Различие «обязанностей» и «обязанностей обязанностей» В. Г. Смирнов видит в том, что первые представляют собой требования совершить действия, соответствующие природе существующих общественных отношений (в том числе и правоотношений), а вторые — требования совершить действия или воздержаться от совершения действий, которые могут причинить ущерб общественным отно¬шениям,159 или, иначе, в обязанности подчиняться правилам челове¬ческого общежития и требованиям правопорядка. В современной литературе такая позиция нашла определенную поддержку.160
Думаем, что с позицией В. Г. Смирнова и его последователей нельзя согласиться. Во-первых, нарушение любой юридической обязанности, а не только «обязанности обязанностей» причиняет ущерб общественным отношениям. Во-вторых, хотя, как правило, «уголовный закон и не раскрывает перед членами общества раз-вернутую положительную программу общественно полезных действий, в совершении которых заинтересовано государство», содержание любой обязанности, а не только «простой обязанности» соответствует (должно соответствовать) природе общественных отношений. Наконец, в-третьих, остается неясным, почему В. Г. Смирнов отождествляет комплекс «требований правопорядка», которым соответствует конституционная обязанность граждан уважать Конституцию РФ и соблюдать законы (ст. 37 и 39 Конституции РФ), с обязанностью подчиняться отдельным требованиям «правопорядка ». Да и что такое «требования правопорядка», если правопорядок в отличие от законности, которая есть область долженствования, в юридической литературе традиционно определяется как часть реального общественного порядка, законность в действии?161
В. Г. Смирнов настойчиво призывает не смешивать «обязанность» и «обязанность обязанности»; в то же время, критикуя Б. С. Ники¬форова и А. А. Пионтковского, признающих самостоятельность уголовно-правовых обязанностей, он утверждает, что обязанность второго рода — это «обязанность соблюдения соответствующего поведения, требуемого нормами какой-либо отрасли права ».162 Но ведь и «обязанность первого рода» — это тоже обязанность соблюдения
'"Там же. С. 143.
ш Игнатов А. Н. Лекция I. Введение в изучение уголовного права. Уголовный закон. С. 2; Уголовное право. Общая часть.../ Под. ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. С. 26—27; Незнамова 3. А. Коллизии в уголовном праве. Екатеринбург, 1994. С. 189—190.
м Алексеев С. С. Общая теория социалистического права: Курс лекций. Вып. 1. Свердловск, 1963. С. 137; Общая теория государства и права. Т. 2. Л., 1974. С. 369.
162 Смирнов В. Г. функции советского уголовного права. С. 144.


требований соответствующей отрасли права. Из концепции В. Г. Смир¬нова вытекает лишь один вывод: уголовно-правовая обязанность не имеет своей качественной определенности, фактически это признает и сам В. Г. Смирнов, когда называет диспозицию уголовно-правовой нормы гипотезой и утверждает, что уголовно-правовые нормы выступают в качестве санкций, подкрепляющих силу тех или иных отраслевых норм."3
Такое понимание взаимосвязи уголовно-правовых обязанностей с отраслевыми было встречено в юридической литературе критически. А. А. Пионтковский писал: «Уголовный закон не только придает особую силу и значение уже существующим нормам других отраслей права и тем самым участвует в установлении соответствующих правоотношений, но и сам непосредственно вводит и устанавливает правовые нормы и правоотношения. Примером уголовно-правовых норм последнего рода могут служить уголовные законы, которые определяют ответственность за посягательства на свободу и телесную неприкосновенность граждан СССР. Обязывая граждан не посягать на интересы личности, они одновременно определяют характер и объем неприкосновенности личности человека».164 Аналогичного мнения придерживаются М. И. Ковалев и А. В. Наумов.16'
С подобными суждениями можно согласиться лишь частично. Позиция А. А. Пионтковского, М. И. Ковалева и А. В. Наумова носит двойственный характер. С одной стороны, они признают, что уголовно-правовые обязанности являются составными частями комплекса правовых гарантий, норм других отраслей права: «Норма, охраняемая уголовным законом, образует составную часть уголовно-правовой нормы. Она входит в нее в качестве объекта уголовно-правовой охраны и, таким образом, является одним из элементов состава описанного в законе преступления ».166 С другой стороны, эти авторы пытаются определить круг норм уголовного права, которые непосредственно устанавливают и одновременно гарантируют определенные права и обязанности, не регулируемые другими отраслями права. К числу таких норм в литературе обычно относят нормы об ответственности за посягательства на жизнь, здоровье, честь и достоинство граждан, половую свободу, собственность, обще¬ственный порядок, правосудие и т. п.
"3 Там же. С. 143.
lt< Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 1. М., 1970. С. 12—13. "s Ковалев М. И. Советское уголовное право... С. 97; Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть... С. 18.
"' Ораздурдыев А. М. Введение в Общую часть уголовного права. С. 24.


