Мы полагаем, что трактовка вины через бессознательное психи-ческое объясняется не только тем, что действующая редакция ч.З ст.26 у К РФ не позволяет с рациональных позиций раскрыть психическое содержание небрежности, но и наличием у сторонников такого под-хода, из-за этого же подхода, определенной цели. Это попытка "об-легчить участь" следственно-судебных органов. Ведь самое сложное в процессе доказывания вины - это установление того, осознавало или не осознавало лицо общественную опасность совершаемых действий.
Однако хотят или не хотят сторонники бессознательного психи-ческого в вине, но оправдывая (а при таком подходе это будет прояв-ляться очень часто) усмотрение (читай субъективизм) следственно-су-дебных органов, они расширяют возможности судебного произвола и беззакония. Действительно, сложно, трудно устанавливать психи¬ческое отношение лица при совершении им преступления к социальным ценностям, к требованиям закона, к нравственно-правовым принци¬пам нашего общества и т.д. Однако на пути установления законнос¬ти, социальной справедливости, при рассмотрении уголовных дел, эти трудности необходимо преодолевать.
По результатам анкетирования наших экспертов - работников пра-воохранительных органов, выяснилось, что они в подавляющем боль-шинстве не поддерживают идею наличия бессознательного психичес-кого при характеристике социальной значимости преступления со сто-роны виновного. Так, 91 эксперт из 159 отметил, что при совершении преступления осознается как фактическая, так и социальная сторона деяния, 12 экспертов считают, что осознается только социальное зна-чение действий. Лишь 34 эксперта полагают, что при совершении пре-ступления осознается только фактическая сторона совершаемого дея-ния. В числе последних: один прокурор, 9 заместителей прокуроров, 9 следователей прокуратуры и МВД, 14 судей.
Однако сопоставление последних данных с данными контрольно¬го вопроса о том, осознанным или неосознанным является преступле¬ние в целом, порицаемо оно со стороны общества или нет - позволяет сделать вывод, что те 34 эксперта, считающие, что при совершении преступления осознается лишь фактическая сторона деяния, наделя¬ют это сознание факта и тем, что лицом понимается порицаемость, нежелательность факта для общества, государства, отдельных граж¬дан. Действительно, на вопрос о том, является ли преступление созна-тельным волевым актом, ответило положительно 99 экспертов из 159. Остальные отметили, что в преступлении не осознаются лишь отдель-

ные стороны совершаемого деяния, но в целом лицо осознает порици^ емость этих действий (подчеркнуто нами. - В.Я.).
Если вновь обратиться к нашему определению вины, то, в-треть¬их, говоря о вине как психическом отношении, следует помнить, что не любое проявление психики в виде отношения является виной. При задержании лица, совершившего преступление, например, имеется психическое отношение к факту задержания, но нет вины. Вина не любое психическое отношение, а лишь отношение в определенной форме. Вне формы вины, как явления, быть не может. Законодатель указывает две формы вины - умысел и неосторожность. Однако фор¬ма вины зависит от содержания составляющих ее компонентов. Как вина не может быть вне определенных форм, так и формы вины не могут быть вне содержания и без него. Отсюда вопрос о содержании и сущности вины имеет исключительно большое уголовно-правовое значение. Мы уже отмечали, что содержание вины человека, в конеч¬ном итоге, определяется отражением в его психике доминирующих общественных отношений и отношением к ним личности через свою деятельность и посредством ее.' В частности, оно проявляется в виде осознания социальной значимости совершаемых действий осознания их нежелательности для общества, отдельных организации или учреж-дений, конкретных граждан, осознания их запрещенности и недозво-ленности со стороны закона, норм человеческого общежиггия или кон-кретных правил предосторожности. '
Однако содержание вины в преступном деянии по Отношению к доминирующим общественным отношениям и правовым^ предписани¬ям не исчерпывается сознанием общественной опасности и противо-правности. Оно выражается и в предвидении последствий, то есть осоз-нании отдаленного, будущего, перспективы, возможного результата и продукта своих действий. В уголовно-правовой литературе нет един-ства мнений среди ученых о том, какой интеллектуальный момент в содержании вины является доминирующим и в генетическом плане первоочередным - сознание общественной опасности (противоправ-ности) или предвидение общественно опасных последствий?
' Правильно подчеркивается, что психика является функцией мозга, но эта функция связана с деятельностью человека и не может быть выведена из нейрофизиологических процессов. См.: Дубинин Н.П., Карпец И.И.. Кудрявцев В.Н. Указ.соч., с. - 29

Так, например, В.В.Лунеев отмечает, что "сознавать обществен¬ную опасность деяния можно лишь при предвидении общественно опасных последствий, поэтому не предвидение производно от созна¬ния общественной опасности, а наоборот."' Такая позиция основана на высказывании ее в психологической литературе. Еще С.Л.Рубинш¬тейн подчеркивал, что об осознании лицом своих действий можно говорить лишь тогда, когда оно предвидит его последствия.2 Мы уже отмечали несостоятельность такого подхода.' Правильно указывает Б.С.Никифоров, что лицо не может ни предвидеть, ни быть обязан¬ным предвидеть наступление вреда, если оно не сознает или не долж¬но и не могло сознавать этого качества.4 Вольно или невольно наши оппоненты вынуждены в ходе своих рассуждений переходить на пози¬ции наших доводов. Так, В.В.Лунеев буквально несколькими страни¬цами ниже того, где он утверждал о первичности "предвидения" и "вторичности" сознания, определяя небрежность, которую можно было бы отразить в законе, говорит совершенно противоположное.5
Отметим, что сознанием общественной опасности, противоправ¬ности совершаемых действий и предвидением общественно опасных последствий не исчерпывается все многообразие интеллектуально-пси-хологического при характеристике психического содержания вины. Сюда же относится самонадеянный расчет - ч.2 ст.26 УК РФ и лично-стный смысл совершаемого.6
Вина это не просто психическое отношение в виде осознания фак¬та и его значения или предвидение. Сам факт осознания не может быть предметом интересов уголовного права. "С мысли пошлин не берут" -гласит народная мудрость. Вина это отношение, выразившееся в со-вершении осознаваемого (подчеркнуто нами. - В.Я.). Это уже предмет интересов уголовного права. Эту сторону совершенно правильно под-
' Лунеев В.В. Субъективное вменение. В кн.: Уголовное право: новые идеи.
М„ 1994, с.-34
'См.: Рубинштейн С.Л. Общая психология. М., 1946, с. - 10 'См.: Якушин В.А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань, 1988,
с. - 22-23
4 См.: Никифоров Б.С. Субъективная сторона в формальных преступлениях. Сов. гос-во и право, 1971, №3. с. - 117
5 См.: Лунеев В.В. Субъективное вменение. В кн.: Уголовное право: новые идеи.М., 1994, с.-40-41
' Подробнее об этом см.: Якушин В.А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань, 1988, с. - 25-30

