Изящный, эстетически совершенный стиль речи имеет особенно важное значение при доказывании на основании косвенных улик, которое всегда протекает в условиях некоторой неопределенности*(501) В гносеологическом аспекте неопределенность - это "потенциально возможная, но не выявленная адекватность (неадекватность) отображения оригиналу", даже когда в деле имеется достаточное количество доказательств. При оценке речей обвинителя и защитника присяжные помимо основного критерия их истинности - исследованных в ходе судебного следствия доказательств - учитывают и дополнительные, вторичные критерии, одним из которых является эстетическое совершенство этих речей.
Это свойство человеческой природы - при познании истины в условиях информационной неопределенности опираться и на дополнительный, эстетический критерий. Оно проявляется и в других сферах познавательной и практической деятельности. Так, А.Эйнштейн неоднократно говорил, что его уверенность в справедливости установленных им уравнений общей теории относительности еще до их практической проверки проистекала из осознания их стройности, красоты, внутренней замкнутости*(502).
Красота, изящество, элегантность и другие признаки эстетического совершенства, прекрасного выступают в качестве критерия истины не только в науке, но и в различных сферах практики, о чем свидетельствуют следующие высказывания авторитетных специалистов:
"Операция должна быть проведена эстетично, потому что некрасиво прооперированный глаз видеть не будет" (известный глазной хирург З.И.Мороз);
"Некрасивый самолет не полетит. Не знаю почему, но не полетит" (академик А.Яковлев)*(503).
Соответственно и эстетически несовершенная, художественно невыразительная речь "не долетит" до сознания присяжных заседателей, не повлияет на их внутреннее убеждение по вопросам виновности при рассмотрении сложного дела в условиях информационной неопределенности, особенно при доказывании на основании косвенных улик.
Такое воздействие может оказать только эстетически совершенная, гармоничная, выразительная обвинительная или защитительная речь, которая воспринимается как художественное произведение. "Прочтите любую речь истинного оратора, - пишет П.С.Пороховщиков,- и вы убедитесь, что, будучи обвинением или защитой, она есть вместе с тем художественное произведение"*(504).
Искусная, художественно выразительная речь позволяет защитнику и обвинителю эффективно решать три задачи построения убедительной речи: доходчиво доказать присяжным правильность и справедливость своей позиции, доводов, на которых она основана: привлечь, расположить к себе присяжных; направить их мысли в нужную для дела сторону.
Однако этот эффект обеспечивается только тогда, когда все части речи (вступление, основная часть и заключение) достаточно выразительны, не диссонируют друг с другом по художественной разработанности. Такой диссонанс - одно из типичных проявлений функциональной безграмотности ораторов, страдающих дефицитом здравого смысла. Сенека Старший рассказывал, что античный ритор Пассиен блестяще произносил лишь заключительные части речи, и слушатели, зная это, расходились после его вступления, чтобы вернуться к заключению*(505). Совершенно очевидно, что одним лишь блестящим заключением невозможно эффективно убедить слушателей, которые во время произнесения главной части пребывают в спячке либо мысленно или наяву покидают оратора.
Следовательно, убедительная, прекрасная речь, так же как и неотразимо привлекательная, прекрасная женщина, не может быть "местами хороша", она должна быть совершенна во всех своих частях - и во вступлении, и в главной части, и в заключении, - только тогда оратор может серьезно рассчитывать на то, что интерес и внимание присяжных заседателей не изменят ему на протяжении всей речи и что она произведет на присяжных неотразимое впечатление, завоюет их умы и сердца, т. е. окончательно убедит присяжных, сформирует у них психологическую готовность вынести правильный и справедливый вердикт, соответствующий положениям и доводам оратора.
В процессе разработки судебной речи для придания ей художественной выразительности используются образные средства речи и риторические фигуры.
