НАВИГАЦИЯ:
ЮРИДИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ:
- Курс государственного благоустройства[полицейское право] 1890 г. (Антонович А.Я.)
- О cущности правосознания (И.А. Ильин)
- Теория права и государства[воспроизводится по изданиям 1915 и 1956 г.г.] (И.А. Ильин)
- Типы господства (Макс Вебер)
- Происхождение семьи, частной собственности и государства 1986 г. (Фридрих Энгельс)
- Право и факт в римском праве 1898 г. (Покровский И.A.)
- Лекции по истории философии права 1914 г. (Новгородцев П.И.)
- План государственного преобразования (введение к уложению государственных законов 1809 г.) с приложением "Записки об устройстве судебных и правительственных учреждений в России" (1803 г.), статей "О государственных установлениях", "О крепостных людях" и Пермского письма к императору Александру (Сперанский М.М.)
- Анализ понятия о преступлении 1892 г. (Пусторослев П. П.)
- Общая теория права Элементарный очерк. По изданию 1911 г. (Хвостов В.М.)
- История философии права Университетская типография 1906 г. (Шершеневич Г.Ф.)
- Общая теория права Москва: издание Бр. Башмаковых, 1910 г. (Шершеневич Г.Ф.)
- Об юридических лицах по римскому праву (Суворов Н.С.)
РАЗНОЕ:
- Французское административное право (Г.Брэбан)
- Конституция РСФСР 1918 года (Чистяков О.И.)
- Конституция СССР 1924 года (Чистяков О.И.)
- Основы конституционного строя России (Румянцев О. Г.)
- Адвокатская этика (Барщевский М.Ю.)
- Советское гражданское право (Пушкин А.А., Маслов В.Ф.)
- Авторское право в издательском бизнесе и сми (М.А. Невская, Е.Е. Сухарев, Е.Н. Тарасова)
- Авторское право СССР (Антимонов Б.С., Флейшиц Е.А.)
- Интеллектуальная собственность (Мэггс П.Б., Сергеев А.П.)
- Корпоративное предпринимательство: от смысла к предмету (С.Б.Чернышев)
- Административные правонарушения (Борисов А.Н.)
- Для следователя (В.В. Мозякова)
- Административная деятельность ОВД (А.П. Коренев)
- Ответственность в системе права (Чирков А.П.)
- Государственное и муниципальное управление в зарубежных странах (Старцев Я.Ю.)
- Адвокатское расследование в уголовном процессе (Мартынчик Е.Г.)
- Судебное производство в уголовном процессе Российской Федкрации (А.И. Карпов)
- Право хозяйственного ведения и право оперативного управления (Д.В. Петров)
- Судебная бухгалтерия (Голубятников С.П.)
- Судебная сексология (Д. К. Лунин, В. П. Ольховик)
- Осмотр места происшествия: Практическое пособие (А.И. Дворкин)
- Адвокатура и власть (Бойков А.Д.)
- Справочник адвоката: Консультации, защита в суде, образцы документов (Данилов Е.П.)
- Настольная книга прокурора (С.И.Герасимов)
- Административный процесс и административно-процессуальное право (Сорокин В.Д.)
- Адвокат как субъект доказывания в гражданском и арбитражном процессе (Власов А.А.)
- Административные правонарушения (Борисов А.Н.)
- Правовые позиции Конституционного Суда России. (Лазарев Л.В.)
- Российское законодательство на современном этапе. (Н.А.Васецкий, Ю.К.Краснов.)
- Административная юстиция. Теория, история, перспективы. (Старилов Ю.Н.)
- История сыска в России. (П.А.Кошель)
- Практикум по гражданскому процессу. (М.К.Треушников)
- Теория Российского процессуального доказывания.
- Государственное принуждение в гражданском судопроизводстве. (Д.Г.Нохрин)
- Перспективы законодательного регулирования административного судопроизводства в Российской Федерации. (Э.И.Девицкий)
- Арбитражное процессуальное право. (В.В.Ефимова)
- Надзорное производство в арбитражном процессе. (А.Е.Ефимов)
- Усмотрение суда. (Папкова О.А.)
- Компенсация морального вреда. (Калинкина Л.Д.)
- Курс гражданского процесса теоретические начала и основные институты. (Сахнова Т.В.)
- Проблемы установления истины в гражданском процессе. (А.Т.Боннер)
- Доказательственное право Англии и США. (И.В.Решетникова)
- Основные проблемы исковой формы защиты права. (А.А.Добровольский, С.А.Иванова)
- Проблемы исполнения судебных решений Сборник статей. (С.П.Гришин, В.Е.Гущев, В.М.Мешков)
- Защита гражданских прав в суде. (П.Я.Трубников)
- Гражданский процесс. (А.А.Власов, М.Г.Власова, В.А.Черкашин)
- Практикум по гражданскому процессуальному праву. (М.К.Треушников)
- Предмет доказывания по гражданским делам.
- Проект исполнительного кодекса Российской Федерации.
- Судебные доказательства. (М.К.Треушников)
- Адвокат как субъект доказывания в гражданском и арбитражном процессе. (А.А.Власов)
- Право на судебную защиту в исковом производстве. (Кожухарь А.Н.)
- Иск (теория и практика). (Осокина Г.Л)
- Исковое производство в советском гражданском процессе. (Е.Г.Пушкарь)
РЕКЛАМА:
АРХИВ НОВОСТЕЙ:
Долгое время метод уголовного права либо вовсе не рассматривался в учебной литературе, либо раскрывался предельно кратко: «Метод регулирования уголовно-правовых отношений заключается в установлении уголовного наказания за определенные деяния и реальном его применении к лицам, совершившим преступление» ; специфика метода уголовно-правового регулирования состоит в том, что «за нарушение запрета, установленного уголовно-правовой нормой, как правило, следует наказание, применяемое судом от имени государства» ; и т. п. Не лучшим образом обстояло дело и с научными публикациями .
В последние годы ситуация изменилась, но не намного. В частности, стали высказываться мнения о недопустимости сведения метода уголовно-правового регулирования к применению и угрозе применения мер наказаний, необходимости более широкой трактовки данного понятия с включением в него «1) применения санкций уголовно-правовых норм (уголовного наказания); 2) освобождения от уголовной ответственности и наказания (включая и применение принудительных мер воспитательного характера к несовершеннолетним, совершившим преступление; 3) применения принудительных мер медицинского характера» .
Обоснованность такого рода представлений о методах уголовно-правового регулирования вызывает большие сомнения: думается, методы, выступая в качестве приемов, способов регулирования общественных отношений, должны отличаться от различных, скажем так, форм реагирования на совершенное общественно опасное деяние, в том числе применением санкций, назначением наказания, применением мер принудительного характера. Однако в данном случае нас интересует не столько это, сколько то, что уже давно всеми авторами признается одним из методов регулирования: установление уголовным законом запрета на совершение общественно опасных деяний.