метил К.Маркс. Он писал: "Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, - я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совер¬шенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объек¬том."' Кроме того, вина не есть просто отношение, проявившееся в деянии как сумме осознанных телодвижений, - это отношение, выра¬зившееся в волевом деянии.2 То есть в деянии, опосредуемом опреде¬ленным психическим напряжением и усилием. Н.Д.Узнадзе подчерки¬вал, что воля это сила. направленная на удовлетворение "возможной" потребности3, это решимость на выполнение действий, решимость со-:
вершить те или иные действия4 (подчеркнуто нами. - В.Я.). Но эта сила, решимость выступают не в виде "голого" напряжения, а напря¬жения в интересах удовлетворения потребностей, желаний, эмоций и чувств человека. Поэтому совершенно правильно отмечает Д.А.Ке-римов, что "...именно воля есть реализатор потребности, интересов, цели и соединяет их с действием."5
Общепризнанно, что вопрос о наличии или отсутствии вины в дей-ствиях лица решается от того как и какие интеллектуальные и воле¬вые процессы представлены в психике этого человека. Волевым ас¬пектом вины в уголовно-правовой, да и психологической литературе уделялось и уделяется значительно большее внимание нежели интел¬лектуальным моментам. /
Несомненно, что волевая сторона психики имеет исключительное значение для субъективного вменения, правовой оценки срдеянного и определения собственно уголовно-правовых последствий. Так, если лицо при совершении общественно опасного деяния сознавало фак-тический характер и общественную опасность этих действий, но в ре-зультате болезненного состояния его воля была нарушена и оно не
' Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т.1, с. - 14
2 Мы полагаем, что В.Д.Ардашкин правильно подчеркивает осознанность как признак воли. "Воля... это сознательная целенаправленность человека на выполнение определенных действий." Ардашкин В.Д. О принуждении по советскому праву. Сов.гос. право, 1970, №7, с. - 34
3 См.: Узнадзе Н.Д. Психологические исследования. М.: Наука, 1966, с. -
20-25
4 См.: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М., 1969, с. - 47; Панов Н.И. Способ совершения преступления и уголовная ответственность. Харьков.
1982,с. - 5
5 Керимов Д.А. Психология и право. Государство и право, 1992, № 12, с. -16

могло руководить этими действиями, то ему не может быть вменено это деяние и лицо не подлежит уголовной ответственности. Хотя воз-можность такого привлечения предполагается вплоть до констатации психического расстройства, исключающего способность руководить своими действиями.
Еще большее значение для субъективного вменения имеют интел-лектуальные моменты психики. При нарушении в интеллектуальном моменте (когда в период совершения деяния из-за болезненного со-стояния психики лицо не могло сознавать фактический характер и общественную опасность действий), не только нет вины, но отпадает даже сама возможность привлечения лица к уголовной ответственно-сти. Иначе говоря, нарушение волевых психических процессов может не нарушать интеллектуальной сферы психики, но нарушение после¬дних всегда исключает волю.
Значимость интеллектуальных моментов в психике лица настоль¬ко велика, что это позволяет нам говорить, что именно интеллекту¬альные моменты психики и предопределяемые ими волевые аспекты, а не механическое соотношение интеллектуального и волевого момен¬тов' , не проявление только воли без учета интеллектуального психи¬ческого2 лежат в разграничении вины на ее формы.
Разумеется, воля лица зависит не только от содержания, объема, гибкости интеллектуального в психике человека, но и от других пси-хических, физиологических свойств и состояний личности, от соци-альных условий, в которых она проявляется. Иначе говоря, на это влияет весь социальный и "психический уклад личности".3 Однако основным путеводителем воли, ее руслом являются интеллектуальные моменты. Действительно, воля и лежащие в ее основе побуждения лишь тогда становятся силой, регулятором поведения, когда проходят че¬рез сознание, обыгрываются интеллектом человека и отражаются в нем.4 В этом состоит творческая функция не только общественного,
' См.: Курс советского уголовного права. Т.2, М.; Наука, 1970, с. - 288
2 См.: Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы. М., 1972, с. - 39;
Базунов А. Отграничение косвенного умысла от преступной самонадеянности. Советская юстиция, 1973, №5, с. - 6
3 Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М., 1957, с. - 269
4 См.: Волков Б.С. Проблема воли и уголовная ответственность. Казань, 1965, с. - 66; Макашвили В.Г. Волевой и интеллектуальный элемент умысла. Советское государство и право, 1966, №7, с. - 104

но и индивидуального сознания.' Вот почему столь весома и значима роль интеллектуального момента психики лица не только при разгра-ничении форм вины, определении оснований и пределов субъектив¬ного вменения, но и при отграничении преступления от непреступных действий. При совершении социально значимых действий, а тем бо¬лее общественно опасных действий, существенно затрагивающих ин¬тересы участников общественных отношений, сознание "становится универсальной, хотя и не единственной формой психического отра-жения"2 . Поэтому ни о каком "вкрапливании" сознания, интеллекта в психические процессы не может идти и речи.3 Оно доминирует, гла-венствует в волевой деятельности человека и сама эта деятельность выступает как средство реализации осознаваемого психического. Из этого можно сделать и тот вывод, что ни о каком "вкрапливании" сознания лишь в одну форму вины не может быть и речи. Оно наличе-ствует во всех формах вины. Именно интеллектуальные моменты пси-хики предопределяют сущность вины, основное ее содержание и фор¬мы проявления.

