Функции уголовного права состоят в обеспечении устойчивости социальных связей, в их гарантированности от произвола преступных посягательств на индивидуальные и коллективные интересы членов общества. В теории этот процесс обеспечения чаще всего называют уголовно-правовым регулированием общественных отношений.
Функциональное назначение уголовного права, обозначенное в столь общей форме, исторически изменчиво и по-разному проявляется в различных исторических условиях. Его конкретное социально-историческое содержание зависит прежде всего от особенностей того общественно-политического строя, устойчивость которого обеспе¬чивается уголовно-правовыми средствами. Феноменологический смысл объективно существующих функций уголовно-правового регулирования, естественно, получает свое герменевтическое выражение и в текстах законов. Так, в период становления советского политического режима в ст. 1 УК РСФСР 1926 г. указывалось, что «уголовное законодательство РСФСР имеет задачей охрану социали¬стического государства рабочих и крестьян и установленного в нем правопорядка от общественно-опасных действий (преступлений) путем применения к лицам, их совершившим, указанных в настоящем Кодексе мер социальной защиты».
Хрущевская «оттепель», попытки создать «социализм с чело-веческим лицом» привели в 1960 г. к переформулировке целей нового УК. Как отмечалось в ст. 1, он имел «задачей охрану общественного строя СССР, его политической и экономической системы, личности, прав и свобод граждан, всех форм собственности и всего социали¬стического правопорядка от преступных посягательств». Как видим, прежний объект уголовно-правовой защиты — социалистическое государство — в соответствии с требованиями времени оказался замененным на новый — общественный строй СССР, его политическая и экономическая система, личность, права и свободы граждан, все формы собственности и весь социалистический правопорядок. Способы же решения этой задачи остались старыми — определение, какие общественно опасные деяния являются преступными, и установление наказания лицам, их совершившим.
Смена общественно-политического строя в первой половине 90-х годов заставила законодателя иначе сформулировать и функции уголовного права. Теперь, как провозглашается в ст. 2 УК РФ, принятого в 1996 г., «задачами... Кодекса являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, консти¬туционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также преду¬преждение преступлений».
Таким образом, формирование нового общественно-политического строя, т. е. качественное изменение характера образующих его общественных отношений, повлекло за собой и соответствующее изменение функционального содержания уголовно-правового регулирования, а следовательно, и самого уголовного права. Иными словами, предмет правового регулирования и с точки зрения науки уголовного права, всегда обобщающей социально-юридическую практику, является тем фактором, который определяет метод уголовно-правового воздействия. Это ставит уголовное право в один ряд с другими отраслями правовой науки и означает, что открытые наукой основные законы формирования, развития и функциони¬рования системы права распространяются и на него.
Учитывая вышесказанное, нет нужды пояснять, почему вопрос о предмете уголовно-правового регулирования относится к числу ключевых проблем науки уголовного права. Между тем вплоть до конца 30-х годов понятие «предмет уголовно-правового регули¬рования» отсутствовало в юридической литературе. Причина этого, однако, состояла не в том, что вопрос об объекте воздействия уголовного закона никем не ставился, а в том, что он традиционно связывался лишь со спецификой двух основных отраслевых понятий — преступления и наказания, т. е. со степенью общественной опасности правонарушения, и обусловленной ею интенсивностью мер государ¬ственного принуждения. Последнее приводило к неопределенному сужению сферы действия уголовных кодексов; в противном случае их объектом оказывалась одна лишь воля потенциального или
актуального преступника. Исходя из этого, в учебной литературе со времени появления первого учебника по уголовному праву и до наших дней понятие уголовного права, как правило, связывается не с особенностями предмета и метода правового регулирования, как это имеет место, например, в науках государственного, администра¬тивного, гражданского или трудового права, а лишь с констатацией того, что уголовное право определяет, какие деяния являются преступлениями и какие наказания подлежат применению к лицам, их совершившим.1 Только с середины 70-х годов XX в. в связи с развитием теории уголовной ответственности понятие уголовного права стало связываться также с определением оснований и пределов уголовной ответственности, а равно условий освобождения от этой отвественности и наказания.2
Такое представление о содержании и предмете уголовного законодательства наглядно проявлялось и в названиях памятников (источников) уголовного права России, и в структуре их общих предписаний. Например, название «Уложение о наказаниях уголовных и исполнительных» (1845 г.) полностью соответствовало пред¬ставлению о том, что центр тяжести материальной части уголовного законодательства лежал на наказании.3 Отказ от аналогии и признание того факта, что содержанием уголовных законов является определение не только наказания, но и преступления, вызвало «необходимость составить для совокупности уголовных законов имя из означений отдельных предметов их содержания ».4 Такому требованию отвечало бы, несомненно, название «Уложение о преступлениях и наказаниях ». И только «в видах же сокращения этого последнего, длинного названия»' было найдено другое, «более краткое, простое и отвечающее требованиям техники».6 Так, в 1903 г., несмотря на определенное сопротивление Редакционной комиссии, предложившей
1 Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 1 / Под ред. Н. А. Беляева, М. Д. Шаргородского. Л., 1968. С. 8; Курс советского уголовного права. Т. 1. М., 1970. С. 7; Уголовное право Украины. Общая часть. 2-е изд. / Под ред. М. И. Бажанова, В. В. Сташиса, В. Я. Тация. Харьков, 1998. С. 4; Мороз В. В., Безлюдов О. А. Уголовное право Республики Беларусь. Общая часть: Учебник. Минск, 1997. С. 10.
