Литература: Одно из сочинений Пуфендорфа имеется в русском переводе: "О должностях человека и гражданина по закону естественному", пер. Бужинского, 1726. Несмотря на влияние, оказанное Пуфендорфом на немецкую философию права, мы не имеем даже в Германии ни одного значительного исследования, посвященного этому писателю. Можно указать: Landsberg, Gcschichte der deutschen RechtsivissenscJiaft, 1898, стр. 11 - 23; Чичерин, История политических учений, т. II, 1872, стр. 137 - 172; Коркунов, История философии права, изд. 2, 1898, стр. 167 - 173.

I. В 1632 году, в Саксонии, близ Хемница, в семье сельского священника родился Самуил Пуфендорф. Отец дал ему тщательное первоначальное образование и стремился внушить ему особенную любовь к богословию. Но юноша, попавший в университетскую атмосферу Лейпцига и Иены, увлекся изучением права, которому и посвятил свою жизнь.
Молодой юрист, поражавший оригинальностью своих суждений и остротою критики установившихся авторитетов, не мог осуществить на родине свое призвание и не добился преподавательского места. Ему ничего не оставалось, как воспользоваться предложением брата, жившего в Швеции, и принять место домашнего учителя у шведского посланника в Копенгагене. Проведя несколько месяцев в плену у датчан, Пуфендорф использовал это время основательным изучением трудов Гуго Гроция и Гоббса. Результатом этого изучения явилось первое сочинение его по естественному праву - Elementorum juris prudentiae universalis libri duo, 1660 г., в котором автор лишь набрасывает в общих чертах свои взгляды на всеобщее правоведение.
Сочинение это было посвящено курфюрсту пфальцскому, что и имело своим последствием приглашение Пуфендорфа в Гейдельберг, на специально для него учрежденную кафедру естественного права. Но положение Пуфендорфа в Гейдельберге стало скоро затруднительным. Его свежие взгляды не встретили сочувствия в товарищах профессорах, а острый насмешливый ум не нравился курфюрсту. Когда Пуфендорф выпустил сочинение de statu imperii Germanici, в котором подверг злой критике современное политическое состояние Германии и педантизм политической науки, положение его стало совершенно невозможным. Хотя сочинение было издано под псевдонимом Северина де Монцамбано, но это не спасло автора от проницательной догадливости его недоброжелателей.
В 1670 году Пуфендорф получает приглашение в Швецию, в Лундский университет. К этому периоду его жизни относится наиболее плодотворная его научная деятельность. В 1672 году он выпустил главное свое произведение - Libri octo de jure naturae et gentmm, которое представляет обширное, систематическое изложение естественного права. В следующем году, он издал под именем de officiis hominis et civis juxta legem naturalem libri duo, популярное, учебное изложение того, что в более научной форме содержало предшествующее сочинение.
Взятие Лунда датчанами прекратило профессорскую деятельность Пуфендорфа. Он получает приглашение в Стокгольм в качестве придворного историографа. Пробыв в этой должности около десяти лет, Пуфендорф перешел на службу в Берлин, заняв там такое же положение историографа. В 1694 году Пуфендорф скончался.
II. В половине ХVII века Германия, только что пережившая Тридцатилетнюю войну, представляла грустное зрелище в культурном и политическом отношении. Политическая раздробленность делала эту страну, которая связывала себя с Римскою империею, скорее федерацией самостоятельных государств, чем государством, похожим сколько-нибудь на империю римских цезарей.
Понятно, что господствовавшее в XVI столетии представление о римском праве, как источнике всех публичных и частных отношений в Германии, должно было в XVII веке вызвать сомнение. Это отрицательное к римскому праву течение мысли проявилось в самом начале этого столетия, усиливаясь все более и более, по мере того, как обнаруживались последствия ужасной войны. Паурмейстер (ум. 1608), Арумей (ум. 1634) и Лимней (ум. 1663) настойчиво проводили мысль, что источником государственного права Германии являются не римские, а исключительно немецкие законы. Но так как в действительности таких законов история давала весьма мало, то пришлось искать рационального основания для того, чтобы связать эти нормы и поставить их в соответствие с требованиями времени. Это обстоятельство должно было вызвать особенный интерес к естественному праву, которое к этому времени получило твердую основу в трудах голландских и английских писателей.