В юридической литературе высказаны различные мнения о том, к чему должна устанавливаться вина - к последствию, к действию, или одновременно и к тому, и к другому? В действующем УК РФ законо-датель предпринял попытку того, чтобы в процессе субъективного вменения не выяснять различное психическое отношение лица к раз-личным составляющим деяния (действию (бездействию) и последстви¬ям). Об этом свидетельствует редакция ст.8 У К РФ. Однако эта по¬пытка оказалась неудачной. Сам законодатель "разделил" понятие "деяние" на его составляющие и по сути потребовал от правоприме-нителя выяснять к ним психическое отношение лица - ч. 1 ст.5, ч.2 ст.9, ч.2 и ч.З ст.25, ч.2 и ч.З ст. 26, ст.27, ч. 1 ст.28. Такая позиция законода¬теля предопределила и неоднозначное отношение ученых в вопросе о том к какому из элементов деяния следует выяснять психическое от¬ношение лица при совершении им преступления. Большинство уче¬ных признавало виной психическое отношение к действию (бездей¬ствию) (в "формальных" составах), к действию (бездействию) и по¬следствиям или только к последствиям (в "материальных" составах) -при умысле, и только к последствиям - при неосторожности.3 Значи-
' Гринберг М.С. Должностные преступления и крайняя необходимость. Сов.гос.право, 1989, №5, с. - 65
2 См.: Рарог А.И. Вина и квалификация преступления. М.. 1982, с. - 46. 'См., например: Злобин ГА.. Никифоров Б.С. Умысел и его формы. М., 1972, с. 175-176,182-184; Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963, с.189-191; Он же. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972, с.173; Лукьянов В.В. К вопросу о "раздвоении" вины в преступлениях со сложным составом. Совл-ос-право. 1988, № 10. с.71; Рарог А-И. Теория вины в советском уголовном праве(общие и специальные вопросы). Автореф.на соиск.учен.степдокт.юридичлаук. М., 1988, с. 13.

тельная часть ученых считала, что необходимо устанавливать психи ческое отношение лица к совершаемому действию и последствиям о;
него и при неосторожной вине.' Мы не ставим перед собой задач проанализировать многочисленные нюансы трактовок этого психи ческого отношения, высказанных сторонниками этих двух подходе и к пониманию вины. Отметим лишь то, что законодательная коне! рукция не только умышленной, но и неосторожной вины практически осталась без изменений. Это означает, что каждый из сторонников того или иного подхода "может оставаться при своем мнении".
Между тем, анализ норм УК РФ позволяет сделать вывод о том, что наиболее правильно понимала психическое содержание вины лица, совершившего преступление по неосторожности, та группа ученых, которая предлагала устанавливать это психическое отношение к дей-ствию (бездействию) и его последствиям. Так, в ч. 1 ст. 14 УК вина по-нимается как психическое отношение к общественно опасному дея¬нию в целом, то есть собственно к действию или бездействию и к его общественно опасным последствиям. \
В ст.25 УК психическое отношение к деянию, как к комплексному понятию, уже дифференцируется. Имеется самостоятельная психичес-кая характеристика действий (бездействий) и их последствий. Одна¬ко, больший упор в рамках этих характеристик сделан на отношение к последствиям. '
Еще "решительнее" законодатель поступает при определении нео-сторожной формы вины. В ст. 26 У К психическая характеристика дей-ствий (бездействий) при легкомыслии и небрежности отсутствует. Норма сформулирована на выяснение психического отношения к по-следствиям. Возникает вопрос. Может быть это сделано специально, поскольку в Особенной части УК нет "формальных" составов пре-ступлений, которые бы совершались по неосторожности? Анализ норм
' См., например: Квашис В.Е. Ответственность за правонарушение на транспорте. М., 1974, с. - 40; Он же. Уголовная политика в сфере борьбы ^ преступной неосторожностью (социологические аспекты). В кн.- Проблем советской уголовной политики. Владивосток, 1985, с. - 1 !1-1 Махмудов Ш.Д. Ответственность за неос-о^о!-ч ч" Л\ 48; Куринов Б.А. Квалификация трансп''

Особенной части говорит о другом. Мы полагаем, что ряд преступле¬ний с "формальным" составом могут быть совершены по неосторож¬ности. Это касается, например, преступлений, связанных с нарушени¬ем специальных правил безопасности (ч. 1 ст.215,4.1 ст.217,4.1 ст.247), ненадлежащим исполнением лицом возложенных на него обязаннос¬тей (ч.2 ст.225 УК РФ).
Правда, можно сослаться на ч.2 ст.24 УК и сделать вывод о том, что поскольку ответственность за неосторожные действия в этих нор¬мах специально не оговорена, то их нельзя расценивать как преступ¬ление. Нормы Особенной части свидетельствуют о другом. Во-пер¬вых, даже в материальных составах, совершаемых по неосторожнос¬ти, ничего не говорится порой о том, что они выполняются с этой формой вины. Это касается, например, халатности (ч. 1 ст.293 УК РФ). Во-вторых, тот факт, что при определении халатности, например, за¬конодатель использует выражение "...в следствие недобросовестного или небрежного отношения к службе...." (подчеркнуто нами. - В. Я.), еще не говорит о неосторожной вине. Если строго исходить из редак¬ций ч.З ст.26 и ч.1 ст.293, то "небрежность", как вид неосторожной вины, нетождественна "небрежной службе". Первое понятие раскры¬вает отношение к последствиям, а второе характеризует действие. В пользу нашей позиции говорит и то, что законодатель в ст.293 УК при характеристике халатности, как неосторожного деяния использу¬ет почти такие же термины, которыми характеризует неосторожные действия в некоторых формальных составах. Это касается, например, преступления, предусмотренного ч.2 ст.225 У К - специальный вид ха-латности.
Мы полагаем, что правомерность и необходимость установления психического отношения в неосторожных преступлениях не только к последствиям, но и к действиям (бездействиям) - в материальных со-ставах, и к действию (бездействию) - в формальных, вытекает из прин-ципа вины. Он гласит: "Лицо подлежит уголовной ответственности только за. те общественно опасные действия (бездействия) и наступив-шие общественно опасные последствия, в отношении которых уста-новлена его вина" (подчеркнуто нами. - В.Я.) - ч. 1 ст.5 УК РФ.
Более того, несмотря на всю весомость психического отношения лица к общественно опасным последствиям своего действия, мы по-лагаем, что определяющее значение в содержании вины принадлежит психическому отношению к самому общественно опасному действию