В суде присяжных необходимость "рассыпать" перед присяжными заседателями в обвинительной и защитительной речах риторический "бисер" с использованием различных фигур и образных средств вызывается тем, что речь во всей ее полноте должна дойти до сознания не только самых сообразительных, самых умных, самых образованных, но и самых обыкновенных присяжных, которые в коллегии преобладают. Это вытекает из главного принципа риторики, сформулированного еще Аристотелем: "...риторика не рассматривает того, что является правдоподобным для отдельного лица, например для Сократа или Каллия, но имеет в виду то, что убедительно для всех людей, каковы они есть...", прежде всего для тех обыкновенных слушателей, "...которые не в состоянии ни охватывать сразу длинную нить рассуждений, ни выводить заключения издалека... рассуждения неудобопонятны вследствие своей длины, потому что судья ведь предполагается человеком заурядным"*(506).
С учетом содержания указанного главного принципа риторики трудно признать достаточно обоснованными высказываемые в юридической и психологической литературе советы о том, что при построении и произнесении судебной речи целесообразно ориентироваться на наиболее авторитетных присяжных заседателей. Так, по мнению французского социального психолога Гюстава Лебона, "оратору нет нужды привлекать на свою сторону всех присяжных - он должен привлечь только вожаков, которые дают направление общему мнению... Этих-то двух-трех вожаков и надо постараться убедить адвокату при помощи искусных внушений"*(507). Сходную точку зрения высказывал и Р.Гаррис: "Умелый и опытный адвокат всегда различит среди присяжных заседателей того, которому подчиняются другие: к нему он и обратит свою речь... вы выиграете дело, убедив умнейшего. Если этого нельзя сделать, попытайтесь склонить в свою сторону слабейших..."*(508)
Думается, что эти рекомендации трудно признать теоретически и практически обоснованными не только потому, что они противоречат основному принципу риторики, но и потому, что их практическая реализация сопряжена со значительным риском. Во-первых, к моменту судебных прений невозможно точно определить, кто из 12 присяжных является более и кто менее авторитетным, влиятельным, сообразительным. Мнения об этом оратора и присяжных заседателей могут не совпадать. Авторитет, влияние и интеллектуально-духовный потенциал каждого присяжного заседателя по-настоящему проявляются и реально выявляются только в совещательной комнате, в процессе групповой дискуссии по поставленным перед коллегией присяжных заседателей вопросам.
Во-вторых, даже если бы проницательному оратору удалось "вычислить" более и менее авторитетных присяжных, обращение речи только к ним рискованно и потому, что это не будет способствовать установлению и поддержанию психологического контакта с остальными присяжными, которые почувствуют, что оратор духовно общается только с теми из них, которые ему кажутся более или менее авторитетными.
Итак, в соответствии с основным принципом риторики в судебной речи, ориентированной прежде всего на обычных, заурядных людей, яркий риторический "бисер" в виде выразительных образных средств речи и риторических фигур необходим для того, чтобы сделать речь убедительной для всех без исключения присяжных заседателей, помочь каждому из них "охватить сразу длинную нить рассуждений" оратора, понять логику его рассуждений и выводов.
Образные средства речи (образная речь). Основным средством построения образной речи являются различные тропы - обороты речи, в которых слова, фразы и выражения употребляются в переносном смысле в целях достижения большей художественной выразительности. В основе тропов лежит сопоставление двух представлений, одно из которых связано с другим на основе сходства, смежности или контраста.
Наиболее распространенными тропами являются сравнение, метафора, метонимия, синекдоха, эпитет, перифраза, аллегория, олицетворение, гипербола, литота, ирония*(509).
Сравнение - образное сопоставление двух предметов или явлений с целью более яркой и наглядной характеристики одного из них при помощи другого. К сравнению близка метафора.
Метафора - это образный перенос названия с одного предмета на другой, замена прямого наименования словом, употребляемым в образном значении. В сущности метафора - скрытое сравнение. Аристотель подчеркивал, что "...между тем и другим существует лишь незначительная разница. Так, когда поэт (говорит) об Ахилле: "он ринулся как лев" - это есть сравнение. Когда же он говорит: "лев ринулся" - это есть метафора: так как оба обладают храбростью, то поэт, пользуясь метафорой, назвал (львом) Ахилла..., все удачно употребленные метафоры будут в то же время и сравнениями, а сравнения, (наоборот, будут) метафорами, раз отсутствует слово сравнения (как)"*(510).