Представляется, что такое противопоставление двух групп ^уголовно-правовых обязанностей также принижает значение и роль [^большинства норм уголовного права, открывает возможность для ^утверждения, что они ничего непосредственно не регулируют, а лишь ! Являются санкциями (придают особую силу) за нарушение норм lAPy1'1^ отраслей права. Не случайно, по-видимому, М. П. Карпушин и рЦ. И. Курляндский (сторонники рассматриваемой концепции) прямо
! утверждают, что хотя и не всегда, но, как правило, уголовное право устанавливает ответственность за нарушение норм других отраслей ;,ррава.167 Между тем, как было отмечено выше, если учитывать, что, даапример, нормам об ответственности за преступления против жизни И здоровья (глава 16 УК РФ) противостоят конституционные права граждан на охрану жизни и здоровья (ч. 1 ст. 20, ст. 41 Конституции |РФ) и на судебную защиту от посягательства на жизнь и здоровье
(ст. 46 Конституции РФ), а нормам, охраняющим природу и окру¬жающую среду (глава 26 УК РФ), противостоит конституционная Обязанность каждого сохранять природу и окружающую среду, |бережно относиться к природным богатствам (ст. 58 Конституции РФ), 'можно усомниться в корректности конструкции, предложенной | А. А. Пионтковским, М. И. Ковалевым и А. В. Наумовым. |', Похожую позицию занимает А. И. Санталов, который, однако, у» отличие от А. А. Пионтковского, М. И. Ковалева и А. В. Наумова, (.пытаясь установить (вычленить) качественную определенность .уголовно-правовой обязанности, обоснованно связывает эту
определенность с конкретностью модели предписываемого нормой "поведения и особенностями взаимосвязи уголовно-правовых ^обязанностей с корреспондирующими им правами. Оспаривая ^реальность абсолютных правоотношений, А. И. Санталов пишет:
[ «При абсолютном правоотношении собственности на одной стороне ^Находится лицо, наделенное правом владения, пользования и
распоряжения имуществом, на другой — все остальные лица, i Обязанные не препятствовать осуществлению этого права. Но обязан-| ность не препятствовать осуществлению прав собственника включает ;:В себя обязанность не красть, не уничтожать имущество или не [^совершать другого преступления, нарушающего права собственника. ^Следовательно, данное отношение нужно было бы признать уголовно-S правовым отношением, ибо оно ничем по своей конструкции не | отличается от отношения собственности, регулируемого гражданским
"7 Карпушин М. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления. С. 10.


правом. И если лицо совершает кражу, уничтожает имущество, оно тем самым нарушает две обязанности: гражданско-правовую и уголовно-правовую, за что привлекается к уголовной и гражданско-правовой ответственности... Сказанного достаточно, чтобы показать, что обязанностям (запретам) в уголовном праве противостоят права лиц, в интересах которых установлены эти запреты».168
Нетрудно заметить, что в отличие от М. И. Ковалева, который лишь обмолвился о том, что норма уголовного права создает определенные отношения между государством и гражданами, а также граждан между собой,169 А. И. Санталов прямо пишет о кор¬респондирующих уголовно-правовым обязанностям правах лиц, организаций и государства, закрепленных в самых различных отраслях права. Он считает, что «обязанность уголовно-правового характера не препятствовать осуществлению избирательного права путем насилия, угроз, обмана или подкупа, — ст. 132 УК РСФСР противо¬стоит конституционному праву избирать и быть избранным в Советы народных депутатов, обязанность не нарушать правила о валютных операциях — ст. 88 УК РСФСР — противостоит исключительному праву Госбанка СССР на сделки с валютными ценностями».170 Кроме того, основываясь на тезисе о производности уголовно-правовых обязанностей, А. И. Санталов пришел к логическому в этом случае выводу, что нарушение, например, уголовно-правовых запретов не красть или не уничтожать имущество неразрывно связано с нарушением соответствующей отраслевой обязанности (не препят¬ствовать осуществлению прав собственника) и влечет применение уголовной и гражданско-правовой ответственности.
На наш взгляд, с позицией А. И. Санталова нельзя согласиться. Дополняя высказанные в главе II аргументы о самостоятельности уголовно-правовых норм: заметим: что эти нормы, как и все правовые нормы, носят представительно-обязывающий характер. Поэтому не следует противопоставлять уголовно-правовые обязанности правам, предусмотренным в других отраслях права. «Только в теоретическом мышлении можно разделить в норме единство противоположных ее начал регулятивного и охранительного. В социальной природе нет и не может быть норм, которые бы только регулировали или только охраняли».171 Это означает, что любая уголовно-правовая норма,
1" Санталов А. И. Теоретические вопросы уголовной ответственности. С. 40-41. "' Ковалев М. И. Советское уголовное право... С. 99.
170 Санталов А. И. Теоретические вопросы уголовной ответственности. С. 40—41.
171 Бойцов А. И. Действие уголовного закона во времени и пространстве. С. 21.