(бездействию).' Этот вывод мы делаем исходя не только из того, что сознания общественной опасности, недозволенности, запрещенности выделяется нами как сущностный момент вины, но и из того, что этот сущностный момент, хотя и косвенно, но нашел отражение в уголов¬ном законе. Так, в ч.2 ст.9 УК сказано: "Временем совершения пре¬ступления (исходя из ч. 1 ст. 14 У К и временем проявления виновного отношения к нему. - В .Я.) признается время совершения общественно опасного действия (бездействия), независимо от времени наступления последствий." (подчеркнуто нами. - В.Я.).
В процессе субъективного вменения и квалификации содеянного возникает вопрос: к чему устанавливать психического отношение ви-новного? К деянию и последствию в целом или к каждому составляю-щему их признаку в отдельности? Кроме того, одинаковым ли долж¬но быть по своим свойствам это психическое отношение к различным признакам, к действию (бездействию) и последствиям или нет?
Относительно первого вопроса наблюдается два подхода ученых. Одни полагают, что вина как психическое отношение лица устанав-ливается к деянию в целом2, а другие исходят из иного3.
' С.Г.Фельдштейн подметил: "То, что мы называем обыкновенным умыслом, например, при убийстве, есть в сущности сознавание целого ряда действий, при помощи которых может быть допущено умерщвление." (подчеркнуто нами. - В.Я.) - Фельдштейн С.Г. Психологические основы и юридическая конструкция форм виновности в уголовном праве. М., 1903, с. - 65
2 В свое время Я.М.Брайнин писал, что при вине есть психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию в форме умысла или неосторожности. См.: Брайнин Я.М. Указ.соч., с. - 236. Еще более определенно по этому вопросу высказался В.Н.Кудрявцев. Он отметил, что вина, как правило, едина. По закону она в материальных составах определяется "...отношением к общественно опасным последствиям, а в формальных - к своим общественно опасным действиям. - Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972, с. - 173
3 См.: Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. М., 1974, с. - 74; Рарог А.И. Теория вины в советском уголовном праве (общие и специальные вопросы). Автореф.на соиск.учен.степ.докт.юридич.наук. М-1988, с. -12,17; Дагель П.С. Содержание, форма и сущность вины в советском уголовном праве. Правоведение, 1969, №1, с. - 79-80; Владимиров В.К.. Ляпунов Ю.И. Социалистическая собственность под охраной закона. М., 1979, с. - 78; Квашис В.Е. Профилактика неосторожных преступлений. Учебное пособие. Киев, 1981. с. - 23; Кругликов Л.Л. О конкуренции составов преступлений. Правоведение, 1989, №2, с. - 44.

Подобное различие мнений наблюдалось также и у ученых доре-волюционной России. Н.Д.Сергеевскийписал. что "...уголовное пра¬во всегда имеет дело не с явлением во всей его фактической полноте со всеми его подробностями, а лишь с одною или некоторыми его сто-ронами."' По мысли же Н.С.Таганцева в уголовном праве необходи¬мо "...доискиваться бытия виновности, ее оттенков...".2
Мы полагаем, что решение этого вопроса зависит от того как п нимать поведение (в том числе и преступное) людей, конкретного че-ловека. Мы исходим из того, что преступление как вид поведения, есть не только единство объективных и субъективных аспектов3, выражен-ных вовне, но и поведение, совершаемое вопреки нормативным стан-дартам и правовым предписаниям. С учетом того, что не только объек-тивные аспекты поведения - особенность действий, их способ, время и место их осуществления, но и нормы, дозволяющие или запрещаю¬щие это поведение, всегда конкретны и многогранны, что многоас¬пектны и психические формы отражения этих реалий.
Из этого вытекает ответ и на второй вопрос, ибо многоаспектность означает не только отражение в психике различных объективных при-знаков состава преступления, но и неодинаковое не только отраже¬ние, но и отношение к ним личности, совершающей этот поступок. Это означает, что может быть неодинаковое психическое отношение к совершаемому им действию (бездействию) и последствиям от него. Иначе говоря, может быть совершено преступление с двумя формами вины. Это сейчас закреплено в ст. 27 У К РФ. В юридической литерату¬ре неоднозначно решался вопрос о том, возможна ли двойная или смешанная форма вины при совершении тех или иных преступлений. По нему, например, на страницах журнала "Советская юстиция" 1979-1980гг. шла дискуссия. Одни ученые признавали двойную или смешан-ную форму вины4, а другие отрицали ее5. Поднимался этот вопрос и в
' Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. С.-Пб., 1910, с. - 252 ^аганцевН.С.Русскоеуголовное право. Лекции. Часть Общая. М., 1994, т. 1, с.-223
3 См.: Кудрявцев В.Н. Закон, поступок, ответственность. М., 1986, с. - 90
4 См.: Дагель П. С. Дискуссия не закончена. Сов.юстиция, 1980, "22, с. -28-29; Портнов И. Двойная вина в практике применения уголовного закона. Сов.юстиция, 1980,№23,с.-26-27
5 Кригер Г.А. Определение формы вины. Сов.юстиция, 1979, №20, с.-4-6:
Кригер Г.А. Разграничение умысла и преступной самонадеянности. Сов.юстиция, 1980, №17, с. - 13-14; Кузнецова Н.Ф. О квалификации вины. Сов.юстиция. 1980, №23, с. - 25-26; При определении форм вины нужно исходить из требований закона (итоги дискуссии). Сов.юстиция. 1980, №24, с. - 25-26