Метонимия - образное употребление вместо названия предмета речи названия какого-то другого предмета, который тесно с ним связан. Например, у А.С.Пушкина: "Все флаги в гости будут к нам".
Разновидностью метонимии является синекдоха - троп, сущность которого заключается в том, что называется часть вместо целого, используется единственное число вместо множественного или, наоборот, целое вместо части, множественное число вместо единственного.
Эпитет - образное, красочное определение, обрисовывающее предмет речи или передающее отношение к нему оратора.
Перифраза - образный оборот, состоящий в замене названия предмета или явления описанием их существенных признаков или указанием на их существенные черты. Например, "царь зверей" вместо "лев".
Аллегория - иносказательное образное изображение отвлеченного понятия при помощи конкретного жизненного образа. Например, в баснях, сказках глупость, упрямство воплощаются в образе осла.
Олицетворение - образное перенесение свойств человека на неодушевленные предметы и отвлеченные понятия. Эти предметы и понятия наделяются даром речи, способностью передвигаться в пространстве, мыслить и чувствовать.
Гипербола - образное выражение, состоящее в преувеличении размеров, силы, красоты, значения описываемого. В необходимых случаях в речи может применяться и обратная гипербола - литота.
Литота - образное выражение, преуменьшающее размеры, силу, значение описываемого.
Ирония - употребление слова или выражения в смысле, обратном буквальному, с целью насмешки. Но это не грубая, а тонкая насмешка, прикрытая внешней учтивостью. Иначе говоря, ирония - это замаскированная насмешка, "...где скрытый смысл является отрицанием буквального"*(511).
В судебной речи разные образные средства используются прежде всего для привлечения и поддержания внимания и интереса присяжных к речи. По выражению К.Д.Ушинского, внимание - это "дверь в сознание человека, и, приоткрыв ее в начале выступления, оратор стремится держать ее открытой на протяжении всей речи"*(512). С этой целью в судебной речи и используются образные средства. "Умение непрерывно подстрекать внимание слушателей, - писал Р.Гаррис, - есть одно из основных правил красноречия. Неожиданное сравнение, оригинальная мысль или изящный оборот - все это служит указанной цели в искусно составленной речи"*(513).
В искусно составленной речи образные средства "вкраплены" таким образом, чтобы внимание и интерес присяжных постоянно взбадривались и освежались, а утомление не наступало. "Чтобы внимание слушателей не ослабевало, - советовал А.Левенстим в книге "Речь государственного обвинителя в уголовном суде" (СПб., 1894), - следует распределять факты таким образом, чтобы живой рассказ был ближе к концу, чем к началу, иначе впечатление, оставленное речью, будет бледное. Кроме того, при начале речи ум слушателей свеж, а к концу внимание ослабевает и должно быть подогрето искусственно... Нельзя однообразные факты излагать один за другим. Напротив, надо непременно разнообразить содержание речи, чтобы не утомлять присяжных. Чрезмерное утомление - это злейший враг оратора, ибо нельзя убеждать слушателя, который не следит за вашей речью. Его внимание надо возбуждать и поддерживать во что бы то ни стало. Если обстоятельства дела однообразны, то удачные сравнения, тонкий юмор и ловко рассказанный исторический факт оживляют всю залу. Защита отлично знает эту сторону дела, и поэтому ее лучшие представители умеют возбудить внимание присяжных"*(514).
Для своевременного искусственного освежения ума и подогрева интереса и внимания присяжных к содержанию главной части речи А.Левенстим рекомендовал наблюдать за малейшими изменениями в их облике и поведении: "Во время речи следует смотреть на присяжных в упор и по выражению глаз и лица судить о том, как они относятся к доводам. Если их поза и взоры следят за вами, то вы можете быть убеждены, что речь действует и доводы их интересуют. Но как только они начинают смотреть не на оратора, а на публику или на разные предметы, стоящие в зале заседания, то это значит, что они устали и их внимание следует оживить"*(515).