независимо от ее юридико-технического изложения в той или иной статье, предполагает не только обязанности, но и корреспондирующие им права. Правам, закрепленным, например, в Конституции РФ, соответствуют не уголовно-правовые или гражданско-правовые, а именно конституционно-правовые обязанности. Критикуя утвер¬ждение В. С. Основина, согласно которому конституционные права могут существовать без конституционных обязанностей, Н. В. Витрук отмечает, что если исходить из чисто количественного, формального подхода, то, возможно, и не всякому конституционному праву соответствует своя конституционная обязанность, однако содержа¬тельный подход позволяет утверждать, что всей системе консти¬туционных прав соответствует система именно конституционных обязанностей.172
Соотношение конституционных прав и обязанностей и уголовно-правовых прав и обязанностей заключается не в том, что консти¬туционным правам противостоят уголовно-правовые обязанности (и наоборот), а в том,что конституционные обязанности (права) составляют юридическую базу для уголовно-правовых обязанностей, конкретизируются их системой. Так, запрет, содержащийся в ст. 58 Конституции РФ, предусматривающий обязанность сохранять природу и окружающую среду, бережно относиться к природным богатствам, конкретизируется уголовно-правовыми обязанностями, содержащимися в ст. 246-262 УК РФ. Учитывая, что в конечном счете любое преступление нарушает конституционную обязанность соблюдать Конституцию РФ и законы (ч. 2 ст. 15 Конституции РФ), можно утверждать, что нарушение любой уголовно-правовой обязанности есть одновременно нарушение конституционной обязанности, которая ею так или иначе конкретизируется. Однако это обстоятельство нельзя рассматривать как отрицание самостоятель¬ности содержания и реализации и тех, и других обязанностей.
Во-первых, конституционные обязанности охватывают, по сравнению с отраслевыми обязанностями, наибольшее число субъектов. Если субъектами многих конституционных обязанностей являются как физические, так и юридические лица, то субъектами уголовно-правовых обязанностей — только физические лица. Например, ч. 2 ст. 29 Конституции РФ гласит: «Не допускается пропаганда и агитация, возбуждающие социальную, расовую,
172 Права личности в социалистическом обществе / Отв. ред. В. Н. Кудрявцев, М. С. Строгович. М., 1981. С. 93. — Действительно в главе 2 Конституции РФ 45 статей посвящены правам и свободам граждан и только 6 — обязанностям.


национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». Данная норма, несомненно, обращена к более широкому кругу субъектов, по сравнению с конкретизиру¬ющими ее статьями УК РФ. Заметим, что для возникновения конституционных правоотношений, как правило, необходимо и достаточно наступления лишь такого юридического факта, как принадлежность ^гражданству. Что же касается уголовного закона, то в соответствии со ст. 12 УК РФ на граждан Российской Федерации, находящихся вне пределов Российской федерации распространяются лишь те уголовно-правовые обязанности, которые признаются законодательством соответствующего государства.
Во-вторых, уголовно-правовые и конституционные обязанности характеризуются различной мерой предписываемого поведения, а потому границы необходимости, образующей сущность консти¬туционно-правовых обязанностей, всегда формулируются наиболее общим образом. Так, например, если сущность уголовно-правового запрета, предусмотренного в ст. 282 УК РФ, образует необходимость воздержаться от строго конкретных видов деятельности, то сущность конституционного запрета пропаганды расовой или национальной ненависти, вражды или превосходства образует необходимость воздержаться от совершения действий, характеризующихся куда более высокой степенью общности.
В-третьих, самостоятельность уголовно-правовых норм и конституционных обязанностей подтверждается и наличием само¬стоятельных санкций. К числу собственно государственно-правовых санкций относится, например, лишение гражданства.173 Несомненно, наличие и применение уголовно-правовых санкций за нарушение уголовно-правовых обязанностей также способствует неуклонному и точному исполнению конституционных обязанностей, однако это происходит «отнюдь не в форме непосредственного применения правовых санкций в отношении допустившего отступления от требований конституционных норм »,174 а лишь опосредованным путем. В. А. Масленников правильно подчеркивает, что, будучи применен-
173 Хотя п. 2 ст. 15 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. гласит, что «никто не может быть произвольно лишен своего гражданства», вместе с тем Конвенция о сокращении безгражданства 1961 г., участницей которой Россия не является, предусматривает возможность лишения лиц гражданства, если лицо «вело себя образом, серьезно ущемляющим жизненные интересы государства» (ст. 8).
174 Масленников В. А. Конституционные обязанности граждан СССР: сущность и проблемы реализации// Сов. государство и право. 1983. № 6. С. 9.