процессе подготовки нового уголовного законодательства при обсуж-дении его в печати.'
Вопрос о сложной, двойной или смешанной форме вины обсуж¬дался и в дореволюционной литературе.2 В советском уголовном пра¬ве эта идея разделялась теми, кто представлял содержание вины в виде сложного психологического явления, которое не в полной мере отра-жалось в законодательной конструкции вины У К 1960 года.3 Как это ни странно, но наиболее активно вопрос о смешанной вине ставился теми учеными, которые отрицали наличие сознания общественной опасности (противоправности) при неосторожной вине. Видимо, зна¬чительная часть преступлений, совершаемых по неосторожности, оче¬видно свидетельствовала о том, что лицо сознает явно противоправ¬ные действия. Отрицать это обстоятельство было бы нелепо и эти уче¬ные поддержали идею смешанной формы вины. При этом понятия "сложная форма вины", "двойная форма" и "смешанная форма" вины зачастую отождествлялись, рассматривались как синонимы.4

Хорошо известно, что преступное деяние представляет собой един-ство объективного и субъективного, внутреннего и внешнего, физи-ческого и психического в период его совершения. Без выяснения со-держания субъективной стороны преступления, анализа внутреннего мира личности, совершившей общественно опасное деяние, целостно и правильно воссоздать и понять происшедшее невозможно.
Только на основе психологических механизмов и процессов, ком-плексно представленных в виде вины, мотивов и целей, эмоциональ¬ных составляющих, можно восстановить реальную картину происшед¬шего, определить социальное значение совершенного, установить роль и весомость причастного к этому человека. Из этого следует, что лишь на основе учета психологических механизмов и процессов можно вме¬нять лицу те или иные обстоятельства преступного деяния, давать им юридическую оценку и определять пределы уголовной ответственно¬сти за них. Благодаря психическим процессам и явлениям определен¬ного качества, направленности, социальной окраски мы можем отли¬чать внешне схожие действия одно от другого. Например, благород¬ный поступок от низменно-легковесного, а последний - от преступле¬ния. Психологические процессы и явления сопровождают деятель¬ность, включаются в нее и как бы "...органически вплетаются в цело¬стную жизнь личности..."'. Более того, эти психические составляю¬щие выступают внутренними регуляторами поведения людей. Совер¬шенно правильно подметил С.Л.Рубинштейн, что "...основная жиз¬ненная функция всех психических явлений и процессов заключается в регуляции деятельности людей"2.
В связи с этим хотелось бы отметить то обстоятельство, что порой в юридической литературе, подчеркивая взаимодействие внешнего и внутреннего, социального и психологического в преступлении, в дей-ствительности выхолащивают истинное предназначение и роль пси-хического.
Так, в своей монографии, посвященной отражению в криминоло¬гии, А.Н.Костенко пишет: "...при одной и той же причине и при од¬ном и том же отражении, образующих основание поступка, поступок
' Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М„ 1973, с. - 244-245 2 Там же, с. - 244-245

будет одним и тем же"'. (Под "причиной" понимаются внешние фак¬торы, а под "отражением" - внутреннее, личностное. - В.Я.) Вряд ли так упрощенно можно понимать взаимодействие внешнего и внутрен¬него (психического), само отражение и тот результата, который мо¬жет возникнуть в следствие взаимодействия объективного и субъек¬тивного.
Во-первых, психические явления не продукт механического отра-жения чего-то в психике человека. Это такой симбиоз запечатленного внешнего через призму личностного, что последнее зачастую опреде-ляет содержание и "тональность" отражения в целом, а потом и дея¬ния. Ф.М.Достоевский очень хорошо подметил это в своих "Записках из мертвого дома". "Преступление нельзя сравнивать одно с другим даже приблизительно. Например: и тот и другой убили человека, взве¬шены все обстоятельства обоих дел, и по тому и другому делу выхо¬дит почти одно наказание. А между тем посмотрите какая разница в преступлениях... вариаций в одном и том же роде преступлений - бес-численное множество. Что характер, то и вариация."2

Мораль является одним из основных способов нормативной регу-ляции поступков, поведения человека и проявляется во всех сферах жизнедеятельности общества. Мораль неоднородна, как неоднород¬но и само общество. Нормы нравственности в своем развитии отра¬жают историю становления общества. Существовала и существует мораль классов, социальных групп, отдельного человека'. Но, вмес¬те с тем, существуют и общечеловеческие нравственные нормы, по¬ложения, принципы и идеалы.
' См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т.З, с.45: Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. М., 1978, с.51-54.

Мораль тесно связана с иными нормативными социальными сис-темами: правом, экономикой, политикой, идеологией и т.д. Методы и способы решения многих правовых, экономических, политических и т.д. задач не только исходят из требований морали, но и применя¬ют последние в качестве своих критериев добра, справедливости, че-стности, гуманности, свободы и т.д. Это объясняется тем, что нрав-ственные критерии отражают общественные потребности "... в наи¬более универсальном виде и имеют в виду не просто достижение не¬которых особых целей, а разносторонние потребности общественной науки на данной ступени ее развития"'.
Разумеется, что нравственные предписания и предписания иных нормативных социальных систем могут совпадать, в чем-то не совпа-дать, а порой и противоречить друг другу2.
Из всех систем нормативного регулирования особенно тесная связь наблюдается между моралью и правом. Эта тесная взаимосвязь, точ¬нее, взаимодействие между ними, объясняется не только тем, что пра¬во и мораль являют собой системы нормативной регуляции поведе¬ния людей, но и тем, что у них во многом совпадают критерии оцен¬ки их поступков, тем, что многие правовые предписания исходят в своей исторической действительности из предписаний и представле¬ний нравственности и т.д. Это особенно рельефно видно во взаимо¬связи морали и уголовного права. Чем объемнее и содержательнее нравственная основа уголовного права, тем выше его эффективность.
Вообще взаимодействие между моралью и уголовным правом мож¬но рассматривать и исследовать с различных сторон. Например, мож¬но исследовать их взаимодействие на понятийном уровне и тогда предстанет картина того категории какой нормативной системы и как переходят из одной системы в другую (чаще наблюдаем ситуа¬цию, когда право использует категории этики). Это взаимодействие можно исследовать на уровне генетическом -как нормы морали пре¬образуются в нормы права и наоборот. И, пожалуй, самое главное, это взаимодействие можно рассматривать на функциональном уровне.
Этот аспект взаимодействия морали и права чрезвычайно много-гранен. Здесь формирование правового и нравственного сознания у
' Философский энциклопедический словарь. М., 1983, с.810. 2 Подробно этот вопрос рассмотрен О.Г.Дробницким. См.: Дробницкий О.Г. Понятие морали. М., 1974, с.257-263; см. также Алексеев С.С. Гражданином быть обязан. Человек и закон, 1986, №1, с.68-72; Алексеев С.С. Право и наша жизнь. М., 1978, с.24-32.