1 Советское уголовное право: Часть Общая / Под ред. М. А. Гельфера, П. И. Гришаева, Б. В. Здравомыслова. М., 1972. С. 3; Уголовное право. Общая часть: Учебник для вузов / Отв. ред. И. Я. Козаченко, 3. А. Незнамова. М., 1997. С. 5.
3 Свод замечаний на проект Общей Части Уложения о наказаниях, выработанный редакционною комиссией. Т. I. СПб., 1884. С. 38.
4 Там же. С. 30. ' Там же. С. 38. 6 Там же. С. 30.


озаглавить новый кодекс «Уложение о наказаниях», оформилось название «Уголовное уложение».
В структуре общих предписаний норма, определяющая круг отношений, являющихся предметом уголовно-правовой охраны (регулирования), появилась только в 1919 г. Между тем еще в ходе обсуждения проекта Общей части «Уложения о наказаниях» раздавались призывы отдельных криминалистов «указать, что и для чего должно охраняться новым уложением».7 В новых исторических условиях на эти вопросы ответили с откровенно классовых позиций авторы «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР ». Например, в ст. 2 говорилось: «Уголовное право имеет своим содержанием правовые нормы и другие правовые меры, которыми система общественных отношений данного классового общества охраняется от нарушения (преступления) посредством репрессии (наказания)». В ст. 3 определялось, что советское уголовное право «имеет задачей посредством репрессии охранять систему общественных отношений, соответствующую интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата». УК РСФСР 1922 г. кардинально изменил подход к определению предмета уголовно-правового регулирования. В соответствии со ст. 5 УК РСФСР 1922 г. к задачам Кодекса относилась защита государства трудящихся не только от преступлений, но и от «общественно опасных элементов). При этом под общественно опасными элементами понимались не только те лица, кто совершил общественно опасные действия, вредные для общества, но и те, чья деятельность свидетельствует о серьезной угрозе общественному порядку (ст. 7), а также лица, связанные «с преступной средой данной местности »(ст. 49). Аналогичным образом определялись контуры предмета уголовно-правового регулирования и в УК РСФСР 1926 г. (ст. 7). В Основах 1958 г., как и вУКРСФСР 1960 г., подчеркивалось, что только советский социалистический правопорядок берется под охрану (регулируется) уголовным законодательством. Так постепенно складывалась законодательная основа для формирования в науке уголовного права понятий предмета и метода (средств) уголовно-правовой охраны (регулирования).
Впервые понятие «предмет правового регулирования» как таковое появилось в уголовно-правовой науке в ходе дискуссии о системе советского права (1938-1941). Сторонником введения этого
' Там же. С.:

термина в науку и законодательную практику в свое время был М- А- Шаргородский, который писал: «Предметом уголовного права, как будто не вызывающим никаких сомнений, являются те общественные отношения, которые мы понимаем под словом "преступление", и связанное с ним наказание ».8 Еще ранее подобное мнение высказывал М. А. Аржанов.' Аналогичные утверждения преобладали и в учебной литературе 40—50-х годов.10 Как видим, несмотря на введение в предвоенные годы нового понятия, оно является по существу лишь модификацией традиционного — попыткой углубить трактовку все того же преступного деяния. В этом случае новизна свелась к истолкованию преступления как общественно опасного противо¬правного виновного поступка, порождающего отношение между преступником и обществом или потерпевшим. Виновное действие и общественное отношение здесь если и не срослись, то предполагают друг Друга, находясь в единстве. Между тем уже УК РСФСР 1960 г. и тем более УК РФ 1996 г. не дают основания для такого отождествления, ибо предполагают охрану уголовным правом общественного строя, т. е. такой системы общественных отношений, которые существуют независимо от преступлений. Тем не менее концепция «предмет — преступление» нашла последователей и в современной научной и учебной литературе.11
Как известно, в ходе первой дискуссии о системе права большинство ученых и практиков пришли к выводу, что именно общественные отношения являются предметом регулирования той или иной отрасли права. Сторонники концепции «предмет — преступление >>, поддерживая это положение, тем не менее предмет уголовного права определяют как общественно опасную деятельность, поскольку, на их взгляд, преступление как вид социального поведения представляет собой общественное отношение. Например, в 70—80-е годы подобную трактовку преступления в связи с анализом предмета уголовно-правового регулирования предложил М. И. Ковалев. Он писал:
8 Шаргородский М. Д. Предмет и система уголовного права // Советское государство и право. 1941. № 4. С. 41. — М. Д. Шаргородский впоследствии отказался от этой позиции и присоединился к сторонникам концепции «предмет — общественные отношения» (Курс советского уголовного права. Т. 1. Л., 1968. С. 9).
