но также имеет своим следствием недопустимо продолжительное время пребывания подсудимых под стражей до начала судебного разбирательства.
Суды не всегда обеспечивают надлежащее качество правосудия. В 1995 г. число лиц, в отношении которых отменены или изменены приговоры и иные судебные решения по уголовным делам, составило 49,3 тыс., в 1996г.-46,4 тыс.
Граждане платят тройную цену в связи с совершенным преступлением, которую составляют:
- последствия в виде морального, физического или имущественного вреда, причиненного преступлением;
- предусмотренные законом многочисленные правоограничения и лишения, которые они вынуждены претерпевать в связи с участием в уголовно-процессуальном производстве;
- нарушения принадлежащих им прав и свобод, т.е. такие их ограничения или лишения, которые не предусмотрены либо прямо запрещены законом.
Развитие системы мер, обеспечивающих соблюдение и защиту прав человека, формирование соответствующей правовой базы, укрепление независимости судебной власти, совершенствование правоохранительных структур и т.д. позволяют государству рассматривать себя равным субъектом мирового цивилизованного сообщества. Даже наличие высокого уровня преступности не исключает государство из системы этого сообщества, если оно признает права и свободы человека и гражданина, предпринимает необходимые усилия для того, чтобы противодействовать преступным и иным посягательствам на права человека. С другой стороны, систематические и широкомасштабные нарушения прав человека создают социальную напряженность, питают антидемократические настроения, порождают внешнеполитические трудности. При таком положении заявленное стремление обеспечить развитие государства по пути обретения им статуса правового порождает серьезные сомнения.
Что касается России, то ею сделаны определенные шаги по обеспечению прав человека, в том числе в сфере борьбы с преступностью:
- принята новая Конституция, согласно которой признание прав и свобод человека и гражданина, их соблюдение и защита являются обязанностью государства; на этой основе, кроме прочих, зиждется конституционный строй Российской Федерации (ст. 2 Конституции РФ);
- создан и функционирует Конституционный Суд РФ, внося известный вклад в дело обеспечения прав человека, в том числе в уголовном процессе;
- в ряде субъектов Федерации действуют суды присяжных, предъявляя новые, повышенные требования к качеству предварительного следствия, соблюдению и обеспечению прав человека;
- внесены существенные изменения в уголовно-процессуальное законодательство, развивающую систему процессуальных гарантий личности;
- приняты законы об оперативно-розыскной деятельности, о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступления, предусматривающие в соответствии с Конституцией РФ судебные и иные гарантии прав человека в уголовном процессе и оперативно-розыскной деятельности;
- принят новый Уголовный кодекс РФ, а также Уголовно-исполнительный кодекс РФ, в которых получили отражение принципы и нормы международного права и Конституции РФ о правах человека.
Закон «О прокуратуре Российской Федерацию) (в ред. от 7 ноября 1995 г.), в отличие от прежних законодательных актов о прокуратуре, надзору за соблюдением прав и свобод человека и гражданина отводит самостоятельную главу. В данном законе зафиксирован новый концептуальный подход к проблеме прав человека, суть которого в том, что правозащитная функция прокуратуры, как важнейший аспект ее более широкой правоохранительной функции, рассматривается как приоритетная. Все это и многое другое, разумеется, только начало большого пути к правовому государству.
Опросы общественного мнения показывают сильное желание большей законности, порядка и в то же время слабую поддержку авторитарной политики. Например, в осеннем (1995 г.) опросе, проведенном Фондом «Общественное мнение», 45 процентов респондентов высказали желание, чтобы в лозунгах их партий было слово «законность», а 44 процента -слова «права человека», и только 7 процентов хотели увидеть в этих лозунгах слово «державность», 1 процент – «диктатура». В этом же опросе 75 процентов респондентов выразили желание проголосовать за партию, которая защищает права всех граждан России, независимо от их национальности .
В послании Президента РФ Федеральному собранию от 16 февраля 1995 г. в качестве одного из важных аспектов формирования демократического общества предусматривается создание эффективной системы защиты прав человека, в том числе от произвола государства . В Указе Президента РФ от 5 июля 1995 г. «О разработке концепции правовой реформы в Российской Федерации» вопросы законодательного обеспечения прав человека рассматриваются в качестве основных элементов концепции правовой реформы . Заметим, однако, что до настоящего времени такой концепции нет, хотя после издания Указа прошло почти три года. Требуется форсировать разработку данной концепции и вынести ее проект на широкое публичное обсуждение, чего не доставало Концепции судебной реформы, одобренной Верховным Советом РСФСР в октябре 1991 г.
Проблема прав человека в сфере борьбы с преступностью – это не узко процессуальная или какая-либо иная отраслевая проблема, она является проблемой общесоциального характера. Как это ни парадоксально на первый взгляд, проблема надежного обеспечения прав и свобод человека и гражданина государством, в том числе посредством правосудия, наиболее характерна для правового государства, а также государства, стремящегося стать таковым.