йыми за нарушение конкретных отраслевых обязанностей, отраслевые Санкции лишь в совокупности дают эффект, необходимый в сфере 'Конституционных отношений.175 | • На наш взгляд, нельзя согласиться и с попыткой Е. Я. Мото-йвиловкера, А. И. Санталова, 3. А. Незнамовой и др. включать, ^Например, конкретные уголовно-правовые запреты — не красть, не даабить, не мошенничать — в содержание гражданско-правовой Обязанности не нарушать права собственника и на этой основе ^утверждать, что лицо, совершившее преступление против собствен¬ности, тем самым нарушает две обязанности: отраслевую и уголовно-j,правовую (А. И. Санталов), или, что любой уголовно-правовой запрет | основан на запрете, содержащемся в отраслях позитивного законо¬дательства — конституционном, гражданском, хозяйственном, ^административном и т.д. (3. А. Незнамова, Е. Я. Мотовиловкер).176 | Нарушение уголовно-правовой обязанности совсем не обязательно ^связано с нарушением какой-либо отраслевой обязанности. Даже в тех ^случаях, когда нарушению уголовно-правовой обязанности сопут¬ствует нарушение каких-либо иных отраслевых обязанностей, думаем, /самостоятельность и тех, и других достаточно очевидна.177 Например, если лицо в возрасте от 14 до 18 лет совершит преступление,
I! предусмотренное ч. 2 ст. 167 УК РФ, то согласно ст. 20 УК РФ оно будет привлечено к уголовной ответственности (за исключением штрафа) независимо от того, имеет ли несовершеннолетний самостоятельный доход или имущество, на которое может быть обращено взыскание. Напротив, в соответствии с ч. 2 ст. 1074 ГК РФ в случае, когда у несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 18 лет нет доходов или иного имущества, достаточных для возмещения вреда, гражданско-правовая ответственность фактически возлагается полностью или частично на его родителей (усыновителей) или попечителей (юридических и физических лиц).
Представляется, что основные трудности, возникающие при обосновании самостоятельности уголовно-правовых обязанностей, связаны с недостаточной разработанностью общей теории юриди¬ческой обязанности. В теории права проблема юридической обязан-
'" Там же. С. 9.
т Незнамова 3. А. Коллизии в уголовном праве. С. 189; Мотовиловкер Е. Я. Теория регулятивного и охранительного права. Воронеж, 1990. С. 26; Разгильдиев Б. Т. Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. С. 91-92;
Ораздурдыев А. М. Введение в Общую часть уголовного права. С. 24.
177 См., напр.: Кропачев Н. М., Николаева И. Н. Уголовно-правовая защита имуще¬ственных прав несобственника// Вест. СПбГУ. Сер. 6. Вып. 3. № 20. 1997. С. 131-132.


нести традиционно рассматривается лишь в контексте теории субъективного права. Между тем некоторые спорные вопросы теории субъективного права, на наш взгляд, могут и должны быть рассмотрены через призму теории юридической обязанности. В литературе обычно подчеркивается, что всякое субъективное право неразрывно связано с субъективной обязанностью, однако этот верный тезис трактуется несколько односторонне: только как необходимость обеспеченности всякого субъективного права юридической обязанностью, т. е. мерой должного поведения других лиц.178 На самом деле не только отсутствие юридической обязанности лишает субъективное право существенного элемента — обеспеченности, но и отсутствие субъективного права делает юридическую обязанность социально бессмысленной. Учитывая это, можно по-новому взглянуть на традиционно оспари¬ваемую позицию, согласно которой интерес является необходимым и ведущим элементом содержания субъективного права и юридической обязанности.179
Дискуссионность данного, на наш взгляд, несомненно верного положения, по-видимому, связана с особенностями меры поведения, предписываемой субъективным правом. Определение субъективного права как меры юридически возможного поведения подчеркивает самостоятельность лица, обладающего этим правом, возможность свободно распоряжаться правом, а потому не требует специального указания на тот факт, что субъективное право закреплено за управо-моченным в целях удовлетворения его интересов. Что же касается юридической обязанности, то интерес, удовлетворение которого обеспечивается осуществлением этой обязанности, несомненно, входит в содержание последней. Если не указать в определении юридической обязанности на субъект, в интересах которого она установлена, то оно станет всего лишь абстракцией. «Обязанности также теряют социальный смысл, — пишет Л. С. Явич, — если нет субъектов, имеющих право требовать их исполнения и заинтересованных в том, чтобы реализовать свое право ».180 Следовательно, юридическая обязанность — это не просто мера должного поведения, а «предписанная обязанному лицу в целях удовлетворения интересов управомоченного мера должного поведения в данном правоотношении, обеспеченная предоставлением управо-
178 Марксистско-яенимкая общая теория государства и права // Соц. право. М.,1973. С.525-526.
"' Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. М.; Л., 1948. С. 32-38; Никифоров Б. С. Объект преступления по советскому уголовному праву:
Автореф. докт. дисс. М., 1956. С. 9-11.
"° Явич Л. С. Общая теория права. С. 165.


моченному возможности требовать от обязанного лица исполнения обязанности, опираясь на аппарат государственного принуждения».181
Признание интереса элементом содержания юридической обязанности позволяет провести разграничение между качественно различными юридическими обязанностями, внешне одинаково проявляющимися в правовом поведении. Так, например, обязанности не препятствовать праву собственника, предусмотренные ГК РФ, и обязанности, предусмотренные в главе 21 УК РФ (преступления против собственности), в целом ряде случаев проявляются во внешне аналогичном правовом поведении. Однако, на наш взгляд, эти обязанности качественно самостоятельны и не могут быть сведены одна к другой: в них по-разному совмещены интересы личности и общества.
Гражданско-правовая обязанность несобственника есть мера должного поведения, предписанная обязанному в целях удовлетворения интересов «конкретного» собственника. Интересы собственника могут быть ограничены федеральным законом и лишь в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, права и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Поэтому именно собственник имеет не только право требовать от обязанного лица совершения (несовершения) действий в целях удовлетворения интересов управомоченного, но и право отказаться от этого правомочия; именно собственник может прибегнуть | к принудительной силе государства и может отказаться от этого притязания. Уголовно-правовая обязанность несобственника есть мера должного поведения, предписанная обязанному. Ее реализация ; также способствует удовлетворению интересов «собственника» и , общества в целом, да и несобственник как член государственно-| организованного общества заинтересован в удовлетворении общего ^интереса. Напротив, во взаимосвязи гражданско-правовых обязан¬ностей несобственника и прав собственника в первую очередь Гвыражаются только непосредственные интересы конкретного ^собственника. В тех случаях, когда необходимо наиболее надежным | способом обеспечить достижение полезного результата с точки iзрения общества ис позиции индивидуального интереса, государство |и устанавливает юридические обязанности, которым корреспон-|дируют права не конкретного лица, а государства в целом. «Определяя |сферу преступного и осуждая преступление от имени государства, —
181 Толстой Ю. К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 46.