9 Аржанов М. А. О принципах построения системы советского социали-стического права// Сов. государство и право. 1939. № 3. С. 31.
10 Уголовное право. Общая часть / Научн. ред. В. Д. Меньшагин. М., 1948. С. 8; ГерцензонА. А. Уголовное право: Учебное пособие. М., 1948. С. 12-13.
11 Уголовное право. Общая часть. Особенная часть: Курс лекций / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. Лекция 1. М., 1996. С. 1, 3.

«Преступление является общественным и одновременно правовым отношением, а не просто юридическим фактом».12 Более подробно этот вопрос был рассмотрен М. П. Карпушиным и В. И. Курляндским, которые попытались не только выделить элементы структуры преступления (предмета уголовно-правового регулирования) как «незаконного общественного отношения» (объект, субъекты, содержание), но и показать значение такого понимания преступления при исследовании ряда проблем науки уголовного права.13 В настоящее время наиболее последовательно данную позицию отстаивает П. А. Фефелов. По его мнению, преступное деяние должно рас¬сматриваться, во-первых, как конфликтное общественное отношение, противоположное охраняемому уголовным законом общественному отношению, во-вторых, как момент человеческой практики общества в целом, как социальный прецедент.14 П. А. Фефелов считает, что такое понимание сущности общественной опасности преступного деяния «является предпосылкой для раскрытия особенностей уголовной ответственности, охранительной функции уголовного права, принципов действия уголовно-правового охранительного механизма, принципов борьбы с преступностью».1' Еще дальше в этом же направлении пошел В. К. Глистин. Он считает, что преступление есть отношение человека к другому человеку (или социальным общностям, включая государство), а преступность — разновидность общественных отношений с антисоциальной направленностью. «Следовательно, преступление можно рассматривать в двух аспектах: как разруши¬тельную силу и как созидательную антиобщественную силу».16 Такой подход, по мнению В. К. Глистина, дает «объяснение общественно
12 Ковалев М. И. Советское уголовное право: Курс лекций. Свердловск, 1971. Вып. 1. С. 63. — Примечательно, что еще в 1887 г. Н. С. Таганцев рассматривал «преступное деяние, как юридическое отношение, заключающее в себе два отдельных момента: отношение преступника к охраняемому законом юридическому интересу — преступление и отношение государства к преступнику, вызываемое учиненным им преступным деянием — наказание» (Таганцев Н. С. Лекции по русскому уголовному праву. Часть Общая. Вып. 1. СПб., 1887. С. 10).
13 Карпушин М. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974. С. 71 и др.
14 Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны: Основные методо-логические проблемы. М., 1992. С. 25-26, 28.
15 Там же. С. 40-41.
16 Глистин В. К. Понятие преступления. Общественная опасность — основной признак преступления // Уголовное право на современном этапе. Проблемы преступления и наказания/ Под ред. Н. А. Беляева, В. К. Глистина, В. В. Орехова. СПб., 1992. С. 207.

опасной сущности предварительной преступной деятельности», которая «состоит в том, что и на этой стадии виновный создает антиобщественные связи».17
Итак, некоторые юристы до сих пор считают возможным и даже необходимым рассматривать преступление как специфическое общественное отношение. В то же время немало криминалистов, которые отрицают правомерность такого подхода.18 Правда, многие из них в своих высказываниях довольно противоречивы. Так, например, В. Г. Смирнов, соглашаясь с мнением И. А. Ребане, что преступление не является общественным отношением, тут же отмечает: преступление как антисоциальное общественное отношение — юридический факт особого свойства.19 Б. Т. Разгильдиев исключает возможность признания преступления в качестве общественного отношения, поскольку, если «это возможно, тогда всякое совершенное преступление, разрушая одни общественные отношения, порождает другие».20 Однако далее он пишет: «С момента совершения преступления общественные отношения, охранявшиеся конкретной уголовно-правовой нормой, которая отражает совершенное преступление, уже уничтожены... То, что было до совершения преступления, с его совершением исчезло, имеется в виду охраняемое общественное отношение ».21 А. И. Санталов вопреки собственному предостережению «не смешивать понятия "отношение" и "акт проявления отношения", ибо уголовный закон запрещает под угрозой наказания не те или иные неугодные отношения, а наиболее опасные акты поведения людей, поступки, рассматриваемые здесь в качестве формы проявления отношения»,22 при их оценке пришел к неожиданному выводу, что «индивидуальные отношения могут представлять угрозу существующим условиям жизни общества (преступления или антиобщественные отношения)».23
17 Там же. С. 211.