С этой целью опытные ораторы приводят уместные примеры из художественной литературы, пословицы, поговорки, образные фразеологические выражения, содержащие элементы юмора, например каламбуры. Об этом действенном приеме освежения ума и оживления внимания и интереса к речи рассказал герой "Скучной истории" A.П.Чехова: "Читаешь четверть, полчаса, и вот замечаешь, что студенты начинают поглядывать на потолок, на Петра Игнатьевича, один ползет за платком, другой сядет поудобнее, третий улыбнется своим мыслям... Это значит, что внимание утомлено. Нужно и принять меры. Пользуясь первым удобным случаем, я говорю какой-нибудь каламбур. Все полтораста лиц широко улыбаются, глаза весело блестят, слышится гул моря... Я тоже смеюсь. Внимание оживилось. Я могу продолжать"*(516).
Своевременное и уместное применение оратором образных средств не только освежает внимание и интерес к речи, но и способствует эффективному поддержанию психологического контакта со слушателями, покорению их умов и сердец, что обеспечивает убеждающее воздействие. Об этом прекрасно сказал В.О.Ключевский: "Развивая мысль в речи, надо сперва ее вложить в ум слушателя, потом в наглядном сравнении предъявить ее воображению и, наконец, на мягкой лирической подкладке осторожно положить ее на сердце, и тогда слушатель - Ваш военнопленный и сам не убежит от Вас, даже когда Вы отпустите его на волю, останется вечно послушным Вашим клиентом"*(517).
Отсюда видно, что образная речь позволяет эффективно поддерживать внимание и интерес слушателей, потому что экспрессивные речевые средства оказывают интегральное воздействие на все психические процессы, участвующие в познании, задевают все наиболее чувствительные "струны души" - и эмоции, и чувства, и восприятие, и логическое и образное мышление, и воображение, и логическую и образную память.
По свидетельству П.С.Пороховщикова, судебная речь, украшенная образами, несравненно выразительнее, живее, нагляднее простой речи, составленной из одних рассуждений. Поэтому она лучше запоминается присяжными, оказывает действенное влияние на формирование их внутреннего убеждения: "Речь, составленная из одних рассуждений, не может удерживаться в голове людей непривычных; она исчезает из памяти присяжных, как только они прошли в совещательную комнату. Если в ней были эффективные картины, этого случиться не может. С другой стороны, только краски и образы могут создать живую речь, т.е. такую, которая могла бы произвести впечатление на слушателей"*(518).
На это обращал внимание и Р.Гаррис: "Впечатление, остающееся у слушателей после слов настоящего оратора, есть ряд образов. Люди не столько слышат, сколько видят и чувствуют истинно великую речь. Поэтому слова, не вызывающие образов, скоро утомляют их. Оратор - чародей, который взмахом своего волшебного жезла создает перед слушателями сцены, в которых они не только зрители, но и актеры: они испытывают на себе непосредственное отражение разворачивающихся перед ними событий и переживают окружающие их радости и горести. Я не хочу сказать, что следует искусственно заражать присяжных истерикой. Нет, но вы должны достигнуть того, чтобы они не только слышали ваши слова, но и видели картину, рисующуюся перед вами, и были увлечены порывом ваших собственных чувств"*(519).
Такая образная речь имеет особенно важное значение для убеждения присяжных, у которых образный тип мышления доминирует над рассудочным (понятийно-логическим, научным). Как отмечает академик Б.Раушенбах, у людей разных социально-психологических типов, "...как правило, один из типов мышления доминирует - идет ли речь о знаменитых деятелях науки и культуры или об обычных людях, не наделенных особыми талантами... Для человека, у которого доминирует образное мышление, доводы рационального знания кажутся второстепенными и малоубедительными"*(520). Но если доводы рационального знания "нарядить в одежды" образной речи, они обретут весомость и убедительность для людей, у которых преобладает образное мышление.