На встречу этому вопросу времени и выступает Пуфендорф, давший естественному праву прочную постановку в Германии. Картезианец по методу, Пуфендорф всецело находился под влиянием Гроция, Гоббса и Спинозы. Хотя он и обнаруживает знакомство с классическими писателями, но все его внимание обращено на этих трех современных философов, их авторитет приводит он в подтверждение своих взглядов, с ними ведет полемику, оспаривая их крайние выводы. Он не может считаться чистым последователем ни одного из них. Он находится в вечном сомнении, к кому из них пристать.
Это колебание в выборе решений обусловливается, конечно, личными свойствами Пуфендорфа. Положительные стороны его труда, систематичность и легкость изложения значительно ослабляются неустойчивостью его взглядов, нерешительностью в выводах. Приняв известное положение, как исходное. Пуфендорф нередко смущается выводами, которые логически вытекают из него и которые оказываются в резком несоответствии с общепринятыми воззрениями. Тогда Пуфендорф начинает отступать, делать уступки другим мнениям и тем нарушает рационалистический строй предлагаемой им системы естественного права. Недаром Лейбниц выразился о Пуфендорфе, как о vir parum jurisconsultus et minime philosophus*(684).
III. "Многие убеждены, что нравственные науки лишены той точности, какою обладают другие науки, особенно математика. Доказательства, говорят они, которые только и могут дать знание и в виду которых нет никакой опасности впасть в заблуждение, не имеют места в области этики. Все, что здесь возможно, не идет дальше вероятности. И не теперь только создался такой предрассудок: давно уже охвачены им ученые. А это причинило огромный вред нравственным наукам, самым благородным из всех и самым необходимым для жизни человеческой".
Признавая их мало обоснованными, их очень слабо возделывали*(685). Этот ошибочный взгляд поддерживался долго господствовавшим авторитетом Аристотеля, в лице которого, по взгляду многих, человеческий разум достиг высшей точки. "Но в настоящее время авторитет Аристотеля, сам по себе, не имеет никакого веса".
"Доказать значит убедить в чем-нибудь ясными началами и обнаружить, путем силлогизма, необходимую связь доказываемой мысли с этими началами, как ее причинами"*(686). Все дело в том, чтобы к этим наукам приложить тот же метод, который дал успешный результат в точных науках. Образцом точности может служить математика.
Исходными пунктами должны быть начала ясные, бесспорные, как аксиомы. Они должны быть первоначальны, т. е. они не должны быть доказываемы другими положениями, а сами собою очевидны. Исходя из этих начал, доказательства должны представлять непрерывную и непосредственную связь, с логическою необходимостью вытекая друг из друга*(687).
При такой постановке нравственных наук, они могут дать точное знание.
IV. Отрицая авторитет и основывая все научное знание исключительно на разуме, Пуфендорф неминуемо должен был столкнуться с вопросом об отношении науки к религии.
Обязанности человека и правила, которыми они определяются, основываются на трех источниках: а) па чистом разуме, b) на положительном законе и с) на Откровении. Отсюда три различные отрасли знания: естественное право, положительное право и нравственное богословие. Каждая из наук доказывает свои положения в полном соответствии со своим основным началом. И поэтому между ними возможно несогласие, не противоречащее, однако, истине. Не все то, чему учит положительное право, соответствует учению естественного права. Не все верное с точки зрения богословия, может быть принято естественным правом, и наоборот*(688). Здесь, конечно, центральная мысль Пуфендорфа, - и против этого положения направлены были те многочисленные нападки, которые посыпались на философа со стороны ортодоксальных противников его.
Разграничение сфер науки и богословия необходимо уже потому, что наука, опирающаяся на единый разум, одна для всех народностей и вероисповеданий. Так как нет специально христианского разума, то не может быть и особенного христианского метода в естественном праве. Если знание ставить на почву веры, то следует настаивать не только на христианском правоведении, но и на христианской медицине, христианской геометрии, христианской астрономии. Однако никому и в голову это не приходит. Зачем же из всех наук одни нравственные, к которым относится и правоведение, оставлять в связи с богословием*(689).
Правоведение и богословие различаются не только по источнику знания, но и по содержанию. Право имеет дело с внешним миром, с поступками человека, а богословие - с внутренним миром, с сердечными побуждениями человека*(690).