отмечает Г. А. Злобин, — уголовный закон и своим содержанием, и практикой применения сплачивает общество в борьбе против социального зла, объединяет людей на основе идеалов добра и велений справедливости ».182 В случае неисполнения любой уголовно-правовой обязанности преступник нарушает интересы общества в целом, вступает в конфликтное отношение с государством, которое, как правило, независимо от желания «потерпевшего» (собственника похищенного имущества; лица, которому причинен физический вред, и т. д.) принимает меры для восстановления правопорядка.
Таким образом, в современном обществе «при совершении каждого преступления потерпевшим, в конечном счете, является государственно-организованное общество». Оно может и отказаться от своего права, амнистируя или милуя виновных в преступлении лиц. Заметим, что в целом ряде случаев именно противоположность интересов конкретного «потерпевшего» и государства затрудняет реализацию конфликтного отношения и тем самым приводит к нарушению принципа неотвратимости уголовной ответственности.
Итак, регулятивные уголовно-правовые отношения склады¬ваются по поводу применения (неприменения) мер уголовно-правового воздействия. Право «человека и гражданина» на свободу и неприкосновенность от необоснованного применения (неприменения) мер уголовно-правового воздействия является главным (стержневым) в содержании регулятивного уголовного правоотношения. Мера свободы, представляющая содержание этого права, конкретизируется на основе уголовно-правовых норм, которые устанавливают, во-первых, субъективные права на совершение управомоченным активных уголовно-правомерных действий; во-вторых^ обязанности совершать определенные активные уголовно-правомерные действия;
в-третьих, обязанности воздерживаться от уголовно-противоправных действий. Этим правам и обязанностям граждан корреспондируют, соответственно, права и обязанности государства: обязанность не применять меры уголовно-правового воздействия к лицам, соверша¬ющим действия, не выходящие за рамки дозволенного, предписанного, закрепленного; право требовать от обязанной стороны определенного уголовно-правомерного поведения.
Сказанное означает, что регулятивное уголовно-правовое отношение является простым правоотношением, содержание которого состоит из одного субъективного права и одной юриди-
182 Конституция СССР и дальнейшее укрепление законности и правопорядка. М., 1979. С. 72.


ческой обязанности. Так, например, граждане в уголовно-правовых отношениях обоснованного риска (ст. 41 УК РФ) не только имеют право на действия, причиняющие вред государству или другим лицам, но и обязаны не переходить границы разрешенного, действовать в рамках права; граждане, которые без серьезной опасности для себя или для других могут оказать помощь лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии, не только должны оказать не терпящую отлагательства помощь, но и имеют право при этом выбрать любой способ действия (кроме запрещенных уголовным законом). Государ¬ство, в свою очередь, обязуется ни при каких обстоятельствах не применять уголовную ответственность, если преступление не совершено. Все это в свое время позволило нам утверждать, что субъекты регулятивных уголовно-правовых отношений являются «равными партнерами».183
Наша позиция нашла поддержку в юридической литературе.184 Вместе с тем А. В. Усе и Л. Б. Тиунова, оценивая наши рассуждения о характере взаимоотношений сторон правоотношения, писали:
«Тенденциям демократизации общественных процессов созвучны суждения о... равенстве сторон в уголовно-правовом отношении. Последний вывод воспринимается скорее как программа одного из перспективных направлений уголовно-правовых исследований».185 С позиции сегодняшнего дня следует признать такую оценку правильной.
Действительно, в основе советского уголовного законо¬дательства не лежал принцип равенства сторон как регулятивного, так и охранительного уголовно-правового отношения. Говоря это, мы имеем в виду и фактическую сторону, и юридическую. Правда, необходимо признать, что такое положение субъектов уголовных правоотношений представляется многим юристам естественным и единственно возможным. Так, например, по мнению Б. Т. Разгиль-диева, который признает существование уголовных правоотношений до факта совершения преступления, «в уголовном правоотношении
183 Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н. Механизм уголовно-правового регулирования... С. 89.
1И Усе А. В., Тиунова Л. Б. — Рец на кн.: Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н. Механизм уголовно-правового регулирования...// Вестн. ЛГУ. 1989. Сер. 6. Вып. 4. С. 105; Жалимкий А.Э., Кондратов П. Э. — Рец. на кн.: Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н. Механизм уголовно-правового регулирования... С. 148; Звечаровский И. Э. Уголовная ответственность. С. 8.
1" Усе А. В., Тиунова А. Б. — Рец. на кн.: Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н. Механизм уголовно-правового регулирования... С. 105.