18 Прохоров В. С. Преступление и ответственность. Л., 1984. С. 57-58; Мальцев В. В. Категория «общественно опасное поведение» в уголовном праве. Волгоград, 1995. С. 77-79; Кропачев Н. М. Уголовно-правовое поведение и общественные отношения// Вести. ЛГУ. Сер. Право. 1984. Вып. 2. С. 65-66.
19 Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 46, 129.
20 Разгильдиев Б. Т, Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. Саратов, 1995. С. 90.
21 Там же. С. 94-95.
22 Санталов А. И. Общественные отношения и преступления// Вести. ЛГУ. 1974. № 4. С. 129.
23 Санталов А. И. Теоретические вопросы уголовной ответственности. Л., 1982. С. 37.

Преступление нарушает общественное отношение и тем самым выражает отношение преступника к обществу. В этом смысле оно — акт индивидуального произвола отдельного человека, но акт социально значимый. Можно ли, однако, на том основании, что преступление — это отношение человека к другим людям, сделать вывод, что преступление тоже является общественным отношением? М. П. Карпушин и В. И. Курляндский, например, полагают, что преступление — специфическое, «незаконное» общественное отношение, и подчеркивают необходимость более глубокого теоретического обоснования данного положения.2'1 Структура «незаконного » общественного отношения, по их мнению, следующая: субъектами являются стороны общественного отношения (преступник и потерпевший, а также государство, запретившее такое отношение); объектом «незаконного » отношения — то, на что оно посягает, причем «объект преступления не есть что-то такое, что лежит за рамками преступления, это элемент преступления »;25 содержание преступления (общественного отношения) — «поведение, а именно: как относится субъект преступления к объекту».26 На наш взгляд, едва ли можно признать удачной попытку возвести преступление «в ранг» обще¬ственного отношения.
Концепция «преступление — общественное отношение» ничего не дает, по крайней мере, для решения тех задач, которые поставили перед собой М. П. Карпушин и В. И. Курляндский, — анализа предмета уголовного права и исследования вопроса об общественной опасности как признаке преступления, поскольку элементы «незаконного» общественного отношения в действительности оказались теми же самыми традиционно выделяемыми элементами преступного поведения (объект «незаконного » отношения — объект преступного поведения; объективная и субъективная стороны преступного поведения — содержание «незаконного» отношения). Что же касается субъекта преступного поведения и субъектов «незаконного » отношения, то при непосредственном исследовании предмета уголовно-правового регулирования, а также общественной опасности в качестве признака преступления М. П. Карпушин и В. И. Курляндский не обращаются к интерпретации преступления и правоотношения как трехсторонних отношений. И это не случайно, поскольку тогда было бы трудно
" Карпушин М. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления. С. 72, 73. " Там же. С. 77. 2'Там же. С. 81.

ответить на ряд справедливо возникающих вопросов: в чем заключается общественная опасность преступления (в нарушении индивидуального, частного интереса, «противостоящего в отношении субъекта»,27 или в нарушении условий существования общества);28 как соотносится преступление (общественное отношение между государством и преступником) и уголовно-правовое отношение, порожденное фактом совершения преступления, в чем их различие; какова социальная природа преступления (отношения), и др.
На некоторые из этих вопросов попытались ответить Г. И. Буланов и Ю. А. Демидов. Так, Г. И. Буланов считает, что преступление — идеологическое общественное отношение, чуждое, противостоящее основным важнейшим общественным отношениям социалистического общества. И именно противоречие преступления интересам общества позволяет относить его (преступление) к числу общественных отношений.29 Безусловно, противоречие поступка интересам общества говорит и о его общественной значимости, но, поскольку данное свойство поведения традиционно закреплялось в термине «социально-негативное» поведение в отличие от термина «социально полезное», нет необходимости, на наш взгляд, акты поведения называть общественными отношениями. Дело в том, что Г. И. Буланов, исследуя сущность общественной опасности по уголовному праву, стремился доказать равновеликое значение субъективных и объективных приз¬наков в образовании ее свойства, что, по его мнению, возможно лишь в случае трактовки преступления как общественного отношения, поскольку в последнем неразрывно связаны субъект и объект, субъективная и объективная стороны.30 Примечательно, что аналогичная конструкция «преступление — общественное отношение » используется П. А. Фефеловым для обоснования прямо противоположных выводов. Поскольку, по его мнению, преступная деятельность должна рассматриваться как общественное отношение и, следовательно, как частица человеческой практики, постольку опасность конкретного преступления для общества «заключается не только в причиненном, объективном вреде обществу и не главным образом в этом, а прежде всего в том, что это конкретное деяние может стать образцом типичным и в этом типичном выражении способным действительно
27 Коржанский Н. И, Объект посягательства и квалификация преступлений. Волгоград, 1976. С. 36.