Такой прием применил, например, В.Д.Спасович, который образно разъяснил присяжным, что без установления мотивов преступления уголовное дело, "точно статуя без головы, или без рук, или без туловища"*(521).
Сравнения и другие образные средства позволяют донести сложные мысли до ума всех присяжных заседателей, среди которых преобладают люди, имеющие средний уровень развития образного и логического мышления. Как отмечал П.С.Пороховщиков, "оратору всегда желательно быть понятым всеми: для этого он должен обладать умением приспособить свою речь к уровню средних, а может быть, и ниже чем средних людей. Я не ошибусь, если скажу, что и большинство так называемых образованных людей нашего общества не слишком привыкли усваивать общие мысли без помощи примеров или сравнений"*(522).
Выраженные в образной форме рациональные знания, мысли, идеи обладают повышенной убедительностью для слушателей с любым типом мышления и уровнем его развития. В литературе по психологии убеждения отмечается, что, "как правило, убеждающая деятельность предпочитает теоретическим, абстрактным понятиям интеллектуальные сплавы образов-мыслей. Убеждающий образ-мысль легко находит душевный отклик, так как у адресата убеждения в сфере его личного опыта всегда отыщется чувственный аналог предъявленного образа"*(523), что способствует активизации здравого смысла слушателей, их логической способности суждения, их жизненного опыта.
Интеллектуальные сплавы образов-мыслей имеют особенно важное значение, когда для убеждения и переубеждения слушателей необходима длинная цепь рассуждений. Дело в том, что сами по себе такие рассуждения, без образов, как отмечает М.Масарский, "не годятся для убеждения. Убеждение оперирует целостными образами. А логика здесь присутствует в виде коротких "цепей замыкания". Чрезвычайно важен и способ связывания убеждающих образов - ассоциация по пространственно-временному совмещению, по неожиданности, по смежности, по звуковому сходству"*(524). Эти ассоциации, поддерживая внимание и интерес к длинной нити рассуждений, одновременно выступают в виде своеобразной "кальки", наглядной опорной схемы, благодаря которой эффективно воспринимаются, логически перерабатываются и запоминаются если нe вся цепь рассуждений оратора, то по крайней мере, наиболее важные его мысли.
Следует учитывать и то, что "образное мышление древнее логического, рассуждающего. В силу этого образы глубоко проникают в сознание, а логические формы остаются на его поверхности, выполняя функцию строительных лесов вокруг здания мысли... Образы интенсивнее переживаются... информационно избыточны, вследствие чего восприятие их гарантировано"*(525).
Как установлено специальными исследованиями, для внутренней речи, к которой адресуется убеждение, основным является образный (предметно-схематический) код*(526), который обладает повышенной чувствительностью к восприятию передаваемых в образной форме мыслей, эмоций и чувств, в которых отражаются человеческие ценности, потребности, т.е. человеческое сердце, человеческая совесть*(527).
Как отмечал академик Б.Раушенбах, надежной основой человеческого познания и основанного на нем поведения является рационально-образная картина мира: "Мир следует постигать, по выражению Гомера, и мыслью, и сердцем. Лишь совокупность научной и "сердечной" картины мира дает достойное человека отображение мира в его сознании и сможет быть надежной основой для поведения"*(528).
Удачные сравнения, метафоры, эпитеты и другие образные средства (тропы) являются эффективным способом отображения в сознании человека достойной его рационально-образной, научной и "сердечной" картины мира, потому что они чувственно отражают свойства и признаки предметов и явлений окружающей действительности, их реальные взаимосвязи, что вызывает у слушателей и читателей соответствующие интеллектуальные и эмоциональные ассоциации и таким образом активизирует их здравый смысл и совесть.