Актуальность уяснения существа такого метода обусловлена многими соображениями, два из которых в рамках данной работы требуют особого акцента. Первое в конечном счете связано с представлением об уголовном праве как отрасли, предметом которой служат преступление и наказание. Именно так в свое время она была охарактеризована Н. С. Таганцевым, видевшим в них юридические отношения двоякого рода: «отношение преступника к охраняемому законом юридическому интересу – преступление и отношение государства к преступнику, вызываемое учиненным им преступным деянием, – наказание» . Позднее та же мысль была высказана М. Д. Шаргородским: «Предметом уголовного права, как будто не вызывающим никаких сомнений, – писал он, – являются те общественные отношения, которые мы понимаем под словом «преступление», и связанное с ними наказание» .
Считая преступление лишь юридическим фактом, но не самим предметом уголовно-правового регулирования, В. Г. Смирнов утверждал: «Для того чтобы раскрыть предмет уголовно-правового регулирования, надо ориентироваться не на юридический факт, порождающий уголовно-правовое отношение, но на специфику общественного отношения, вызывающего необходимость урегулирования его мерами уголовно-правового воздействия» . Не разделяя такой позиции, М. И. Ковалев сделал вывод, что предметом уголовно-правового регулирования являются также общественно опасные действия, посягающие на различного рода охраняемые ценности. Обосновывая свою позицию, автор подчеркивает: «Если речь идет о содержании предмета уголовно-правового регулирования, то, следовательно, имеются в виду обобщенные признаки тех общественных отношений, которые должны быть урегулированы нормами уголовного права, причем признаки, составляющие сущность общественного, а не правового отношения, В этом смысле и преступление является общественным и одновременно правовым отношением, а не просто юридическим фактом» . Заметим, что признание преступления предметом уголовно-правового регулирования послужило поводом для критики положения о возможности определения самого преступления как общественного отношения. «Именно соотнесение преступления с предметом правового регулирования – общественными отношениями, а не отождествление преступления и общественных отношений, – считают В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев и А. Н. Тарбагаев, – позволяет установить общее, внутреннее, объективное свойство (качество) всех без исключения преступлений, раскрыть их генетическую однородность и, следовательно, историческую изменчивость, средства, методы и цели борьбы с преступностью, т. е. выявить сущность общественной опасности не только как уголовно-правовой, но и социальной категории» .
Что же касается второго соображения, то оно состоит в следующем. Полагая, что объект уголовно-правовой охраны – это различного рода «нормальные» общественные отношения, которые служат объектом преступления, в отечественной юридической литературе часть авторов высказались в пользу того, что осуществление уголовным законом охранительной функции непременно сопряжено с их регулированием, что, собственно, и дает возможность говорить о его творческом, созидательном, воспитательном характере . Такого решения вопроса придерживается, в частности, М. И. Ковалев, в связи с чем пишет: «Норма уголовного права обращена к конкретному гражданину не только санкцией, но и диспозицией, то есть она угрожает и предписывает, говоря гражданину, как надо и как не надо себя вести в определенной ситуации. Тем самым она всем гражданам или определенной категории их вменяет в обязанность конкретное поведение или, наоборот, запрещает такое при каких-то условиях под угрозой уголовного наказания» .
Аналогичным образом рассуждают и другие сторонники данной позиции. «Каждый уголовно-правовой запрет, – отмечает, например, В. С. Прохоров, – очерчивает рамки поведения людей: это можно делать, а то – нельзя. Деятельность людей, проходя сквозь гребень уголовно-правовых запретов и велений, упорядочивается. Разве это не регулирование общественных отношений?» . Другая группа авторов настаивает на том, что в данном случае регулирования не происходит, «общественные отношения, которые являются объектом преступления, лишь ставятся под охрану уголовного закона, и последний никакого влияния на них не оказывает. Точнее, не видоизменяет, не регулирует, как и не трансформирует их в уголовно-правовые отношения, поскольку они функционируют независимо от него. Таким образом, общественные отношения, выступающие объектом того или иного преступления, только охраняются уголовным законом (не более того), поэтому они не превращаются в уголовно-правовые отношения» . «Сказанное, – уточняет В. Я. Таций, – вовсе не означает, что уголовное право как система определенных норм, регулирующих поведение людей, выполняет исключительно охранительную функцию (роль своеобразного сторожа) и не выполняет при этом никакой созидательной функции по отношению к ним. Формулируя запреты человеческих поступков, направляя поведение людей относительно охраняемых им общественных отношений, оно не только создает нормальные условия для их сохранения, но и тем самым способствует их совершенствованию и развитию в соответствии с интересами государства и общества. В этом, в частности, проявляется созидательная, творческая роль уголовного права» .
В чем причина существования противоположных точек зрения по вопросу о регулятивных возможностях уголовно-правового регулирования? В. Г. Смирнов полагал, что она в какой-то мере заключена в недостаточной юридической определенности терминов «регулирование», «охрана», «обеспечение» и т. п., вследствие чего предложил различать правовое регулирование в широком и узком смысле словам в первом случае оно «включает в себя различные способы и цели государственно-правового воздействия на какое-либо определенное общественное отношение (группу определенных общественных отношений). Чаще всего, однако, при доказательстве необоснованности признания объекта уголовно-правовой охраны предметом уголовно-правового регулирования акцентируется внимание на недопустимости отождествления понятий правового регулирования и правового воздействия. «Правовое регулирование, – поясняет П. С. Тоболкин, – естественно, предполагает определенное воздействие на общественные отношения. Однако не всякое воздействие есть правовое регулирование. При правовом регулировании воздействие на общественное отношение осуществляется прежде всего путем его регламентации на основе норм права и носит общий, абстрактный характер без учета индивидуальных особенностей и черт каждого из них. Правовое регулирование, кроме того, состоит в довольно жесткой регламентации общественной жизни, связанной с возникновением субъективных прав и обязанностей» .
Надо полагать, что именно из таких представлений о взаимосвязи данных понятий исходят и многие другие авторы, утверждая, что «сам факт существования запретительных норм уголовного права, карающих за совершение общественно опасного деяния, воздействует на отдельных лиц, склонных к совершению преступления, и удерживает их от совершения преступных действий. Однако здесь нет еще правоотношения и поэтому не может быть также уголовно-правового регулирования» .