28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 536.
29 Буланов Г. И. О понятии и структуре общественной опасности по советскому уголовному праву// Сб. учен. тр. Свердл. юрид. ин-та. 1973. Вып. 28. С. 21.
30 Там же. С. 19.

причинять серьезный вред положительным ценностям общества».31 Исходя из этого, П. А. Фефелов делает вывод, что «субъективная сторона (вина) является важнейшим структурным элементом общественной опасности преступного деяния»,32 что «для раскрытия механизма причинения вреда общественным отношениям необходимо установление связи в направлении не от объекта к умыслу и неосторожности, а от умысла и неосторожности (субъективной стороны) к объекту».33
Таким образом, вместо того, чтобы выявить сущность прес¬тупления — соотнести его с предметом уголовно-правового регулирования, показать их взаимодействие, установить механизм образования ущерба, причиняемого обществу преступлением, т. е. вскрыть социальные качества общественно опасных деяний, Г. И. Буланов, приписав преступлению свойства общественного отношения, ограничился анализом внешних проявлений преступного поведения. Однако они — лишь исходный момент познания общественной опасности, поскольку ни последствия преступления как составная часть объективной стороны преступления, ни общественная опасность личности субъекта преступления не могут получить своей действительной оценки, если не принимать во внимание тот фундамент, на котором стоит вся многокомпонентная конструкция общественной опасности преступления: способы посягательства и его внешние условия, разнообразные вредные последствия, особенности воли и другие субъективные обстоятельства и т. п. — все то, что полностью характеризует главное свойство преступления — дезорганизовывать отношения между людьми.
Ю. А. Демидов считал, что характеристика преступления (общественного отношения) как конфликтного или как незаконного34 не раскрывает социальной сущности этого феномена. Например, социальную природу преступления при социализме он видел в остат¬ках досоциалистических общественных отношений. «Преступление как отношение к вещам... — писал Ю. А. Демидов, — есть в конечном счете отношения между людьми и представляют собой общественные отношения, точнее, если речь идет о социализме, остатки досоци-
31 Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны... С. 31.
32 Там же. С. 29.
33 Там же. С. 27.
34 Фролов Е. А. Объект уголовно-правовой охраны и его роль в организации борьбы с посягательствами на социалистическую собственность: Автореф. докт. дисс. Свердловск, 1971. С. 8-9; КарпушинМ. П., Курляндский В. И. Уголовная ответ¬ственность и состав преступления. С. 72-73.

алистических отношений».35 Не отрицая того, что социальная жизнь неоднородна, что она включает в себя общественные отношения, в том числе носящие «родимые пятна» прошлого и просто нетипичные, побочные явления, мы не можем согласиться с трактовкой преступле¬ния как общественного отношения, хотя, по-видимому, на взгляд Ю- А. Демидова, только такое понимание преступления могло позволить избежать еще довольно часто в то время встречавшихся в литературе высказываний о том, что причины преступлений — лишь пережитки прошлого в сознании советских людей.36 Однако для того чтобы обосновать зависимость преступного поведения от общественных отношений, нет необходимости называть само преступное поведение общественным отношением. Именно соотнесение преступления с предметом правового регулирования — общественными отношениями, а не отождествление преступления и общественных отношений позво¬ляет установить общее внутреннее объективное свойство (качество) всех без исключений преступлений, раскрыть их генетическую однородность и, следовательно, общий источник зарождения, сферу существования, историческую изменчивость, средства, методы и цели борьбы с преступностью, т. е. выявить сущность общественной опасности преступного посягательства не только как уголовно-правовой, но и как социальной категории.
Преступление как вид социального поведения, акт проявления общественного отношения нельзя рассматривать в качестве конфли-ктного, антиобщественного отношения. И вовсе не потому, что если преступление является общественным отношением, «то преступления нельзя относить к деяниям общественно опасным. Они становятся деяниями общественно полезными. С чем согласиться, конечно же, нельзя».37 Следуя логике рассуждения Б. Т. Разгильдиева, общественно полезное поведение, несомненно, является общественным отношением. Отнесение преступления к категории общественных отношений даже с оговоркой, что речь идет о специфическом и незаконном общественном отношении, необоснованно, так как: 1) общественные отношения — форма связи, или «сцепления», людей, тогда как преступление напротив разрывает, по крайней мере, одну из многих связей человека с другими людьми и обществом; 2) общественные отношения
35 Демидов Ю. А. О социально-исторической сущности преступления // Личность преступника и уголовная ответственность. Саратов, 1979. Вып. 1. С. 36.