населения, субъектов правоприменительной деятельности; регулиро-вание на основах права и нравственности процесса правотворчества;
здесь же и ядро этого процесса - регулирование моралью и правом одних и тех же общественных отношений'.
В процессе субъективного вменения нас в большей мере интересу¬ет "последний" (функциональный) аспект взаимодействия морали и права, а в нем тот его срез, который связан с регулированием обще¬ственных отношений.
Конечно же, в процессе правоприменения исключительную роль играет нравственная позиция самого правоприменителя, его нрав-ственно-этические качества. Обладает ли он, например, чувством высокой ответственности2, поддерживает ли в процессе отправления правосудия принцип социальной справедливости3, руководствуется принципами законности и гуманизма4 и т.д. Личностные качества человека, осуществляющего субъективное вменение, сказываются как на содержании, так и на объеме этого вменения. При рассмотрении вопроса о пределах субъективного вменения мы остановимся на этих свойствах правоприменителя несколько подробнее. При всей значи-мости личностных свойств субъекта, осуществляющего субъективное вменение, на само вменение они в большей мере являются предметом исследования не уголовного, а административного и уголовно-про-цессуального права5, теории правоприменения6 и юридической пси-хологии7.
' См.: Бойков А.Д. Взаимодействие права и морали в уголовном судопроизводстве. Вопросы борьбы с преступностью, 1984, №40, с.42.
2 См.: Лазарев В.В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982, с.26-30 и др.
3 См.: Наумов А.В. Развитие идей социальной справедливости в уголовном праве. В кн.: "Законность, обоснованность, справедливость в деятельности правоохранительных органов в свете решений XXVII съезда КПСС", Пермь, 1986, с.9; Голик Ю.В. Социальная справедливость и уголовно-правовые поощрительные нормы, в кн.: "Социальная справедливость охраны прав обвиняемого", Кемерово, 1989, с.22.
4 См.: Дуюнов В.К., Цветинович А.Д. Указ. соч., с.41-42,48, 51 и др.
5 См., например: Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуально Доказывания. Казань, 1973, с.63-85.
6 См.: Алексеев С.С. Проблемы теории государства и права. М., 1987. с.276-294; он же: Общая теория права. М„ 1981, т. 1, с.324-340.
7 См.: Васильев В.Л. Юридическая психология. Учебное пособие. Л.. 1974, с.21-22.

В процессе субъективного вменения предписания структурных элементов уголовно-правовых норм. реализуемые на уровне санкции, несут на себе, содержат в себе элементы нравственных начал. Отсюда чрезвычайно важно, чтобы в процессе еще правотворчества эти нрав-ственные начала нашли отражение в законе, только тогда они будут осознаваемы виновным, понимаемы правонарушителем. Иначе го¬воря, предусмотренные уголовным законом социальные меры "... должны быть справедливыми, целесообразными и нравственно оп¬равданными"' . Правовые предписания и положения норм морали, нравственности взаимосвязаны, взаимообусловлены и находят свое проявление в уголовном законе (например, ч.2 ст.43, ст.ст. 60,73,82, 129, 130 и др.). Можно сказать, что "... они функционируют в един¬стве, органически переплетаясь между собой, дополняя и обогащая друг друга"2. Мы наблюдаем ситуацию, когда моральные, нравствен¬ные элементы все шире и непосредственно вводятся в уголовно-пра-вовую "ткань"3. Нравственные начала становятся элементом пред¬писания правовых норм и ее механизм зачастую без этого элемента "не работает"4, или же без них невозможно субъективное вменение в полном объеме, в полной мере. Вот почему был совершенно прав К.Маркс, когда подчеркивал, что "сохранение нравственных отно¬шений есть не только право законодателя, но и его обязанность"5.
Мы полагаем, что отражение нравственных начал в уголовном законе в процессе правотворчества актуально и потому, что эти на¬чала "ориентируют" норму на будущее, позволяют ей как бы опере¬дить свое время, не отставать от жизненных реалий. В этой связи вряд ли можно согласиться с утверждением, что "... право более динамич¬ная система, чем мораль"6. Чаще наблюдается обратная картина, ког¬да "право может в своем развитии отставать от повышающегося уров¬ня моральных требований общества"7.
' Карпец И.И. Уголовное право и этика. М., 1985, с.246.
2 Керимов Д.А. Мораль и право в условиях развитого социализма. В сб.:
Мораль и право в развитом социалистическом обществе, М., 1979, с.4.
3 См.: Агешин Ю.А. Политика, право, мораль. М.. 1982, с.75.
4 См.: Кузнецов Н.Ф. Уголовное право и мораль. М., 1967, с. 12 и др.
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-еизд, т.1, с. 163.
6 Лукашева Е.А. Социально-этические проблемы социалистической законности. Советское государство и право, 1982, №4, с. 13.
7 Бойков А.Д. Взаимодействие права и морали в уголовном судопроизводстве. Вопросы борьбы с преступностью, 1984, №40, с.47.