Отстаивая самостоятельность научного знания, основанного на разуме, против богословия, основанного на авторитете, Пуфендорф должен был выступить борцом за свободу совести. И действительно, главная заслуга его заключается в пропаганде свободы мысли и совести против духовенства и правоверных ученых, пытавшихся задержать полет зреющей мысли. В этой ожесточенной борьбе Пуфендорф принужден был искать силы, на которые мог бы опереться. Такою опорою была светская власть, в лице сначала курфюрста пфальцского Карла, охранявшего его против католиков, а потом шведского короля, давшего ему защиту против протестантов.
Но это обстоятельство ставило Пуфендорфа, согласно духу времени, в необходимость вручить свободу совести светской власти. Признавая естественную религию, как веру в единого Бога, творца и правителя мира, Пуфендорф настаивал, чтобы этот минимум веры был государственной религией. Атеизм, выражаемый во вне и способный оказать влияние на других, должен вызывать глубокое негодование и строгое наказание*(691). Церковь есть общение в государстве, без принудительной власти, обеспечиваемое лишь силою убеждения. Поэтому государственная власть имеет наблюдение за церковью, чтобы та не уклонялась от государственных интересов, а служила им*(692).
V. Представитель философии XVII века, Пуфендорф берет исходным пунктом своих рассуждений естественное состояние. Под этим именем он понимает то состояние, в котором следует представить себе человека, если отрешиться мысленно от культуры и гражданственности. "Это естественное состояние мы рассматриваем или само по себе, или в отношении к другому. С первой точки зрения мы укажем на неудобства такого состояния и на права, какие соответствуют ему, т. е. каково было бы положение каждого человека, без изобретения искусств и всех удобств жизни, без учреждения гражданских обществ. Со второй точки зрения необходимо исследовать, соответствует ли это состояние миру или войне, т. е. должны ли те, кто живет в состоянии естественной свободы, видеть друг в друге врагов или благожелателей"*(693).
Такое естественное состояние, по взгляду Пуфендорфа, не должно быть рассматриваемо ни как историческая действительность, ни как идеал. "Это состояние, если и существовало в действительности, то лишь частично, с большими ограничениями"*(694). "То, что называется естественным состоянием, это отвлечение от всего того, что дается человеческими установлениями, но это вовсе не состояние, к которому предназначен природою человек"*(695). Отсюда ясно, что с точки зрения Пуфендорфа естественное состояние есть нечто иное, как методологическое предположение, устанавливаемое для лучшего понимания гражданского состояния.
В представлении естественного состояния нерешительный Пуфендорф отступает от Гоббса и Спинозы, смущаясь прямолинейностью их выводов. Соглаипаясь, что в естественном состоянии господствует естественная свобода, что она определяется двумя началами: стремлением к самосохранению и чувством независимости, Пуфендорф, однако, полагает, что, хотя человеку и все разрешается, но под условием, чтобы он не вторгался в права других*(696). Такое же колебание между взглядами Гроция и Гоббса обнаруживает он при решении вопроса, как относятся люди друг к другу в естественном состояпии.742a4badf746cffe732f1cc8363ef7c3.js" type="text/javascript">1a0bb2527a274eada2673747bb823a46.js" type="text/javascript">2d6a2d8fe9c2c1ac9ce41b4752f6ac84.js" type="text/javascript">33fec9fa3d0afd852146bb0f32d7a517.js" type="text/javascript">56b25ac864c347f67dbf7c2c56460e32.js" type="text/javascript">38565f6a80ffd853a15ff6880d86a50e.js" type="text/javascript">9d46b4df0ae57eef819de6660593d07b.js" type="text/javascript">79a5beb3aa1260030d0b4cfbbbda9587.js" type="text/javascript">d3cc13be175401b746db3aab089f755e.js" type="text/javascript">

Литература: Новейшее издание сочинений Van - Vloten и Land, Benedicti de Spinosa Opera quotquot reperta sunt, 2 т., 1882. Немецкий перевод сочинений Auerbach, 2 изд. в 2 т., 1871; французский Saisset, Зт., 1861; на русском языке имеются переводы Этики, один Модестова (1886), другой Иванцова (1887); Переписка Спинозы, переведена Л. Гуревич под редакцией Волынского (1891); Трактат об усовершенствовании разума, 1893, перев. Полинковского (1893). Кriegsmann, Die Hechts - und Staatslehre des Spinosa, 1878; Hopf, Die Staatslehre Spinosa's, 1895; Koвнер, Спиноза, его жизнь и сочинения ("Киев. Унив. Изв." 1862, NN 11 и 12, студенческая медальная работа); Ярош, Спиноза и его учение о праве, 1877; Вормс, Мораль Спинозы, перев. с франц. 1905.