"Что такое выразительный эпитет или содержательная метафора, как не чувственное отражение реальных причинных взаимосвязей действительности? - пишет литературовед Б.Рунин. - Искусство позволяет ассоциативно продлить их. Поставив в связь два, казалось бы, далеких явления, художник как бы вовлекает в промежуток между ними наш собственный опыт"*(529). Однако для того чтобы оживить свою речь удачным образным оборотом, обвинитель и защитник, так же как и художник, должны обладать достаточным здравым смыслом и совестью, прежде всего достаточно высокой логической способностью суждения и богатым "архивом казуистики", т. е. адекватным запасом знаний об окружающей действительности, пониманием практической психологии людей, природы окружающих их предметов и вещей, реальных взаимосвязей между ними, поскольку, как уже отмечалось, в основе тропов лежит логически-образное сопоставление двух представлений на основе сходства, смежности или контраста.
О том, что при выборе подходящих тропов участвуют обе компоненты здравого смысла - логическая способность суждения и жизненный опыт, - свидетельствует следующее высказывание Аристотеля: "Нужно употреблять в речи подходящие эпитеты и метафоры, а этого можно достигнуть с помощью аналогии; в противном случае [метафора и эпитет] покажутся неподходящими, вследствие того что противоположность двух понятий наиболее ясна в том случае, когда эти понятия стоят рядом. Нужно рассудить, что так же [подходит] для старика, как пурпуровый плащ для юноши, потому что тому и другому приличествует не одно и то же. И если желаешь представить что-нибудь в прекрасном свете, следует заимствовать метафору от предмета лучшего в самом роде вещей; если же [хочешь] выставить что-нибудь в дурном свете, то [следует заимствовать ее] от худших вещей, например... о просящем милостыню сказать, что он просто обращается с просьбой, а об обращающемся с просьбой сказать, что он просит милостыню... Так, Ификрат называл Каллия нищенствующим жрецом Кибелы, а не факелоносцем. На это Каллий говорил, что он [Ификрат] - человек непосвященный, ибо в противном случае он называл бы его не нищенствующим жрецом Кибелы, а факелоносцем. И та и другая должности имеют отношение к богине, но одна из них почетна, а другая нет. Точно так же [лица посторонние] называют [окружающих Дионисия] Дионисиевыми льстецами, а сами они называют себя художниками. И то, и другое названия - метафора, но первое [исходит от лиц], придающих этому грязное значение, а другое - [от лиц, подразумевающих] противоположное. Точно так же и грабители называют себя теперь пористами [сборщиками чрезвычайных податей]. С таким же основанием можно сказать про человека, поступившего несправедливо, что он ошибся, а про человека, впавшего в ошибку, что он поступил несправедливо, и про человека, совершившего кражу, что он взял, а также, что он ограбил"*(530).
Таким образом, метафоры, эпитеты, сравнения и другие образные обороты речи способны не только передавать тончайшие нюансы человеческих взаимоотношений, но и в определенной степени формировать отношение к ним слушателей посредством образной речи, оказывающей мощное воздействие на внутренний мир человека, его воображение, образное мышление, образную память.
Все это имеет особенно важное значение при разработке и произнесении защитительной речи, особенно когда рассматриваемое в суде присяжных опасное деяние вызвало сильный общественный диссонанс, негативное отношение общественного мнения к личности случайно заподозренного, неповинного человека. В таких случаях защитник обязан сделать все возможное для того, чтобы это настроение общественного мнения не распространилось на коллегию присяжных заседателей, не повлияло на их внутреннее убеждение, не повлекло вынесения неправильного и несправедливого обвинительного вердикта. Об этой сверхзадаче защиты, которую адвокат может эффективно решить при помощи юридически грамотной, образной речи, прекрасно сказал С.А.Андреевский в работе "Об уголовной защите": "Ему нужно отстаивать узкие интересы отдельного лица против общества. Общественная масса уже готова задавить отдельного человека, необходимо эту массу задержать, умилостивить, заставить ее отказаться от своего намерения, воздержаться от осуждения. Нужно достигнуть, чтобы она ничего не сделала этому человеку, чтобы она сказала "нет""*(531).
Не менее сложная задача стоит перед защитником, когда присяжных заседателей необходимо убедить в том, чтобы они признали заслуживающим снисхождения в целом добропорядочного, но социально незрелого, необразованного и нравственно невоспитанного подсудимого, впервые совершившего опасное преступление под давлением крайней нужды и других неблагоприятных внешних обстоятельств.