Как правило, между уголовным правом и моралью существует гармоничное взаимодействие, это же можно сказать и относительно тех нравственных начал, которые "вкраплены, вживлены" в саму уго-довно-правовую норму. Правильно подмечено, что мораль не может одобрять преступных действий, точно так же как уголовное право поощрять или поддерживать аморальные поступки.
Между тем, предписания правового характера и нравственные положения могут в чем-то не совпадать, а порой и противоречить друг другу. Это хорошо подметил русский философ В.С.Соловьев. Он писал: "Тяжба с ближним из-за имущества или из-за личного ос¬корбления противна нравственности, но вполне согласна с правом и узаконивается им. Гнев, зависть, частное злословие, неумеренность в чувственных удовольствиях молчаливо допускается правом, но осуж¬дается нравственностью как грехи"'. В юридической литературе рас¬смотрены отдельные виды противоречий между моралью и правом2. Так, например, причинение вреда в состоянии крайней необходимос¬ти исключает преступность деяния, но моральная и даже материаль¬ная ответственность не исключается. Или, например, кража, совер¬шенная под угрозой нанесения телесных повреждений, расценивает¬ся по правилам крайней необходимости, но не исключает морально¬го осуждения.

Анализ уголовного законодательства показывает, что это не все¬гда учитывается в процессе правотворчества. В одних статьях УК последствия описаны достаточно определенно и ясно, например, ст.ст. 105-108,264. В других - меньше четкости в самой норме, но есть нор-мативные акты, которые конкретизируют эти последствия, например, ст.ст. 263,267 УК РФ2, а так же ст.ст. 111,112У К3. В третьих-послед-ствия конкретизируются самим законодателем в примечаниях к тем или иным статьям. Определение этих последствий, а также их вмене¬ние серьезных трудностей у правоприменителя не вызывает. Об этом свидетельствуют, например, примечания к ст.ст. 158, 171, 177, 188, 200 и др. У К РФ. В ряде статей последствия изложены в общей фор¬ме. При этом в одних случаях указывается лишь на вид последствий -причинение вреда здоровью (ст.246 УК РФ), в других - на размер и
' См.: Тимейко Г.В. Общее учение об объективной стороне преступления. Ростов, 1977. с.90-92 и др.; Ткаченко В.И. Описание в законе признаков объективной стороны преступления. В кн.: Утверждение социальной справедливости: криминологический и уголовно-правовой аспекты. Иванове, 1989. с.68-72; Коган В.М. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. М„ 1983, с.99-101
" Более подробно по этому вопросу см. Чучаев А.И. Безопасность железнодорожного, водного и воздушного транспорта. Саратов, 1988, с.47-62.
э См.: Правила судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью. Утв. Приказом министра здравоохранения РФ №407 от 10.12.1996.

вид этих последствии - загрязнение вод, повлекшее причинение су-щественного вреда животному или растительному миру (ст.250), в третьих - не указан ни размер, ни вид последствий - разглашение го-сударственной тайны, если оно повлекло тяжкие последствия (ч.2 ст.283), а также ст.284, ч.З ст.285, ст.269, ст.224, ст.225 и др.
Четвертый вариант изложения в законе общественно опасных по-следствий и вызывает наибольшие сложности в правоприменении. Именно здесь наблюдаются наиболее частые случаи объективного вменения, отхода от требований морали. Разумеется, на одной этике, как отмечал Б.А.Кистяковский, нельзя строить конкретные обще-ственные формы, в том числе и право'. Оценочных понятий, отно¬сятся ли они к деянию или последствиям, нельзя полностью избежать и в уголовном праве. Их наличие в законе имеет определенные плю¬сы, так как позволяет отойти от формализма и консерватизма права. Однако в любом случае они должны быть формализованы и эта фор¬мализация должна быть доведена до правоприменителей, хорошо известна им. В противном случае при наличии, например, одних и тех же последствий будет различное их понимание и, следовательно, вменение виновному различных уголовно-правовых норм со всеми вытекающими отсюда результатами. Более того, если этого не сде¬лать, то во многих случаях законность будет не российская, а облас¬тная и даже районная. Это различие возможно осуществлять, как указывал еще В.И.Ленин, но в рамках индивидуализации наказания.2
В конечном итоге, любое оценочное понятие формализуется. Чаще всего это делается при рассмотрении конкретных дел. Задача же зак-лючается в том, чтобы чаще, а может быть и всегда, это делали не суды3. В настоящее время эту формализацию осуществляют помимо правоприменителей первой инстанции вышестоящие следственно-су-дебные органы (порой Пленум Верховного Суда России), сам законо-датель в законе или специальном разъяснении, научные работники.
' См.: Кистяковский БА. В защиту права. В кн.: Власть и право. Л., 1990, с. 188.
2 См.: Ленин В.И. Полн.собр.соч., т.45, с. -198-199
3 В уголовно-правовой литературе высказано и иное мнение. Так А.С.Горелик считает, что "меньшим злом представляется система назначения наказания, в которой сохраняются оценочные признаки". - Горелик А.С. Проблемы формализации правил назначения наказания. В кн.: Гарантии прав личности и проблемы применения уголовного и уголовно-процессуального законодательства. Ярославль, 1989, с.64

При этом отметим, что формализация оценочных понятий, отно-сящихся к деянию, несколько отлична от формализации оценочных понятий, характеризующих последствия. Мы полагаем, что оценоч¬ные признаки, относящиеся к деянию, чаще всего подвергаются смыс-довой формализации и лишь в исключительных случаях количествен¬но-смысловой. Что же касается оценочных признаков, характеризу¬ющих последствия преступлений, то они чаще всего формализуются по количественному критерию и лишь иногда по количественно-смыс-ловому. Действительно, трудно себе представить и выразить призна¬ки "грубое нарушение" и "явное неуважение", относящиеся к дей¬ствию, в количественных показателях. В то же время такой признак как "существенный вред государственным или общественным инте¬ресам либо охраняемым законом правам и интересам граждан" - по¬следствие, может быть подвержен как количественной, так и смысло¬вой формализации'.
Идеальным вариантом формализации оценочных признаков яв¬ляется их формализация самим законодателем2. В тех же случаях, когда он этого не делает, а вместо него формализует, например, Пле¬нум Верховного Суда России в своем постановлении, то возникают порой случаи, когда подобного рода "судейское усмотрение" не вы¬держивает требований этики и социальной справедливости. Взять, к примеру, хищение путем кражи. Понятие кражи в крупных размерах дается в примечании к ст. 158. Законодатель в качестве критерия фор¬мализации избрал только количественный критерий. И при этом не имеет значения ни уникальность похищенного, ни значимость его для собственника, ни его материальное положение. Законодатель, как видим, исключил смысловую формализацию. К сожалению, он не дал понятия кражи, причинившей "значительный ущерб гражданину". Это сделал Пленум Верховного Суда России, который в своем поста¬новлении от 25.04.1995 г. "О некоторых вопросах применения суда-
' Отметим, что о формализации оценочных признаков речь идет не только тогда, когда решается вопрос о вменении или квалификации преступления, но и тогда, когда речь идет о третьей стадии правоприменения - определении уголовно-правовых последствий (собственно санкции), см, например:
Кругликов Л.Л. Смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства в уголовном праве. Воронеж, 1985, с.142-143; Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования. М., 1987,с.173, 180-181.
2 См.: Землюков С.В. Преступный вред: теория, законодательство, практика. - Автореферат на соискание ученой степени доктора юридических наук.М., 1993,с.6,9,23,46.