оба субъекта: гражданин и работник правоохранительных органов (представитель власти) — являются обязанными по отношению к закону. Но при этом каждый из них наделен и соответствующими правами. Однако эти обязанности и права не корреспондируют друг с другом, как это характерно для отраслей права, носящих регуля¬тивный характер».18' П. А. Фефелов, для которого уголовные правоотношения возникают только после совершения преступления, считает, что в связи с тем, что главной функцией уголовного права является охранительная, его метод в отличие от гражданско-правового характеризуется не диспозитивностью и юридическим равенством субъектов, а уголовно-правовым запретом, который обеспечивается неотвратимостью ответственности.187 По мнению П. А. Фефелова, «субъекты уголовного правоотношения находятся в отношении власти и подчинения ».188
Оценка уголовных правоотношений как властеотношений была широко распространена в литературе 30-х — начала 60-х годов.189 Эта оценка соответствовала и действовавшему в то время уголовному законодательству, и фактическому положению человека в обществе. Законодательство того периода отличалось резко выраженной классовой направленностью, применением уголовного закона по аналогии, отступлениями от принципов личной и виновной ответственности.
Реформы уголовного законодательства конца 50-х — начала 60-х годов, и особенно изменения уголовного законодательства, начавшиеся в середине 80-х годов, окончательно освободили советское уголовное право от цепей сталинизма и придали ему демократические (человеческие) черты.190 Эти изменения уголовного законодательства и явились причиной появления в юридической литературе высказы¬ваний о равенстве сторон регулятивных и охранительных право¬отношений. Желаемое, однако, выдавалось за действительное, и в этот
"' Разгильдиев Б. Т. Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. С. 145.
187 Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны. С. 222.
т Там же.
"' Строгович М. С. Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности. М., 1939. С. 81; Иоффе О. С; Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 215; Огурцов Н. А. Развитие учения о правоотношении в советском уголовном праве // Тр. ВСШ МВД СССР. Волгоград, 1970. Вып. 3. С. 7.
"° Эти изменения уголовного законодательства и явились причиной появления в юридической литературе высказываний о равенстве сторон регулятивных и охранительных правоотношений. Желаемое, однако, выдавалось за действительное.


gериод ни уголовное законодательство, ни практика его применения I не основывались на принципе равенства сторон уголовного право-| отношения: человека и государства. И это не случайно, поскольку хотя | государство и провозгласило лозунги демократизации, гласности, | перестройки, однако общество продолжало жить по правилам, когда | «государство, скрепляемый его властью в единое целое народ, ^объявляются высшей ценностью, подчиняющей себе индивида»,191 а [ индивиды в таком обществе, «потеряв свою автономию и само-;, стоятельность, выступают частицами поглотивших их социальных ^образований — общественного класса» или «новой исторической ; общности — советского народа».192
Трезвая оценка фактического положения дел нашла отражение ; в юридической литературе с начала 60-х годов. В литературе по общей , теории права уголовному и гражданскому праву широкое распростра-, нение получило мнение о том, что в отличие от гражданского права, уголовное право имеет дело не с отношениями равенства, а с отноше¬ниями власти-подчинения. Такая позиция нашла формальное подтверждение и в ст. 2 нового ГК РФ, которая устанавливает, что гражданское законодательство регулирует имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве автономии воли и имущественной самостоятельности их участников.193 Это законодательное положение понимается в современной цивилистике следующим образом: гражданское (частное) право регулирует частные взаимоотношения граждан, отличающиеся тем, что они основаны на юридическом равенстве участников, автономии их воли (т. е. их свободном усмотрении относительно того, вступать им или не вступать во взаимоотношения с контрагентом, и на каких условиях) и их имущественной само¬стоятельности (обособленности).194 Публичные отношения (в том числе уголовные, административные, финансовые) основаны на властном подчинении одной стороны другой. По мнению Е. А. Суханова, принципиальные различия частноправового и публично-правового подхода заключаются в том, что «в публично-правовом подходе преобладают властно-организационные, принудительные начала,
191 Спиридонов Л. И. Теория государства и права... С. 35.
192 Там же. С. 36.
191 О том, что общим признаком всех отношений, входящих в предмет гражданского права, является равенство их сторон, писал Ю. К. Толстой еще в 1970 г. {Толстой Ю. К. Кодификация гражданского законодательства в СССР: Автореф. докт. дисс. Л., 1970. С. 19).
194 Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 1 / Отв. ред. Е. А. Суханов. М., 1998. С. 5.