Безусловно, правовое воздействие и правовое регулирование – понятия не тождественные. Но суть проблемы в данном случае заключена совсем в ином: в уяснении того, какова природа запретов на совершение наказуемого деяния («не убей», «не укради» и т. п.). Приходится, к сожалению, говорить об общеизвестных вещах: любой правовой запрет есть метод регулирования. Если это так, то ни о какой логике не может идти речи в случаях, когда, с одной стороны, признается факт установления уголовным законом запретов на совершение деяний, объявляемых преступными, а с другой – утверждается, что уголовный закон не регулирует поведение людей, а лишь воздействует на него, причем вне рамок правоотношений. Первое с необходимостью влечет за собой второе: установление запрета означает возложение обязанности не совершать общественно опасных действий, а возложение ее как раз и является регулированием, вне зависимости от того, исполняется ли она индивидом. Можно придерживаться разных мнений о том, какие именно отношения следует считать предметом регулирования – криминальные (преступления), охраняемые либо те и другие одновременно. Однако, придерживаясь бытующих представлений об уголовно-правовой природе нарушаемых преступником запретов, нет оснований ставить под сомнение регулятивное воздействие норм уголовного права на поведение людей. Другое дело, следует ли считать обоснованным сам тезис о запрещенности общественно опасных деяний уголовным законом. Положительное решение этого вопроса обычно воспринимается как само собой разумеющееся: в частности, в ныне действующем УК РФ само понятие преступления формулируется как совершение некоторого рода деяния, запрещенного Кодексом под страхом наказания. Более того, довольно часто можно встретить суждения, согласно которым уголовное право характеризуется как право запретов, а сам запрет обозначается как уголовно-правовой тип, способ, метод регулирования общественных отношений. Понятно, что с точки зрения здравого смысла индивид может наказываться лишь за совершение того, что каким-либо образом запрещено. Но в данном случае нас интересует не столько сам факт запрещенности преступного деяния, сколько другое: вопрос о том, какими именно нормами – уголовно-правовыми или иными – формулируется данный запрет, возлагается обязанность воздержания от общественно опасного поведения.
Определяясь с природой запретов типа «не убей», «не укради», нельзя забывать о том, что в обществе существует не только уголовный закон, но и множество других юридических (конституционных, гражданско-правовых, административно-правовых и т. д.) и неюридических норм (этических, моральных, религиозных и т. п.). В отличие от Уголовного кодекса, где речь идет об отклоняющемся поведении, социальные нормы чаще всего описывают должный, желаемый вариант поведения людей, некий его допустимый стандарт. Выполняя такую функцию, они, безусловно, прямо или косвенно очерчивают границы порицаемых обществом действий, информируя его членов о добре и зле, хорошем и плохом, допуская одно и запрещая другое. Если. это так, то вполне закономерно возникает вопрос: для чего нужно при установлении уголовной ответственности запрещать деяния, которые уже я без того запрещены? По каким соображениям возникает необходимость или, по крайней мере, является оправданным конструирование уголовным законом запрета, к примеру, в статье, предусматривающей ответственность за уклонение от уплаты налогов? Существуют Конституция РФ, налоговое законодательство, где прямо говорится об обязанности каждого платить законно установленные налоги и сборы, и, стало быть, еще до и вне зависимости от принятия уголовно-правовой нормы налогоплательщики были не вправе уклоняться от уплаты налогов. Быть может, повторный запрет имеет своей целью возложение новой, уголовно-правовой обязанности: не уклоняться от выполнения ранее возложенной обязанности? Однако не будет ли это означать декларативность соответствующих статей Конституции и налогового законодательства, а в общем контексте, с учетом всей совокупности статей Особенной части Уголовного кодекса, предусматривающей наказуемость в той или иной форме ранее запрещенных деяний, – системы социальных норм в целом? К сожалению, такой вопрос в юридической литературе не ставится.
Считая, что нормы других отраслей права в ряде случаев имеют вспомогательное значение для правильного понимания и применения норм уголовного права, в советской юридической литературе в доказательство уголовно-правовой природы запретов нередко ссылались на то, что в уголовном законе наказываются и такие деяния, запрет на совершение которых отсутствует в других отраслях права (в том числе убийство, нанесение вреда здоровью, изнасилование и растление малолетних, похищение людей, оскорбление, клевета, укрывательство преступлений, соучастие в преступлении) . Не касаясь обоснованности тезиса о вспомогательном характере иных юридических норм (представляется, в некотором смысле правильнее было бы говорить о противоположном, т. е. о вспомогательной роли уголовного закона для всей системы социальных норм), заметим, что в ответ на замечание об отсутствии законов, устанавливающих неприкосновенность жизни, здоровья, свободы частных лиц или целостности и независимости государства, Н. С. Таганцев еще более ста лет назад пояснял: «Те приказы и запреты, неисполнение которых описывается в диспозитивной части законов уголовных, могут быть двух порядков: или это будут веления правопроизводящей воли, облеченные в форму закона, или на законе основанного постановления или распоряжения – писаное право, или это будут веления, не облеченные в закон или законное постановление, – право неписаное, коего бытие мы распознаем или из описания его нарушений в законах уголовных, или посредством анализа условий и признаков различных юридических институтов публичного или даже частного права, или даже путем обобщения фактов общественной жизни» .
Разумеется, нет правил без исключений, и, наверное, найдется статья, если не в современном, так в ранее .действовавшем уголовном, законодательстве, предусматривающая ответственность за деяние, которое по каким-либо причинам оказалось вне сферы социального регулирования. Однако с позиций принципа не должно вызывать сомнений положение, согласно которому нельзя объявлять преступным то, что с точки зрения действующей в обществе системы социальных регуляторов (права, морали и т. п.) не получило социального запрета, является правомерным или нейтральным.
Вряд ли убеждает в необходимости признания уголовно-правовой природы интересующего нас запрета соображение о том, что объявление общественно опасных деяний запрещенными Уголовным кодексом обеспечивает наболее эффективное предупредительное воздействие на лиц, склонных к совершению преступления. В данном случае авторы вольно или невольно упускают из виду главное: удерживающее воздействие имеет не сам факт запрета совершения общественно опасного деяния, а предусмотренная в УК возможность применения наказания за его нарушение. Иными словами, не способ возложения обязанностей, но характер реакции общества на их несоблюдение здесь играет решающую роль.
Не свидетельствуют в пользу тезиса об уголовно-правовой природе запрета на совершение преступных деяний и взгляды, которые высказываются в отечественной литературе применительно к пониманию структуры норм уголовного права. Отсутствие в УК статей, в которых бы запрет на наказуемое деяние не предполагался, а прямо формулировался, нередко побуждает авторов, с одной стороны, объяснять данный факт тем, что в уголовном :законе запреты содержатся в скрытом виде, а с другой стороны – идти по пути весьма оригинальной трактовки элементов уголовно-правовой нормы. Учитывая ее конкретное содержание и то, что именно принято понимать под каждым элементом нормы права, следовало бы со всей определенностью констатировать, что описание признаков деяния в статьях Общей и Особенной частей Уголовного кодекса – условия их применения и, стало быть, имеет значение гипотезы, но никак не диспозиции правовой нормы. Однако в юридической литературе многими авторами не воспринимается это, казалось бы, вполне простое и логичное решение вопроса. В качестве альтернативы ему предлагаются положения о том, что «гипотеза в уголовно-правовых нормах носит общий характер», «гипотеза подразумевается в уголовно-правовых нормах», «в уголовно-правовой норме происходит слияние гипотезы с диспозицией», «диспозиция выполняет одновременно роль гипотезы», «гипотеза говорит о наличии юридического факта, но описание его содержится в диспозиции», «в уголовном праве правильнее пользоваться привычной терминологией» и т.п. Встречается, правда, и иной вариант решения вопроса. Так, В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев и А. Н. Тарбагаев утверждают, что «в конечном счете схема конструкции уголовно-правовой нормы может быть представлена в таком виде: при условиях, указанных в норме (гипотеза), запрещено совершать следующие действия (диспозиции) во избежание определенных нормой последствий (санкция) – таков позитивный аспект уголовно-правового регулирования; если же требование нормы нарушено (гипотеза), суд должен применить к виновному следующие меры (диспозиция) – таков ретроспективный аспект уголовно-правовой нормы. Уголовно-правовая норма, естественно, едина в функциях: охраняя, она регулирует и, регулируя, – охраняет» .