ми законодательства об ответственности за преступления против соб-ственности" применил смысловую формализацию к понятию "зна-чительный ущерб". При определении значительности, отмечает Пле-нум, "следует исходить как из его стоимости, так и других существен-ных обстоятельств. Ими, в частности, могут быть материальное по-ложение физического лица, финансовое положение юридического лица, значимость утраченного имущества для собственника или ино¬го владельца".'
На практике, действительно, количественные критерии формали-зации порой целесообразно дополнять смысловыми. К таковым за-частую относили и относят качество предметов, их уникальность, особую ценность для нужд владельца или собственника и т.д. Однако в данном случае вряд ли такая формализация оправдана. Во-первых, подобный подход нарушает принцип равенства граждан перед уго-ловным законом. Личность виновного ставится в зависимость от материального положения потерпевшего. Во-вторых, смысловая фор-мализация, по сути дела, заменяется новым оценочным понятием, содержание которого определяется судом. Вновь все зависит, в ко-нечном итоге, от судейского усмотрения. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, нарушается принцип субъективного вменения. Лич¬ности вменяется то, что не охватывалось его сознанием. Виновный не знает имущественного положения собственника, не знает, что по¬хищает уникальную, редкостную и исключительно важную для по¬терпевшего вещь, но похищает ее, прекрасно зная, что ему за нее зап¬латят, положим, в размере одной минимальной заработной платы, существующей в стране. И в этих условиях лицо необходимо привле-кать к ответственности по п."г" ч.2 ст.158 УК РФ? Вряд ли это пра-вильно, поскольку существенно нарушаются требования этического характера, да и сама уголовно-правовая норма. Кроме того, это был бы наглядный пример объективного вменения.
Рассматривая противоречия между правовыми предписаниями и моралью, в звене "норма права - субъект правоприменения" при на-личии оценочных признаков в статье уголовного закона, мы сразу стали говорить о том, что это противоречие можно уменьшить или вообще устранить, если формализовать данный признак. А как же быть, если он не формализован ни законодателем, ни Верховным Судом России, нет по нему и предложений ученых?
' Бюллетень Верховного Суда России, 1995, №7, с. - 2

В следственно-судебной практике может сложиться такая же ситу-ация при разрешении уголовных дел с оценочными признаками, ка¬кая возникала в науке уголовного права применительно к трактовке понятия "открытости" при грабеже. Мы знаем, что на протяжении более полувека шла дискуссия по этому вопросу (хотя У К 1922 года и относил открытое хищение к краже).
Так, И.Я.Фойницкий в курсе по уголовному праву отмечал, что при решении вопроса об открытости нужно учитывать объективный критерий - посторонние сознают это, и субъективный - само лицо понимает факт открытости.' По выражению Э.Я.Немировского, сто-яшего на этой же позиции, при грабеже "похищение должно быть открытым и объективно, и субъективно" .2
Другие ученые полагали, что определяющим при характеристики открытости хищения является факт осознания этого потерпевшим или третьими лицами.3 По мнению третьих, решающее значение должно иметь осознание открытости хищения самим виновным.4 И только Постановлением Верховного Суда России в 1966 году этот вопрос был разрешен.
Из этого следует, что в судебно-следственной практике может быть разноречивое разрешение уголовных дел при наличии в них оценоч¬ных признаков. Следует отметить, что не вносит ясности в решение этого вопроса и современная уголовно-правовая наука. Также как в свое время и по вопросу об открытости, в отношении вменения оце¬ночных признаков учеными высказываются различные мнения.
А.С.Горелик, например, считает, что в основе применения оценоч-ных понятий лежит правосознание правоприменителя в процессе рас-смотрения им обстоятельств дела.5 По мнению А.В.Горбачева и Э.С.Тенчова, основой применения оценочных понятий является фак-
' См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть Особенная. Спб, 1912, с.-197
2 Немировский Э.Я. Проблемы преступности. М., 1928, №3, с. - 128
3 См.: Кригер Г.А. Ответственность за хищение государственного и общественного имущества по советскому уголовному праву. М., 1957, с. - 68
4 См.: Советское уголовное право. Часть Особенная. М., 1964, с. - 106;
Советское уголовное право. Часть Особенная. М., 1965, с. -118
5 См.: Горелик А.С. Установление количественных ориентиров как метод Ф°рмализации оценочных признаков в уголовном праве. В кн.: Реализация УГОЛОВНОЙ ответственности: уголовно-правовые и процессуальные проблемы. Куйбышев, 1987, с.-62

тическое наличие их в совершенном деянии.' Позиция Т.Т.Дубинина отличается от предшествующей лишь тем, что, по его мнению, эти понятия должны быть предусмотрены еще и в уголовно-правовой норме.2
Не вдаваясь в подробности относительно логико-юридической обоснованности двух последних позиций как оснований применения имеющихся оценочных признаков, отметим, что и правосознание правоприменителя, и факт наличия оценочных понятий как в объек-тивной реальности, так и в уголовно-правовой норме имеют боль¬шое значение в процессе вменения оценочных признаков и устране¬нии отдельных противоречий между предписаниями нормы права и требованиями морали.