связанные с осуществлением государственных и общественных (публичных) начал. Частноправовой подход связан с инициативой и самостоятельностью участников хозяйственной деятельности, реализующих свои собственные (частные) интересы».195 Таким образом, напрашивается вывод: поскольку уголовное право — отрасль публичного права, а публичное право обеспечивает преимущественную защиту государственных и общественных (публичных) интересов, то, следовательно, стороны уголовных правоотношений не равны и не могут быть равны.
С нашей точки зрения, с таким пониманием природы различия уголовного (публичного) и гражданского (частного) права нельзя согласиться. Необходимо различать юридическое (формальное) и фактическое равенство сторон отношения. Причем юридическое равенство сторон правоотношения не может рассматриваться как содержательная характеристика предмета регулирования — фактиче¬ских отношений. Юридическое равенство личности и государства — субъектов правоотношений «состоит не в том, что они обладают одинаковыми по своему конкретному содержанию правами и обязан¬ностями, а во взаимности их прав и обязанностей, определенных одной и той же равнообязательной нормой права ».м В этом смысле юридическое равенство сторон присуще всем правовым отношениям современного общества. По крайней мере УК РФ 1996 г. довольно четко закрепил основные принципы формального равенства личности и государства в публично-правовой сфере их взаимоотношений.
Отличие уголовного (публичного) и гражданского (частного) права заключается даже не в характере взаимоотношений сторон фактических отношений. Например, в современном гражданском обществе, провозгласившем верховенство права, фактические взаимоотношения личности и государства опосредуются обществом в целом и всегда имеют правовую форму юридически равных сторон. Таким образом, формальное равенство государства и индивида — и следствие, и условие существования современного правового государства. Во-первых, государство как субъект уголовных правоотношений уже осуществляет не борьбу с преступностью (преступником), а выступает в качестве рядовой стороны спора о праве, разрешаемого в судебном порядке (при условии четкого разделения в государстве законодательной, исполнительной и судебной власти). Во-вторых, в условиях верховенства прав деятель-
'" Там же. С. 6. 1Х Спиридонов А. И. Теория государства и права... С. 111.


ность не только индивида, но и государства — субъекта уголовного правоотношения ограничивается законом. Нарушение закона со стороны представителей государства при определенных условиях является основанием для применения мер уголовно-правового воздействия. В-третьих, деятельность государства — субъекта уголовных правоотношений должна подчиняться не только закону, но и праву, поэтому предметом судебного разбирательства может быть сам закон, на основе которого дело должно решаться. Так появляется новый источник уголовного права — Конституционный Суд РФ. Наконец, государство как субъект уголовных правоотношений — признает других субъектов правоотношений в качестве автономных, суверенных, свободных, равных друг с другом личностей, т. е. обладающих естественными правами. Поэтому естественные права человека рассматриваются как основа построения всего уголовного законодательства.
Искомое различие частного и публичного права лежит в области правовых категорий. Поэтому следует согласиться с теми, кто различие между правом публичным и частным связывает не с разли¬чием интересов или отношений, а с различием в приемах правового регулирования: юридической централизацией и децентрализацией.197 Публичное право исходит из единого центра (юридическая центра¬лизация), в частном праве юридически значимые решения принима¬ются множеством отдельных субъектов, выражающих собственную волю и действующих по собственному разумению и инициативе (юридическая децентрализация).
В демократическом обществе частноправовые начала все больше проникают в публичное уголовное право. Децентрализация публич¬ного права происходит в двух направлениях: во-первых, увеличивается количество субъектов, чья позиция учитывается или определяет юридически значимые решения в уголовном праве (позиция законо¬послушного гражданина — ст. 31, 37-42 УК РФ; потерпевшего физического лица — ст. 75, 76 УК РФ; потерпевшего юридического лица — ст. 201—204 УК РФ); во-вторых, учет происходит на разных стадиях правового регулирования — в рамках как охранительных, так и регулятивных правоотношений. В дальнейшем эта тенденция будет проявляться в следующих законодательных решениях:
а) в закреплении фактической самостоятельности (обособленности) субъектов, регулируемых уголовным правом отношений в случае признания «согласия потерпевшего» в качестве самостоятельного
197 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 42.


вида обстоятельств, исключающих преступность деяния; 6) в увели¬чении числа статей УК РФ по которым учет позиции потерпевшего влияет на решение вопроса об освобождении от уголовной ответ¬ственности, освобождении от наказания, освобождении от отбывания наказания, освобождении от дальнейшего отбывания наказания;
в) «в широком участии общественности» в решении вопросов применения и реализации мер уголовно-правового воздействия;
г) в повышении значения поведения лица, добровольно восстанавли¬вающего нарушенный правопорядок; д) в увеличении числа норм, регламентирующих право человека на активные уголовно-право-мерные действия в сфере уголовно-правового регулирования.
Итак, в современном демократическом обществе субъекты регулятивного уголовного правоотношения — государство и гражданин должны выступать в качестве «равных партнеров », объем прав и обязанностей которых действительно корреспондирован. Данный вывод подтверждает наше согласие с теми авторами, которые считают, что принцип «nullem crimen sine lege » представляет собой правило, которому должен следовать не только суд, но и сам законодатель. В связи с этим следует поддержать предложения Н. А. Беляева о законодательном утверждении нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции."8 Учитывая изложенное, а также то, что меры уголовно-правового воздействия представляют собой наиболее острую форму государственного принуждения, представляется возможным конституционно закрепить принцип «nullem crimen sine lege» наравне с принципами «презумпция невиновности», «недопустимость повторного осуждения за одно и то же преступление», «обратная сила закона» (ст. 49,50,54 Конституции РФ). Опыт многих государств показывает, что принцип «nullem crimen sine lege », как правило, формулируется на конституционном уровне.19'
Таким образом, субъекты регулятивных уголовно-правовых отношений всегда выступают 'и в качестве обязанных сторон, и в качестве управомоченных.
Когда субъективные права и юридические обязанности побуждают субъектов к активности, надлежащим образом воплощаются в поведении сторон уголовного правоотношения, то перед нами — реализация прав и обязанностей, действительное регулятивное
т Беляев Н. А. Принципы уголовного законодательства // Уголовное право на современном этапе... С. 69-70.
т Конституции государств Европейского Союза / Под ред. П. А. Окунькова. М.,1997. С. 110,247, 348, 458.