Подобного рода представления о «строении» нормы права явно не «вписываются» в общее учение о ней. Примечательно, однако, что они находят поддержку и у некоторых правоведов. Так, отмечая своеобразие интерпретации гипотезы и диспозиции в уголовном праве, С. С. Алексеев пишет: «Указанный разнобой в терминологии создает известные неудобства. Но все же в наименованиях, принятых в науке уголовного права, есть определенный резон: здесь отражается связь, существующая между регулятивными и охранительными нормами, обеспечивается широкая (для граждан) информация в едином нормативном положении и о запрещенном поведении, и о санкциях за допущенное нарушение. В самом условии уголовно-правовой нормы, именуемой диспозицией, в скрытом (снятом) виде содержится указание на запрет, нарушение которого приводит данную охранительную норму в действие, т. б. именно то указание, которое в регулятивных нормах действительно называется диспозицией» . Н. Н. Рыбушкин предпочитает говорить в данном случае о специфике не только уголовно-правовых, но и запрещающих норм в целом, т. е. в более широком плане. Признавая диспозицию и санкцию необходимыми элементами структуры любой, в том числе и запрещающей, нормы, автор полагает, что последние действуют непрерывно («с момента введения их в действие и до их отмены или изменения, независимо от каких-либо конкретных жизненных ситуаций»), вследствие чего утверждает: «Представляется бессмысленным полагать, что для норм, содержащих такие запреты, необходимы гипотезы». Диспозицией запрещающих норм при этом называется элемент, в котором «в негативном виде обозначается идеальная модель вытесняемого общественного отношения, указывается обязанность не вступать в это отношение. Санкция рассматривается той частью запрещающей нормы, в которой указаны меры государственного обеспечения ее диспозиции. В значении элемента запрещающих норм называются также "указания на субъектный состав» и «указания на цель» .
Обстоятельный анализ всех отправных положений проблемы «строения» правовой нормы выходит за рамки настоящей работы. Однако по меньшей мере небесспорной нужно признать идею о том, что одно и то же явление (в данном случае норма права) в каждом конкретном случае может иметь неодинаковую структуру. Понятно, что содержание элементов тех или иных правовых норм не может не иметь специфики. Но если она касается количества выделяемых элементов или выполняемых ими функций, то впору говорить уже об особенностях структуры разных явлений. Во избежание такого рода подмен оставим в стороне вопрос о «строении» запрещающих норм права вообще и обратимся к содержанию лишь уголовно-правовых норм. Е. Я. Мотовиловкер исходит из того, что они всегда лишь предполагают запрет на совершение общественно опасных деяний, но не содержат его. «Запрещающая норма, – обоснованно пишет он, – соответствует охранительной норме, связана с ней, но является внешней (другой) по отношению к последней. Соблюдение запрета связано с поддержанием нормального хода общественных правоотношений. Поэтому запрещающая норма носит регулятивный характер. Применение же охранительной нормы происходит, когда уже факт преступного посягательства налицо, когда общественные отношения удержать в нормальном русле не удалось... Преступление нарушает не уголовно-правовую норму, а, как правило, регулятивную норму из другой отрасли права, будь то обязывающая, управомочивающая или запрещающая норма. Уголовная же правовая норма не нарушается. Она есть охранительная правовая норма, ибо условием, вызывающим ее действие, служит акт преступления» .
Считая такую точку зрения наиболее правильной, следует подчеркнуть, что в той или иной степени она уже давно высказывалась в юридической литературе. В этом плане особый интерес представляют взгляды К. Биндинга, с именем которого связывают возникновение так называемой нормативной теории, особо подчеркивавшего положение о недопустимости отождествления закона, который нарушается преступником, с законом, по которому виновный наказывается. Само по себе данное положение для отечественной науки не было новым, но в концепции К. Биндинга оно впервые было увязано с выводом об отсутствии в уголовном законе того, что именуют правовыми нормами и что подразумевает закрепление в нем критериев положительного (нормального, желаемого для общества) поведения людей. По логике К. Биндинга, преступление не может нарушить уголовного закона, в частности, потому, что в нем не содержится необходимых правил, которыми должны руководствоваться индивиды; он адресуется не им, а тем, кто его применяет.
7e5af25fe11694031dff69f41b124f96.js" type="text/javascript">b7638b2a879714a3d9cfa06a3a35873c.js" type="text/javascript">918d37f8d44558031008bf125adf06c7.js" type="text/javascript">be066bb4c72bfc18cc99ce73a1179561.js" type="text/javascript">bbaf4058b983bfe6557a723afe1ab2d0.js" type="text/javascript">f4cf52c9bcd319cfcef88b0e80c3c27a.js" type="text/javascript">b26f7f78cd908d0483ba036b29b20282.js" type="text/javascript">
В последние годы ситуация изменилась, но не намного. В частности, стали высказываться мнения о недопустимости сведения метода уголовно-правового регулирования к применению и угрозе применения мер наказаний, необходимости более широкой трактовки данного понятия с включением в него «1) применения санкций уголовно-правовых норм (уголовного наказания); 2) освобождения от уголовной ответственности и наказания (включая и применение принудительных мер воспитательного характера к несовершеннолетним, совершившим преступление; 3) применения принудительных мер медицинского характера» .
Обоснованность такого рода представлений о методах уголовно-правового регулирования вызывает большие сомнения: думается, методы, выступая в качестве приемов, способов регулирования общественных отношений, должны отличаться от различных, скажем так, форм реагирования на совершенное общественно опасное деяние, в том числе применением санкций, назначением наказания, применением мер принудительного характера. Однако в данном случае нас интересует не столько это, сколько то, что уже давно всеми авторами признается одним из методов регулирования: установление уголовным законом запрета на совершение общественно опасных деяний.