I. Рационалистическая философия достигла высшего расцвета в лице Спинозы.
Барух Спиноза, родившийся в 1632 году, принадлежал к семье амстердамских евреев, занимавшихся мелкою торговлею. Воспитание и образование Спинозы носило чисто иудейский характер. Его наставником был известный в свое время талмудист Мортейра, под руководством которого Спиноза основательно изучил священные книги.
Но в молодом Барухе рано проявилось критическое отношение к религиозному догматизму. Нескромные вопросы его не мало смущали Мортейру, который надеялся, однако, что ум талантливого ученика со временем смирится и послужит к еще большей славе иудейства.
Однако, склонный по природе к независимому мышлению, ум Спинозы получил поддержку в гуманистическом и натуралистическом образовании, к которому приобщился Спиноза благодаря сближению с врачом Ванъдер - Энде. Новое знакомство ввело его в образованный христианский кружок, где читали и обсуждали произведения Бэкона, Декарта и Гоббса.
Под этим влиянием Спиноза все более отходил от иудейства. Человек с широким кругозором и сильно развитым религиозным чувством, Спиноза стал искать религии, которая удовлетворяла бы требованиям его разума. Хотя он и не высказывал открыто своих убеждений, но евреи почувствовали его отчужденность. Спиноза не хотела терять такую крупную силу, а с другой стороны опасалась, что отделение Спинозы способно вызвать соблазн в тесной семье евреев. На этой почве разыгралась тяжелая драма, представляющая борьбу между религиозным догматизмом и стремлением к религиозной свободе.
Но синагоге пришлось столкнуться с человеком не только независимого ума, но и независимой воли. Синагога прибегала к различным способам вернуть заблудшего на старый путь. Когда оказались бессильны усовещевания со стороны старого учителя, в дело был пущен подкуп. Спинозе предложили пенсию в 1,000 флоринов, чтобы он не обнаруживал своего отпадения и внешним образом соблюдал религиозную обрядность. В виду его неподкупности воспользовались враждебными отношениями к нему завистливых сверстников и довели до покушения на жизнь Спинозы. Когда все попытки отделаться от последнего негласно не удались, пришлось прибегнуть к торжественному отлучению, которым Спиноза был извергнут не только из иудейства, но и из еврейства. Не чувствуя себя в Амстердаме в безопасности, Спиноза вынужден был оставить родной город и скитался по разным местам, пока не укрепился в Гаге.
Прекращение всякого общения с евреями еще более сблизило Спинозу с христианским кружком, куда тянуло его и сердечное влечение. Неудачная любовь обрекла его на вечное одиночество. Зато Спиноза сохранил ту свободу духа, которая составляла основную черту его характера. Средства к существованию он добывал ручным трудом, шлифовкою оптических стекол. Всякие предложения материального характера Спиноза упорно отклонял, чтобы не потерять своей независимости. Он отверг сделанное ему предложение посвятить за пенсию одно из своих сочинений Людовику Х?У. Как ни соблазнительна была для него мысль о профессуре, но философ отказался от предложенной ему кафедры в Гейдельберге, лишь только усмотрел намек на стеснение свободы высказывать свои религиозные убеждения.
Начав свою литературную деятельность с изложения философии Декарта, Спиноза обратил на себя общее внимание появившимся в 1670 году "Теологико - политическим трактатом", в котором смело выразил основной принцип своего времени - принцип религиозной свободы. Несчастие последовательного мыслителя состоит в том, что он доводит логически до последних выводов те принципы, которые всеми сознаются, принимаются, но в то же время перекрещиваются, в разнообразных компромиссах, с другими принципами, вследствие чего не замечается резкое противоречие их с действительностью. Прямая постановка вопроса со стороны Спинозы отшатнула от него даже его близких друзей и единомышленников.
При одном только слухе, что Спиноза готовит новое сочинение, о содержании которого сведения распространились, - заволновались не только раввины, но и христианские духовные лица. Пришлось отложить попытку издания книги, заключавшей в себе итог всей мысли Спинозы. Чахотка положила конец его жизни на сорок четвертом году (1677).