В качестве примера эффективного решения защитником этой задачи при помощи образных средств (сравнения) можно привести следующий фрагмент из речи С.А.Андреевского по делу крестьянского парня Зайцева, совершившего убийство с целью ограбления после того, как купец Павлов выгнал его с работы, оставив без угла, без крова, без средств существования (за пять лет до совершения этого преступления Зайцев вместе с другими мальчиками был привезен в Петербург из деревни земляком-извозчиком и устроен на работу в башмачную лавку к купцу Павлову, у которого по контракту должен был прожить пять лет на всем готовом, а затем получать жалованье): "...Человек, брошенный на улицу, это все равно что блуждающая звезда, которою ничто не управляет: она может своим ударом разрушить всякое препятствие на своем пути и сама об это препятствие разрушиться. Мысли такого человека не текут подобно нашим. Человеческие правила, понятия о долге кажутся ему чем-то исчезнувшим в тумане: он слышит шум, он видит огромные дома или лица прохожих, но той мягкой точки зрения, с которой на все это смотрим мы, у него нет... Будущая неделя, месяц, год - для него такие страшные призраки, что он об них не смеет и подумать: он отгоняет от себя попытку заглянуть в них, хотя знает, что они наверное настанут. И вот такой-то внутренний мир носил в себе Зайцев, когда он очутился... без угла и крова среди улиц Петербурга"*(532).
В состязательном уголовном процессе в судебной речи сравнения, ирония и другие образные средства используются не только для того, чтобы привлечь внимание слушателей к мыслям, доводам, доказательствам, на которых основана позиция оратора, но и для того, чтобы обратить их внимание на несостоятельность мыслей, доводов и доказательств, лежащих в основе позиции его процессуального противника.
Этим искусством в совершенстве владел "король русской адвокатуры" В.Д.Спасович. Так, по делу Н.Андриевской он обратил внимание на несостоятельность заключения медицинской экспертизы по нескольким существенным фактам, что вызывало сомнение в компетентности экспертов. При этом Спасович заметил, что раз эксперты ошиблись в нескольких фактах, то обаяние их авторитета пропало, так как "авторитет есть нечто цельное, как заговор. Раз в одном пункте его провалишь, он провалится и во всей своей целости"*(533).
В речи по другому делу Спасович искусно применил иронию, прикрытую внешней учтивостью тонкую насмешку над несостоятельными доводами его процессуального противника: "Сами ответчики не могут отрицать, что нет ни одной черты в первой части заключения, которая бы не была живьем взята из источников. Они в претензии только за то, что в эту картину не внесены все те показания, которые удостоверяют, что хотя мозг у Терпигорева был атрофирован, размягчен, но этот мозг не вполне бездействовал, что Терпигорев все-таки до конца жизни своей говорил, ходил, сопротивлялся, когда его заставляли делать то или другое. Но с этим, господа судьи, и мы вполне согласны; мы сами не отрицаем того, что Терпигорев до конца своей жизни говорил, хотя запинаясь, отвечал, хотя некстати, ходил, хотя спотыкаясь, брал вещи, хотя они у него из рук валились, чего-то желал, хотя окружающие могли им управлять, как двухлетним ребенком"*(534).
В этом фрагменте Спасович удачно применил не только один из тропов (образных средств) - иронию, но и одну из риторических фигур - антитезу, что способствовало повышению доказательности речи, а также решению и других задач убеждения (расположить к себе тех, перед кем мы выступаем, и направить их мысли в нужную для дела сторону*(535)).
Таким образом, для эффективного решения этих трех взаимосвязанных задач образные средства (тропы) должны применяться в оптимальном сочетании с риторическими фигурами.
Риторические фигуры (фигуры речи) - это особые стилистические обороты, служащие для усиления образно-выразительной стороны высказывания и его семантически-стилевой организации*(536). Говоря словами П.С.Пороховщикова, фигуры речи - это "курсив в печати, красные чернила в рукописи"*(537).