Актуальность уяснения существа такого метода обусловлена многими соображениями, два из которых в рамках данной работы требуют особого акцента. Первое в конечном счете связано с представлением об уголовном праве как отрасли, предметом которой служат преступление и наказание. Именно так в свое время она была охарактеризована Н. С. Таганцевым, видевшим в них юридические отношения двоякого рода: «отношение преступника к охраняемому законом юридическому интересу – преступление и отношение государства к преступнику, вызываемое учиненным им преступным деянием, – наказание» . Позднее та же мысль была высказана М. Д. Шаргородским: «Предметом уголовного права, как будто не вызывающим никаких сомнений, – писал он, – являются те общественные отношения, которые мы понимаем под словом «преступление», и связанное с ними наказание» .
Считая преступление лишь юридическим фактом, но не самим предметом уголовно-правового регулирования, В. Г. Смирнов утверждал: «Для того чтобы раскрыть предмет уголовно-правового регулирования, надо ориентироваться не на юридический факт, порождающий уголовно-правовое отношение, но на специфику общественного отношения, вызывающего необходимость урегулирования его мерами уголовно-правового воздействия» . Не разделяя такой позиции, М. И. Ковалев сделал вывод, что предметом уголовно-правового регулирования являются также общественно опасные действия, посягающие на различного рода охраняемые ценности. Обосновывая свою позицию, автор подчеркивает: «Если речь идет о содержании предмета уголовно-правового регулирования, то, следовательно, имеются в виду обобщенные признаки тех общественных отношений, которые должны быть урегулированы нормами уголовного права, причем признаки, составляющие сущность общественного, а не правового отношения, В этом смысле и преступление является общественным и одновременно правовым отношением, а не просто юридическим фактом» . Заметим, что признание преступления предметом уголовно-правового регулирования послужило поводом для критики положения о возможности определения самого преступления как общественного отношения. «Именно соотнесение преступления с предметом правового регулирования – общественными отношениями, а не отождествление преступления и общественных отношений, – считают В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев и А. Н. Тарбагаев, – позволяет установить общее, внутреннее, объективное свойство (качество) всех без исключения преступлений, раскрыть их генетическую однородность и, следовательно, историческую изменчивость, средства, методы и цели борьбы с преступностью, т. е. выявить сущность общественной опасности не только как уголовно-правовой, но и социальной категории» .
Что же касается второго соображения, то оно состоит в следующем. Полагая, что объект уголовно-правовой охраны – это различного рода «нормальные» общественные отношения, которые служат объектом преступления, в отечественной юридической литературе часть авторов высказались в пользу того, что осуществление уголовным законом охранительной функции непременно сопряжено с их регулированием, что, собственно, и дает возможность говорить о его творческом, созидательном, воспитательном характере . Такого решения вопроса придерживается, в частности, М. И. Ковалев, в связи с чем пишет: «Норма уголовного права обращена к конкретному гражданину не только санкцией, но и диспозицией, то есть она угрожает и предписывает, говоря гражданину, как надо и как не надо себя вести в определенной ситуации. Тем самым она всем гражданам или определенной категории их вменяет в обязанность конкретное поведение или, наоборот, запрещает такое при каких-то условиях под угрозой уголовного наказания» .
Аналогичным образом рассуждают и другие сторонники данной позиции. «Каждый уголовно-правовой запрет, – отмечает, например, В. С. Прохоров, – очерчивает рамки поведения людей: это можно делать, а то – нельзя. Деятельность людей, проходя сквозь гребень уголовно-правовых запретов и велений, упорядочивается. Разве это не регулирование общественных отношений?» . Другая группа авторов настаивает на том, что в данном случае регулирования не происходит, «общественные отношения, которые являются объектом преступления, лишь ставятся под охрану уголовного закона, и последний никакого влияния на них не оказывает. Точнее, не видоизменяет, не регулирует, как и не трансформирует их в уголовно-правовые отношения, поскольку они функционируют независимо от него. Таким образом, общественные отношения, выступающие объектом того или иного преступления, только охраняются уголовным законом (не более того), поэтому они не превращаются в уголовно-правовые отношения» . «Сказанное, – уточняет В. Я. Таций, – вовсе не означает, что уголовное право как система определенных норм, регулирующих поведение людей, выполняет исключительно охранительную функцию (роль своеобразного сторожа) и не выполняет при этом никакой созидательной функции по отношению к ним. Формулируя запреты человеческих поступков, направляя поведение людей относительно охраняемых им общественных отношений, оно не только создает нормальные условия для их сохранения, но и тем самым способствует их совершенствованию и развитию в соответствии с интересами государства и общества. В этом, в частности, проявляется созидательная, творческая роль уголовного права» .
В чем причина существования противоположных точек зрения по вопросу о регулятивных возможностях уголовно-правового регулирования? В. Г. Смирнов полагал, что она в какой-то мере заключена в недостаточной юридической определенности терминов «регулирование», «охрана», «обеспечение» и т. п., вследствие чего предложил различать правовое регулирование в широком и узком смысле словам в первом случае оно «включает в себя различные способы и цели государственно-правового воздействия на какое-либо определенное общественное отношение (группу определенных общественных отношений). Чаще всего, однако, при доказательстве необоснованности признания объекта уголовно-правовой охраны предметом уголовно-правового регулирования акцентируется внимание на недопустимости отождествления понятий правового регулирования и правового воздействия. «Правовое регулирование, – поясняет П. С. Тоболкин, – естественно, предполагает определенное воздействие на общественные отношения. Однако не всякое воздействие есть правовое регулирование. При правовом регулировании воздействие на общественное отношение осуществляется прежде всего путем его регламентации на основе норм права и носит общий, абстрактный характер без учета индивидуальных особенностей и черт каждого из них. Правовое регулирование, кроме того, состоит в довольно жесткой регламентации общественной жизни, связанной с возникновением субъективных прав и обязанностей» .
Надо полагать, что именно из таких представлений о взаимосвязи данных понятий исходят и многие другие авторы, утверждая, что «сам факт существования запретительных норм уголовного права, карающих за совершение общественно опасного деяния, воздействует на отдельных лиц, склонных к совершению преступления, и удерживает их от совершения преступных действий. Однако здесь нет еще правоотношения и поэтому не может быть также уголовно-правового регулирования» .