36 Советское уголовное право. Часть Общая / Под ред. М. А. Гельфера, П. И. Гришаева, Б. В. Здравомыслова. С. 75.
37 Разгильдиев Б. Т. Задачи уголовного права Российской Федерации и их реализация. Саратов( 1993. С. 37.

предполагают организованность и порядок; преступление — это акт, дезорганизующий порядок; 3) общественные отношения, в отличие от преступления, опосредуются различными социальными институтами и учреждениями; 4) общественные отношения — форма/результат массовой деятельности людей, и поступок «вкладывается» в мир общественных отношений тогда, когда он соответствует этой деятельности; преступление — чужеродное образование, внед¬рившееся в ткань общественных отношений; 5) общественные отношения — форма, в которой осуществляется социальная деятельность; преступление антисоциально (или, по крайней мере, асоциально) и поэтому также остается «одиночным актом, тонущим в море актов противоположных»;38 6) общественные отношения имеют и определенный круг субъектов, в том числе организованных определенным образом; ни отдельно взятый преступник, что очевидно, ни сколь угодно большая масса так или иначе организованных преступников не придают совершаемым ими преступлениям качество общественных отношений.39
Вместе с тем имеются и более глубокие — методологические — основания для отрицания рассматриваемой точки зрения. Еще Гегель утверждал, что сущность любого предмета или явления заключена не в них самих, а «находится » вовне, будучи опосредована той тотальной целостностью, моментами которой выступают изучаемые феномены.40 На этих же позициях стоит и современный системный анализ; в его понятийном аппарате лишь понятие «тотальная целостность» заменено понятием «система». Но и в том, и в другом случае предмет исследования обнаруживает сущностные (системные) свойства, приданные ему тем целым (системой), частью (элементом) которой он является. Право, преступление, наказание известны только в обществе, порождены и детерминированы той тотальностью (системой) общественных отношений, которая делает их социальными явлениями. Но если сущность и определяющая ее тотальность общественных отношений находятся вне каждого отдельного преступления (как, впрочем, и уголовно-правовой нормы, это преступление определяющей), то преступление, в принципе, не может отождествляться с обществен¬ным отношением. Это различные, не совпадающие друг с другом феномены. В противном случае сущность опосредствовала бы не
* Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 159.
' Прохоров В. С. Преступление и ответственность. С. 58.
0 Гегель Г. В. Ф. Наука логики: В 2-х т. Т. 2. М., 1971. С. 7-9.

явление, а саму себя, и наука, потеряв свой предмет, превратилась бы в искусство тавтологии, в свод определений по типу Ыет рег Шет.
Конечно, нельзя не учитывать, что как общественные отношения обусловливают не только общественно полезное и общественно опасное поведение, так и различные виды негативного социально отклоняющегося поведения, внедрившись в ткань общественных отношений, в известном смысле воспроизводят и выражают их свойства. Именно поэтому, изучая общественно опасное поведение, мы тем самым с определенной стороны познаем и общественное отношение, в рамках которого оно совершается. В этом, на наш взгляд, заключается положительное зерно концепции «предмет — прес¬тупление». Строго говоря, сущность может быть понята в процессе познания явлений, в которых (перед которыми) она является. С этой точки зрения характеристика любого общества должна включать в себя характеристику и его преступлений, и его права, в том числе уголовного.
В результате в отечественной науке все больше получают признание в качестве предмета уголовно-правового регулирования общественные отношения, отнюдь не тождественные совершаемым Преступлениям. Однако до сих пор не существует единства мнений по поводу того, что именно следует понимать под общественными отношениями как предметом правового регулирования. В частности, В конце 60-х годов широкое распространение в науке получило положение о том, что общественные отношения, регулируемые уголовным правом, существуют только в форме правовых. Это привело к возникновению концепции «предмет уголовно-правового регули¬рования — правоотношение», которая и в настоящее время имеет многочисленных сторонников. Причем если до середины 80-х годов подобное понимание предмета уголовного права было свойственно только сторонникам так называемого узкого понимания предмета уголовно-правового регулирования,41 то в настоящее время в лите¬ратуре можно в равной мере встретить и утверждение, что уголовное Право регулирует только уголовно-правовые отношения, порожден¬ные преступлениями,42 и утверждение о том, что в предмет уголовного права входят также «общие охранительные правовотношения»,
" Курс советского уголовного права. Т. 3/ Под ред. Н. А. Беляева, М. Д. Шаргород-ского. Л., 1973. С. 60; Советское уголовное право. Общая часть. М., 1974. С. 3-4; Советское уголовное право. Часть Общая/ Под ред. М. А. Гельфера, П. И. Гришаева, Б. В. Здравомыслова. С. 4.