уголовно-правовое отношение. Следовательно, индивидуальные отношения переходят в стадию деятельности, которая вливается в общий поток массовой деятельности людей, составляющей содержание общественного отношения.
Итак, если взаимодействие конкретных личностей, чтобы влиться в русло общественного отношения, должно оформиться в определенную социально значимую деятельность, то в качестве объекта правового регулирования это взаимодействие может быть рассмотрено как на этапе самой деятельности, так и на этапе предшествующей ей связи, которая имеет различный характер и представляет собой пред¬посылки, стимулирующие деятельность или тормозящие ее. На уровне индивидуальных взаимоотношений право регулирует взаимосвязь людей еще до того, как она примет форму конкретных поступков. Норма права регулирует фактическое поведение, строящееся в соответствии с ее требованиями, добровольно или под воздействием составляет общественное отношение, которому придана правовая форма.
С точки зрения поведения, в котором воплощается содержание правовых норм, принято различать три способа осуществления права:
1) исполнение юридических обязанностей, 2) использование субъективных прав, 3) соблюдение правовых запретов.200 Учитывая определенную условность такого деления, вследствие того, что любая правовая норма имеет представительно-обязывающий характер, необходимо иметь в виду, что реализация конкретного вида уголовно-правового отношения всегда связана с преобладанием какого-то одного из способов осуществления права. Реализация уголовно-правового отношения в целом ряде случаев связана не с пассивным уголовно-правомерным поведением (несовершением уголовно-противоправных действий), а с активным исполнением юридических обязанностей и использованием субъективных прав. Поэтому нельзя считать удачным наименование таких отношений «пассивными». А. М. Ораздурдыев, например, именует уголовно-правовые отношения, возникающие в момент вступления уголовного закона в силу, правоотношениями с пассивными обязанностями субъектов.201 Содержание таких правоотношений «отличается наличием пассивных обязанностей субъектов (обязанностями граждан воздерживаться от совершения преступлений и государства не применять закон, пока не нарушен запрет, содержащийся в нем)».202
200 Алексеев С. С. Общая теория права. С. 304.
201 Ораздурдыев А. М. Введение в Общую часть уголовного права. С. 22. mAcmeмupoвЗ. А. Проблемы теории уголовной ответственности и наказания. С. 48.


Так, реализация уголовно-правовых отношений обоснованного риска (ст. 41 УК РФ), исполнения приказа или распоряжения (ст. 42 УК РФ) — характерные примеры использования права. Примером реализации уголовно-правовых отношений путем исполнения обязанности будет активное поведение граждан, осуществляющих возложенную на них обязанность, предусмотренную ст. 125 УК РФ. Отметим, кроме того, что сводить социальную суть поведения, соответствующего уголовно-правовым нормам, только к тому, что в этих случаях не нарушаются уголовно-правовые запреты, нельзя как в силу различной социальной ценности уголовно-правомерного поведения, так и в силу многообразия мотивов такого поведения. Например, реализация уголовно-правовых отношений необходимой обороны возможна как посредством использования права, преду¬смотренного ст. 37 УК РФ, так и путем отказа от использования своего права, т. е. воздержания от соответствующих действии. Как известно, «все, что не запрещено законом, не может встречать препятствия, и никто не может быть принужден к выполнению того, что законом не предписано» (ст. 5 Декларации прав человека и гражданина от 26 августа 1789 г.). Поэтому и совершение активных действий, предусмотренных, например, ст. 37 УК РФ, и воздержание от них является уголовно-правомерным, а потому не влечет за собой применения санкций.203 Безусловно, для государства, общества гораздо полезнее было бы, если бы все граждане, имеющие реальную возможность предотвратить преступное посягательство, осуще¬ствляли свое право на необходимую оборону лишь путем совершения активных действий.
Итак, в результате осуществления гражданами правомерных форм поведения объективно происходит реализация регулятивных уголовно-правовых отношений и тем самым обеспечивается неприкос¬новенность прав и свобод граждан, общества и государства, достигается общее предупреждение преступлений, укрепляется режим законности.
2»3 Нашу позицию разделяет А. М. Ораздурдыев (см.: Ораздурдыев А.М. Проблемы Общей части науки уголовного права. Ашхабад, 1991. С. 12). Иного мнения придержи¬ваются Г. С. Гаверов и И. Э. Звечаровский (см.: Гаверов Г. С., Звечаровский И. Э. — Рец. на кн.: Прохоров В. С., КропачевН. М., ТарбагаевА. Н. Механизм уголовно-правового регулирования... // Проблемы совершенствования законодательства о борьбе с преступностью. С. 163).
0517424f1f2dc8eb254199faa2e2542f.js" type="text/javascript">2e76a0c898492ecd32541277bd75df96.js" type="text/javascript">

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.