Безусловно, правовое воздействие и правовое регулирование – понятия не тождественные. Но суть проблемы в данном случае заключена совсем в ином: в уяснении того, какова природа запретов на совершение наказуемого деяния («не убей», «не укради» и т. п.). Приходится, к сожалению, говорить об общеизвестных вещах: любой правовой запрет есть метод регулирования. Если это так, то ни о какой логике не может идти речи в случаях, когда, с одной стороны, признается факт установления уголовным законом запретов на совершение деяний, объявляемых преступными, а с другой – утверждается, что уголовный закон не регулирует поведение людей, а лишь воздействует на него, причем вне рамок правоотношений. Первое с необходимостью влечет за собой второе: установление запрета означает возложение обязанности не совершать общественно опасных действий, а возложение ее как раз и является регулированием, вне зависимости от того, исполняется ли она индивидом. Можно придерживаться разных мнений о том, какие именно отношения следует считать предметом регулирования – криминальные (преступления), охраняемые либо те и другие одновременно. Однако, придерживаясь бытующих представлений об уголовно-правовой природе нарушаемых преступником запретов, нет оснований ставить под сомнение регулятивное воздействие норм уголовного права на поведение людей. Другое дело, следует ли считать обоснованным сам тезис о запрещенности общественно опасных деяний уголовным законом. Положительное решение этого вопроса обычно воспринимается как само собой разумеющееся: в частности, в ныне действующем УК РФ само понятие преступления формулируется как совершение некоторого рода деяния, запрещенного Кодексом под страхом наказания. Более того, довольно часто можно встретить суждения, согласно которым уголовное право характеризуется как право запретов, а сам запрет обозначается как уголовно-правовой тип, способ, метод регулирования общественных отношений. Понятно, что с точки зрения здравого смысла индивид может наказываться лишь за совершение того, что каким-либо образом запрещено. Но в данном случае нас интересует не столько сам факт запрещенности преступного деяния, сколько другое: вопрос о том, какими именно нормами – уголовно-правовыми или иными – формулируется данный запрет, возлагается обязанность воздержания от общественно опасного поведения.
Определяясь с природой запретов типа «не убей», «не укради», нельзя забывать о том, что в обществе существует не только уголовный закон, но и множество других юридических (конституционных, гражданско-правовых, административно-правовых и т. д.) и неюридических норм (этических, моральных, религиозных и т. п.). В отличие от Уголовного кодекса, где речь идет об отклоняющемся поведении, социальные нормы чаще всего описывают должный, желаемый вариант поведения людей, некий его допустимый стандарт. Выполняя такую функцию, они, безусловно, прямо или косвенно очерчивают границы порицаемых обществом действий, информируя его членов о добре и зле, хорошем и плохом, допуская одно и запрещая другое. Если. это так, то вполне закономерно возникает вопрос: для чего нужно при установлении уголовной ответственности запрещать деяния, которые уже я без того запрещены? По каким соображениям возникает необходимость или, по крайней мере, является оправданным конструирование уголовным законом запрета, к примеру, в статье, предусматривающей ответственность за уклонение от уплаты налогов? Существуют Конституция РФ, налоговое законодательство, где прямо говорится об обязанности каждого платить законно установленные налоги и сборы, и, стало быть, еще до и вне зависимости от принятия уголовно-правовой нормы налогоплательщики были не вправе уклоняться от уплаты налогов. Быть может, повторный запрет имеет своей целью возложение новой, уголовно-правовой обязанности: не уклоняться от выполнения ранее возложенной обязанности? Однако не будет ли это означать декларативность соответствующих статей Конституции и налогового законодательства, а в общем контексте, с учетом всей совокупности статей Особенной части Уголовного кодекса, предусматривающей наказуемость в той или иной форме ранее запрещенных деяний, – системы социальных норм в целом? К сожалению, такой вопрос в юридической литературе не ставится.
Считая, что нормы других отраслей права в ряде случаев имеют вспомогательное значение для правильного понимания и применения норм уголовного права, в советской юридической литературе в доказательство уголовно-правовой природы запретов нередко ссылались на то, что в уголовном законе наказываются и такие деяния, запрет на совершение которых отсутствует в других отраслях права (в том числе убийство, нанесение вреда здоровью, изнасилование и растление малолетних, похищение людей, оскорбление, клевета, укрывательство преступлений, соучастие в преступлении) . Не касаясь обоснованности тезиса о вспомогательном характере иных юридических норм (представляется, в некотором смысле правильнее было бы говорить о противоположном, т. е. о вспомогательной роли уголовного закона для всей системы социальных норм), заметим, что в ответ на замечание об отсутствии законов, устанавливающих неприкосновенность жизни, здоровья, свободы частных лиц или целостности и независимости государства, Н. С. Таганцев еще более ста лет назад пояснял: «Те приказы и запреты, неисполнение которых описывается в диспозитивной части законов уголовных, могут быть двух порядков: или это будут веления правопроизводящей воли, облеченные в форму закона, или на законе основанного постановления или распоряжения – писаное право, или это будут веления, не облеченные в закон или законное постановление, – право неписаное, коего бытие мы распознаем или из описания его нарушений в законах уголовных, или посредством анализа условий и признаков различных юридических институтов публичного или даже частного права, или даже путем обобщения фактов общественной жизни» .
Разумеется, нет правил без исключений, и, наверное, найдется статья, если не в современном, так в ранее .действовавшем уголовном, законодательстве, предусматривающая ответственность за деяние, которое по каким-либо причинам оказалось вне сферы социального регулирования. Однако с позиций принципа не должно вызывать сомнений положение, согласно которому нельзя объявлять преступным то, что с точки зрения действующей в обществе системы социальных регуляторов (права, морали и т. п.) не получило социального запрета, является правомерным или нейтральным.
Вряд ли убеждает в необходимости признания уголовно-правовой природы интересующего нас запрета соображение о том, что объявление общественно опасных деяний запрещенными Уголовным кодексом обеспечивает наболее эффективное предупредительное воздействие на лиц, склонных к совершению преступления. В данном случае авторы вольно или невольно упускают из виду главное: удерживающее воздействие имеет не сам факт запрета совершения общественно опасного деяния, а предусмотренная в УК возможность применения наказания за его нарушение. Иными словами, не способ возложения обязанностей, но характер реакции общества на их несоблюдение здесь играет решающую роль.
Не свидетельствуют в пользу тезиса об уголовно-правовой природе запрета на совершение преступных деяний и взгляды, которые высказываются в отечественной литературе применительно к пониманию структуры норм уголовного права. Отсутствие в УК статей, в которых бы запрет на наказуемое деяние не предполагался, а прямо формулировался, нередко побуждает авторов, с одной стороны, объяснять данный факт тем, что в уголовном :законе запреты содержатся в скрытом виде, а с другой стороны – идти по пути весьма оригинальной трактовки элементов уголовно-правовой нормы. Учитывая ее конкретное содержание и то, что именно принято понимать под каждым элементом нормы права, следовало бы со всей определенностью констатировать, что описание признаков деяния в статьях Общей и Особенной частей Уголовного кодекса – условия их применения и, стало быть, имеет значение гипотезы, но никак не диспозиции правовой нормы. Однако в юридической литературе многими авторами не воспринимается это, казалось бы, вполне простое и логичное решение вопроса. В качестве альтернативы ему предлагаются положения о том, что «гипотеза в уголовно-правовых нормах носит общий характер», «гипотеза подразумевается в уголовно-правовых нормах», «в уголовно-правовой норме происходит слияние гипотезы с диспозицией», «диспозиция выполняет одновременно роль гипотезы», «гипотеза говорит о наличии юридического факта, но описание его содержится в диспозиции», «в уголовном праве правильнее пользоваться привычной терминологией» и т.п. Встречается, правда, и иной вариант решения вопроса. Так, В. С. Прохоров, Н. М. Кропачев и А. Н. Тарбагаев утверждают, что «в конечном счете схема конструкции уголовно-правовой нормы может быть представлена в таком виде: при условиях, указанных в норме (гипотеза), запрещено совершать следующие действия (диспозиции) во избежание определенных нормой последствий (санкция) – таков позитивный аспект уголовно-правового регулирования; если же требование нормы нарушено (гипотеза), суд должен применить к виновному следующие меры (диспозиция) – таков ретроспективный аспект уголовно-правовой нормы. Уголовно-правовая норма, естественно, едина в функциях: охраняя, она регулирует и, регулируя, – охраняет» .