" Петрова Г. О. Уголовно-правовое отношение. М., 1986. С. 4-5; Уголовное право Украины. Общая часть. С. 5; Мороз В. В., Безлюдов О. Л. Уголовное право Республики

«уголовные правоотношения с пассивными обязанностями субъектов»43 и т. п.
Нам представляется, что предмет уголовно-правового регули¬рования не может отождествляться с уголовно-правовыми отношениями. При этом речь идет именно об уголовном правоотношении, но для исключения из предмета уголовно-правового регулирования общественных отношений, регламентируемых прочими отраслями права, нет никаких оснований.
Подмена проблемы предмета уголовного права проблемой уголовно-правового отношения как объекта его охраны, во-первых, не нацеливает на исследование многообразных отношений, которые могут и должны подвергаться, но не подвергнуты уголовно-правовому регулированию,44 а также тех общественных отношений, «которых еще нет в конкретный период и даже в современных условиях, но которые могут или должны будут появиться в предвидимом будущем».45 Между тем именно общественные отношения обладают той властной силой, которая предопределяет деятельность законодателя. Во-вторых, такая подмена ведет к противопоставлению уголовно-правовой нормы и уголовного правоотношения, тогда как одним из условий законности является «соответствие смыслового значения содержания» нормы с юридическим содержанием правоотношений. В-третьих, она дает основание считать, что уголовные правоотношения могут возникать до и помимо норм уголовного права, а затем уже ими регламенти¬руются и закрепляются. Наконец, она затрудняет совершенствование действующего законодательства и практики его применения, поскольку нельзя определить, эффективны ли средства и способы правового воздействия, не подвергая анализу сами отношения, в которых заключена, говоря словами Гегеля и К. Маркса, «правовая
Беларусь. Общая часть... С. 9; Романов А.К. Уголовно-правовое регулирование общественных отношений. М., 1992. С. 43, 56, 58, 91.
43 Хомич В. М. Теоретические проблемы уголовной ответственности: Автореф. докт. дисс. Минск, 1997. С. 14; Ораздурдыев А. М. Введение в Общую часть уголовного права. Ашхабад, 1990. С. 22; Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1996. С. 15.
н Так, например, Б. Т. Разгильдиев отрицает за уголовным правом способность регулировать общественные отношения. Поэтому вовсе не удивительно, что он считает: «Если это общественное отношение, значит, оно необходимо обществу, его членам, значит, оно законно. Если же отношение незаконно, значит, оно не является общественным» (Разгильдиев Б.Т. Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. С. 90).
45 Орехов В. В. Социология в науке уголовного права. Л., 1985. С. 26.

природа вещей»; последняя не может приспосабливаться к закону, а требует, чтобы закон приспосабливался к ней.46
Правовая сторона общественных отношений не есть нечто внешнее по отношению к их собственному содержанию, представляя собой лишь более или менее адекватное отражение их внутренней урегулированности и порядка, им свойственного. Когда говорят, что первична сама социальная связь, фактическое общественное отношение, а правовая норма, правоотношение — вторичны, тем самым подчеркивается лишь то, что содержание (социальная связь) предопределяет форму, что общественные отношения как объект будущего правового регулирования, как правило, складываются еще до издания правовой нормы, но отнюдь не утверждается возможность существования «бесформенного содержания » или «бессодержательной формы».46* Лишь в рамках единого целого можно анализировать элементы системы правового регулирования, выделяя их «факти¬ческую» и «правовую» стороны. Поэтому можно согласиться с утверждением, что общественные отношения, регулируемые уголовным правом, существуют только в правовой форме, если, разумеется, не рассматривать в качестве предмета регулирования отношения, которые могут, должны подвергаться, но не подвергнуты уголовно-правовому регулированию, и не предлагать уголовные правоотношения на роль «основного» или «второго» предмета уголовно-правового регулирования.
Параллельно с вышеперечисленными концепциями в науке уголовного права возникло и получило развитие другое направ-ление — концепция «предмет уголовного права — фактические общественные отношения» (при этом понятие «фактические общественные отношения» включает и понятие правоотношений, если только они регулируются не уголовно-правовыми нормами). Это направление имеет несколько модификаций.
Перечень видов общественных отношений, предложенных в юридической литературе на роль предмета уголовно-правового регулирования, разнообразен: 1) отношения между преступником и государством; 2) отношения между государством и гражданином, совершившим общественно опасное деяние, по поводу применения принудительных мер медицинского характера (П. С. Дагель, Р. И. Михеев, Г. В. Назаренко); 3) между государством и гражданином по поводу его
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 122.