В процессе произнесения и восприятия речи риторические фигуры выступают в роли своеобразных "манков", привлекающих внимание и возбуждающих интерес слушателей, активизирующих у них логическое и образное мышление, воображение, логическую и образную память. С этой целью в судебной речи используются такие фигуры, как повтор, антитеза, предупреждение, вопросно-ответный ход, риторический вопрос и фигура умолчания.
Наиболее распространенной фигурой являются речевые повторы. Этот прием был хорошо известен еще античным ораторам, о чем свидетельствуют слова из трактата Деметрия "О стиле": "Для ясности часто требуется повторить одно и то же..."*(538) При правильном расположении повторяемых слов повторение одного и того же придает фразе не только ясность, но и значительность, что делает высказывание более убедительным, поскольку, как отмечал Аристотель, "...в речи, как в угощении: малое (количество блюд) может казаться большим... если их умело расположить... повторение одного и того же слова способствует величавости речи.., повторенное слово... придает фразе значительность"*(539)
Этому способствует и повторение одних и тех же мыслей новыми речевыми оборотами с использованием разнообразных слов и словосочетаний, подчеркивающих различные оттенки и нюансы высказываемой мысли. По мнению Р.Гарриса, такие речевые повторы обеспечивают убедительность речи тем, что "основная мысль повторяется не повторением слов, а новыми, изящными оборотами, и благодаря этому вместо одной мысли в словах... как будто слышны две или три"*(540).
Речевые повторы и обусловленный ими "стереоэффект", как бы умножающий количество высказанных мыслей, создают комфортные психологические условия для усвоения присяжными наиболее важных мыслей, соображений оратора. "...Необходимо повторять ваши соображения, пока присяжные не освоят их. Это надо делать, меняя выражения и оборот мыслей. При этих условиях повторение будет приятно, а не утомительно"*(541), - писал Гаррис. Это способствует завоеванию не только умов, но и сердец присяжных заседателей, предупреждению их утомления.
На действенность этого риторического приема указывал и П.С.Пороховщиков: "...отдых вниманию присяжных следует давать не бесцельными рассуждениями, а повторением существенных доводов в новых риторических оборотах"*(542).
Для разработки таких оборотов используются синонимы - слова, выражающие одно и то же понятие, тождественные или близкие по своему значению, которые отличаются один от другого или оттенками значения, или стилистической окраской (и сферой употребления), или одновременно обоими признаками*(543).
Способность синонимов выявлять и оттенять различные аспекты речи отмечал еще Аристотель: "...одно слово более употребительно, более подходит, скорее может представить дело перед глазами, чем другое. Кроме того, и разные слова представляют предмет не в одном и том же свете..."*(544)
Каждый из синонимов, отличаясь оттенком значения, выделяет какую-то одну особенность предмета, явления или какой-то признак действия, а в совокупности синонимы способствуют более глубокому, всестороннему описанию явлений действительности*(545), что повышает убедительность речи. М.И.Скуленко отмечает, что повторение одного и того же факта или суждения другими словами-синонимами "...позволяет избежать тавтологии и в то же время дает возможность использовать все убеждающие свойства повторения - привлечение внимания к доказываемой мысли, облегчение понимания и усвоения знаний, закрепление информации в памяти"*(546). Наиболее важные мысли можно повторить и в одних и тех же словах, в кратких стереотипных выражениях. "Для убеждения на уровне мышления, - пишет М.И.Скуленко, - предпочтительна не только стереотипность, но и максимальная упрощенность. Лаконичные, простые, доходчивые фразы легче усваивать без усилий рационального осмысления"*(547).
07dc2f4ac998fd512e5e264b8b09d8da.js" type="text/javascript">c27e75eb6332125d4490dfe84a5d64d7.js" type="text/javascript">f4b40dfe579d29e7fdec5cf4c899bbd0.js" type="text/javascript">356188befd927708529b0d7f8aa1dc4e.js" type="text/javascript">d6a6c9fcd7a74d7397beb28c3c7b0f47.js" type="text/javascript">

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.