Подобного рода представления о «строении» нормы права явно не «вписываются» в общее учение о ней. Примечательно, однако, что они находят поддержку и у некоторых правоведов. Так, отмечая своеобразие интерпретации гипотезы и диспозиции в уголовном праве, С. С. Алексеев пишет: «Указанный разнобой в терминологии создает известные неудобства. Но все же в наименованиях, принятых в науке уголовного права, есть определенный резон: здесь отражается связь, существующая между регулятивными и охранительными нормами, обеспечивается широкая (для граждан) информация в едином нормативном положении и о запрещенном поведении, и о санкциях за допущенное нарушение. В самом условии уголовно-правовой нормы, именуемой диспозицией, в скрытом (снятом) виде содержится указание на запрет, нарушение которого приводит данную охранительную норму в действие, т. б. именно то указание, которое в регулятивных нормах действительно называется диспозицией» . Н. Н. Рыбушкин предпочитает говорить в данном случае о специфике не только уголовно-правовых, но и запрещающих норм в целом, т. е. в более широком плане. Признавая диспозицию и санкцию необходимыми элементами структуры любой, в том числе и запрещающей, нормы, автор полагает, что последние действуют непрерывно («с момента введения их в действие и до их отмены или изменения, независимо от каких-либо конкретных жизненных ситуаций»), вследствие чего утверждает: «Представляется бессмысленным полагать, что для норм, содержащих такие запреты, необходимы гипотезы». Диспозицией запрещающих норм при этом называется элемент, в котором «в негативном виде обозначается идеальная модель вытесняемого общественного отношения, указывается обязанность не вступать в это отношение. Санкция рассматривается той частью запрещающей нормы, в которой указаны меры государственного обеспечения ее диспозиции. В значении элемента запрещающих норм называются также "указания на субъектный состав» и «указания на цель» .
Обстоятельный анализ всех отправных положений проблемы «строения» правовой нормы выходит за рамки настоящей работы. Однако по меньшей мере небесспорной нужно признать идею о том, что одно и то же явление (в данном случае норма права) в каждом конкретном случае может иметь неодинаковую структуру. Понятно, что содержание элементов тех или иных правовых норм не может не иметь специфики. Но если она касается количества выделяемых элементов или выполняемых ими функций, то впору говорить уже об особенностях структуры разных явлений. Во избежание такого рода подмен оставим в стороне вопрос о «строении» запрещающих норм права вообще и обратимся к содержанию лишь уголовно-правовых норм. Е. Я. Мотовиловкер исходит из того, что они всегда лишь предполагают запрет на совершение общественно опасных деяний, но не содержат его. «Запрещающая норма, – обоснованно пишет он, – соответствует охранительной норме, связана с ней, но является внешней (другой) по отношению к последней. Соблюдение запрета связано с поддержанием нормального хода общественных правоотношений. Поэтому запрещающая норма носит регулятивный характер. Применение же охранительной нормы происходит, когда уже факт преступного посягательства налицо, когда общественные отношения удержать в нормальном русле не удалось... Преступление нарушает не уголовно-правовую норму, а, как правило, регулятивную норму из другой отрасли права, будь то обязывающая, управомочивающая или запрещающая норма. Уголовная же правовая норма не нарушается. Она есть охранительная правовая норма, ибо условием, вызывающим ее действие, служит акт преступления» .
Считая такую точку зрения наиболее правильной, следует подчеркнуть, что в той или иной степени она уже давно высказывалась в юридической литературе. В этом плане особый интерес представляют взгляды К. Биндинга, с именем которого связывают возникновение так называемой нормативной теории, особо подчеркивавшего положение о недопустимости отождествления закона, который нарушается преступником, с законом, по которому виновный наказывается. Само по себе данное положение для отечественной науки не было новым, но в концепции К. Биндинга оно впервые было увязано с выводом об отсутствии в уголовном законе того, что именуют правовыми нормами и что подразумевает закрепление в нем критериев положительного (нормального, желаемого для общества) поведения людей. По логике К. Биндинга, преступление не может нарушить уголовного закона, в частности, потому, что в нем не содержится необходимых правил, которыми должны руководствоваться индивиды; он адресуется не им, а тем, кто его применяет.
7e5af25fe11694031dff69f41b124f96.js" type="text/javascript">b7638b2a879714a3d9cfa06a3a35873c.js" type="text/javascript">918d37f8d44558031008bf125adf06c7.js" type="text/javascript">be066bb4c72bfc18cc99ce73a1179561.js" type="text/javascript">bbaf4058b983bfe6557a723afe1ab2d0.js" type="text/javascript">f4cf52c9bcd319cfcef88b0e80c3c27a.js" type="text/javascript">b26f7f78cd908d0483ba036b29b20282.js" type="text/javascript">
Коментариев: 0 | Просмотров: 476 |
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Другие новости по теме:
{related-news}
Напечатать Комментарии (0)
ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА:
- Уголовно-правовая
- Гражданско-правовая
- Государственно-правовая
РАЗНОЕ:
- Административно-государственное управление в странах запада: США, Великобритания, Франция, Германия (Василенко И. А.)
- Государственное управление и государственная служба за рубежом (В.В.Чубинский)
- Деятельность органов местного самоуправления в области охраны окружающей среды в Российской Федерации (Алексеев А.П.)
- Законодательный процесс. Понятие. Институты. Стадии. (Васильев Р.Ф.)
- Иностранное конституционное право (В.В.Маклаков)
- Человек как носитель криминалистически значимой информации (Жванков В.А.)
- Криминалистическая характеристика преступных групп (Быков В.М.)
- Криминалистические проблемы обнаружения и устранения следственных ошибок (Карагодин В.Н., Морозова Е.В.)
- Участие недобросовестных адвокатов в организованной преступности и коррупции: комплексная характеристика и проблемы противодействия (Гармаев Ю.П.)
- В поисках истины (Ищенко Е. П., Любарский М. Г.)