** Прохоров В. С., Кропачев Н. М., ТарбагаевА. Н. Механизм уголовно-правового регулирования: Норма, правоотношение, ответственность. Красноярск, 1989. С. 24.

общественно полезного поведения в сфере борьбы с преступностью или предотвращения вреда (3. А. Астемиров, А. Н. Тарбагаев, И. Э. Звечаровский); 4) между государством и преступником по поводу различных видов социально положительного поведения последнего (П. С. Дагель); 5) между государством и преступником по поводу различных видов антиобщественного непреступного поведения последнего (Р. А. Сабитов, И. Э. Звечаровский); 6) между государством и лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности, совершившим общественно опасное деяние (Б. Т. Разгильдиев); 7) отношения между государством и морально неустойчивыми лицами по поводу удержания последних от совершения преступлений (А. В. Наумов, Г. А. Кригер); 8) политические отношения, складыва¬ющиеся по поводу предупреждения преступлений (Г. И. Начкебия); 9) отношения, возникающие на основе отдельных норм Особенной части УК, которые «самостоятельно (не "в паре" с нормами других отраслей) обязывают к активным действиям» (А. А. Пионтковский, О. Э. Лейст, Н. Д. Дурманов); 10) отношения, связанные с удержанием лица от совершения преступления посредством угрозы применения мер уголовно-правового воздействия, содержащихся в уголовно-правовых нормах (А. В. Наумов, А. Н. Тарбагаев, В. С. Прохоров). При этом некоторые авторы ограничивают предмет уголовно-правового регулирования только каким-то одним видом общественных отношений, другие предлагают различные классификации обще¬ственных отношений — предмета уголовно-правового регулирования. Трудности в установлении действительного предмета уголовного права имеют, на наш взгляд, главным образом, технико-юридические предпосылки. Таких предпосылок, по крайней мере, две: во-первых, хотя традиционно в статьях уголовного кодекса, посвященных задачам и функциям уголовного права или понятию преступления, упоминаются конкретные виды общественных отношений, однако столь же традиционно в уголовных кодексах говорится не о регулировании, а об охране этих общественных отношений; во-вторых, вполне может сложиться впечатление, что в уголовном законодательстве ничего не говорится о регулировании отношений, возникающих вследствие общественно опасных действий, однако даже поверхностный анализ нормативного материала свидетельствует об обратном.
Первое обстоятельство предопределило появившееся в науке предложение различать понятия правового регулирования и правовой охраны. Второе вызвало незатихающие по сей день споры не только о субъектах отношений, возникающих вследствие общественно опасных действий (преступник, невменяемый, потерпевший, общество,

государство, его органы), об их социальной природе (антисоциальные, общественно полезные, политические), но даже о временных рамках существования (с момента совершения общественно опасного деяния, с момента привлечения в качестве обвиняемого и т. д.).
Идея различать понятия уголовно-правового регулирования и уголовно-правовой охраны принадлежит, по-видимому, О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородскому. По мнению этих ученых, нормы уголовного права регулируют только отношения, возникающие вследствие совершения преступлений, — иные отношения уголовное право «не регулирует, а охраняет».47 «Обладатель блага, охраняемого уголовным законом, совершает определенные положительные действия, — писали эти авторы в более поздней работе, — но он совершает их как участник не уголовных, а других правоотношений, поскольку уголовное право лишь охраняет его благо, но не регла¬ментирует принадлежащих ему правомочий ».48
В собственно уголовно-правовой литературе данная позиция наиболее развернуто была сформулирована в работах В. Г. Смирнова в начале 60-х годов. Он писал: «Если все иные отрасли советского права создаются в целях организации определенного порядка каких-либо отношений, которые затем в этих же целях и обеспечиваются соответствующими методами правового воздействия, то уголовное законодательство, напротив, создается в целях охраны, обеспечения нормального процесса социалистических общественных отношений ».49
Подлинная специфика уголовного права, по мнению В. Г. Смирнова, состоит в том, что уголовное право хотя и запрещает действия, которые могут нарушить порядок отношений, регулируемых другими отраслями права, однако сам порядок отношений не определяет, а потому эти отношения и не регулирует.50 При этом «нормы уголовного законодательства определяют права и обязанности сторон обще¬ственного отношения, возникающего вследствие совершения какого-либо преступления».51
В 70—80 годы такая позиция защищалась в работах А. В. Баркова, Я. М. Брайнина, В. А. Владимирова, Ю. И. Ляпунова, Н. С. Лейкиной, Г. О. Петровой, А. В. Ушакова, Е. А. Фролова.
47 Шаргородский М. Д., Иоффе О. С. О системе советского права // Сов. государство и право. 1957. № 6. С. 108.
48 Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 216. — См. также: Лейст О. Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 105-106.
49 Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. С. 17.
50 Там же. С. 12.
51 Там же.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.