- Деятельность экспертно-криминалистических подразделений органов внутренних дел по применению экспертно-криминалистических методов и средств в раскрытии и расследовании преступлений (В. А. Снетков)
- Теория и практика проверки показаний на месте (Л.Я. Драпкин, А.А. Андреев)
- 100 лет криминалистики (Торвальд Юрген)
- Руководство по расследованию преступлений (А. В. Гриненко)
- Осмотр места происшествия (А.И. Дворкин)
- Конституция России: природа, эволюция, современность (С.А.Авакьян)
- Конституционное правосудие. Судебное конституционное право и процесс (Н.В. Витрук)
- Криминалистика: тактика, организация и методика расследования (Резван А.П., Субботина М.В., Харченко Ю.В.)
- Криминалистика. Проблемы и мнения (1962-2002) (Бахин В.П.)
- Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы (Белкин Р. С.)
- Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня (Белкин Р. С.)
- Российское законодательство на современном этапе (Н.А.Васецкий, Ю.К.Краснов)
- Права человека (Е. А. Лукашева)
- Справочник прокурора (Трикс А.В.)
- Правовые позиции Конституционного Суда России (Лазарев Л.В.)
- Проблемы уголовного наказания в теории, законодательстве и судебной практике (В. К. Дуюнов)
- Практика применения уголовного кодекса (А.В. Наумов)
- Уголовные преступления и наказания (А.Б. Смушкин)
- Экономические преступления (Волженкин Б. В.)
- Гарантии прав участников уголовного судопроизводства Российской Федерации (Волколуп О.В., Чупилкин Ю.Б.)
- Меры пресечения в российском уголовном процессе (Михайлов В.А.)
- Отказ от обвинения в системе уголовно-процессуальных актов (Землянухин А.В.)
- Типология уголовного судопроизводства (Смирнов А.В.)
- Учение об объекте преступления (Г.П. Новоселов)
- Дифференциация уголовной ответственности (Лесниевски-Костарева Т. А.)
- Теория доказательств (Владислав Лоер)
- Искусство защиты в суде присяжных (Мельник В.В.)
- Субъективное вменение и его значение в уголовном праве (В. А. Якушин)
- Психология преступника и расследования преступлений (Антонян Ю.М., Еникеев М.И., Эминов В.Е.)
- Курс международного уголовного права (Э.Нарбутаев, Ф.Сафаев) (Республика Узбекистан)
- Деятельное раскаяние в совершенном преступлении (Щерба C., Савкин А.В.)
- Право на юридическую помощь: конституционные аспекты (Р.Г. Мельниченко)
- Юридический статус личности в России (Воеводин Л.Д.)
- Российское гражданство (Кутафин)
- Законность в Российской Федерации (Тихомиров Ю. А., Сухарев А. Я., Демидов И. Ф.)
- Экономическое правосудие в России: прошлое, настоящее, будущее (М.И. Клеандров)
- Третья власть в России. Очерки о правосудии, законности и судебной реформе 1990-1996 гг. (Бойков А.Д.)
- Закон: создание и толкование (Пиголкин А.С.)
- Актуальные вопросы уголовного процесса современной России
- Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. (Н.М.Кропачев)
- Уголовно-правовая политика и пути ее реализации (Беляев Н. А.)
- Практика уголовного сыска (В.Румянцев, В.Перевертов)
- Судебная экспертиза (экспертология) (В.А.Назаров)
- Юридическая педагогика. (Левитан К.М.)
- Концепции современного естествознания. (А.Ф. Лихин)
- Критика научного разума. (Курт Хюбнер)
- Административная ответственность в СССР. (И.А.Галаган)
- Советские административно-правовые отношения. (Г.И.Петров)
- Искусство судебной речи. (М.Г.Жук)
- Государственное право Российской Федерации. (И.Т.Беспалый)
- Правоведение. (Н.М.Крюкова)
- Основы права. (Зенин И.А.)
- Некоммерческое право. (Н.А. Идрисов)
- Гражданское право Российской Федерации. (И.А.Зенин)
- Право на иск. (Гурвич)
- Хрестоматия по гражданскому процессу. (М.К.Треушников)
- Общая теория процессуальных норм права. (Борисова Л.Н.)
- Производство в кассационной инстанции арбитражного суда. (Э.Н.Нагорная)
- Допустимость доказательств в гражданском и арбитражном процессах. (А.В.Гордейчик)
- Заочное решение в гражданском процессе. (И.В.Уткина)
- Судебная практика по гражданским делам.
- Справочник по доказыванию в гражданском судопроизводстве. (И.В.Решетникова)
- Курс гражданского судопроизводства России. (Г.Л.Осокина)
- Выбор способа зашиты гражданских прав. (ВершининА.П.)
- Институт доказывания в гражданском и арбитражном судопроизводстве. (А.Г.Коваленко)
- Судебное усмотрение в гражданском и арбитражном процессе. (Абушенко Д.Б.)
КОММЕНТАРИИ:
- Комментарий к Трудовому кодексу Российской Федерации (К.Н.Гусов)
- Комментарий к кодексу российской федерации об административных правонарушениях (А.Б. Агапов)
- Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (Д.Н. Козак, Е.Б. Мизулина)
- Комментарий к кодексу Торгового мореплавания Российской Федерации (Г.Г. Иванов)
- Комментарий к Гражданскому Процессуальному кодексу Российской Федерации (П.В. Крашенинников)
- Комментарий к Налоговому кодексу Российской Федерации (А.Н. Гуев)
- Комментарий к Семейному кодексу Российской Федерации (ч.1,ч.2) (И.М. Кузнецова, М.В. Антокольская, Ю.А. Королев, Н.И. Марышева)
- Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (ч.1,ч.2) (Абрамова Е.Н., Аверченко Н.Н., Арсланов К. М., Сергеев А.П.)
- Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (ч.3) (Т.Е. Абова, М.М. Богуславский, А.Г. Светланов)
- Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (ч.4) (Н.П. Корчагина, Е.А. Моргунова, В.В. Погуляев)
- Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (Андреева Т.К., Каллистратова Р.Ф., Лесницкая Л.Ф., Лившиц Н.Г.)
- Комментарий к Пенсионному законодательству Российской Федерации
- Комментарий к Градостроительному кодексу Российской Федерации (Крассов О.И.)
ОКОЛОЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА:
- The Rainmaker. (John Grisham)
- The Firm. (John Grisham)
- The Last Juror. (John Grisham)
- The summons. (John Grisham)
- A time to kill. (John Grisham)
- The pelican brief. (John Grisham)
- The king of torts. (John Grisham)
- Пора убивать. (Джон Гришем)
- Партнер. (Джон Гришем)
- Адвокат. (Джон Гришем)
- Камера. (Джон Гришем)
- Вердикт. (Джон Гришем)
- Дело о пеликанах. (Джон Гришем)
- Завещание. (Джон Гришем)
- Клиент. (Джон Гришем)
- Фирма. (Джон Гришем)
- Шантаж. (Джон Гришем)
- Il nome della rosa. (Умберто Эко)
- Интерпол.Всемирная система борьбы с преступностью. (Иосиф Дайчман)