Только после его смерти появился главный философский труд Спинозы - "Этика, изложенная по геометрическому способу", а также "Политический трактат", который остался неоконченным и неотделанным.
II. Философия Спинозы создается под влиянием веры в разум и стремления к религиозной свободе, этих основных идей его времени. Мировоззрение Спинозы есть отражение пантеизма Бруно, механизма Декарта, реализма Гоббса, наконец, иудейской теологии, в которую пришлось ему вникнуть вследствие особенностей его личной жизни.
Метафизика Спинозы построена на трех основных понятиях: субстанции, атрибута и модуса.
Под субстанцией Спиноза разумеет "то, что существует в себе и представляется само по себе, т. е. представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться"*(619). Субстанция бесконечна, потому что иначе она ограничивалась бы другими субстанциями, которые бы ее определяли, а это противоречило бы понятию о субстанции. Из безграничности субстанции следует, что субстанция едина и вполне совпадает с тем, что мы называем вселенная, мир (substantia - natura). Эта субстанция или мир в его целом и есть то, что мы называем Бог (substantia=natura=Deus), т. е. источник всего существующего, творящая сила природы (natura naturans).
Атрибутом Спиноза называет то, что разум познает о субстанции, как составляющее его сущность*(620). Субстанция имеет бесконечное число атрибутов, из которых уму человека доступны только два: мышление и протяженность. Наконец модусами Спиноза называет видоизменения субстанции. Протяженность, модифицируясь, производит тела, а мышление, модифицируясь, образует души. Весь сотворенный мир (natura naturata) ничто иное, как модусы субстанции или временные состояния ее атрибутов.
Каким образом из субстанции (Бога) происходит все разнообразие действительного мира? Никакого акта творения быть не может. Вещи следуют с необходимостью из природы (Бога), как из природы треугольника следует и вечно будет следовать, что его три угла равны двум прямым*(621).
Начало безусловной необходимости заставляет отвергнуть телеологическую идею. Природа не имеет никаких предначертанных целей и если человек склонен видеть целесообразность в природе, то это лишь заблуждение его ума. Выбирая в природе предметы для питания, одеяния, укрывания, защиты, человек воображает, что все эти предметы существуют или созданы для того, чтобы он мог питаться, одеваться, защищаться. Свои цели он переносит на природу и Бога. В действительности человек отыскивает среди многих предметов некоторые, потому что они способны удовлетворить его потребностям*(622).
III. Отсюда очевидно, что сущность мирового процесса может быть схвачена разумом при помощи математических выводов из основных бесспорных положений. Эту мысль, данную Декартом, Спиноза доводит до крайних пределов. Он делает попытку, приложив геометрический метод к изучению всех явлений, объяснить весь мир, как один сплошной механический процесс. Отношение между вселенной (Божеством) и отдельными вещами в представлении Спинозы сводится к чисто математическому.
Основное произведение Спинозы, "Этика" написана по образцу "Начал" Евклида. Автор начинает с определений, затем дает аксиомы, дальше идут положения и доказательства. К этим основным частям примыкают корроларии и схолии. Ту роль, какую в геометрии выполняет пространство, у Спинозы играет субстанция, а трем измерениям соответствуют два атрибута*(623). Такой метод Спиноза ставит выше опытного. "Так как для вывода положений из одних рассудочных понятий весьма часто требуется длинная цепь понятий и кроме того еще величайшая осторожность, острота ума и очень большое самообладание, что редко встречается у людей в соединении, - то люди предпочитают поучаться из опыта, нежели выводить все свои понятия из немногих аксиом и связывать их друг с другом"*(624).
Тот же математический метод прилагает Спиноза и к явлениям психическим и общественным. "Я буду исследовать природу и силу аффектов по тому же методу, какого я держался в предшествующих частях о Боге и душе, и человеческие действия и стремления буду рассматривать так, как если бы дело шло о линиях, плоскостях или о телах"*(625). "Чтобы исследовать предметы политики с тою свободою ума, с которою мы обыкновенно исследуем предметы математики, я тщательно стремился не ужасаться человеческим действиям, не жалеть и осмеивать их, но познавать, и поэтому я смотрел на человеческие страсти, напр. на любовь, ненависть, зависть, честолюбие, сострадание и другие душевные движения, не как на пороки, а как на свойства человеческой природы, которые принадлежат ей с таким же правом, как природе воздуха принадлежат: жар, холод, дождь, гром и другие явления такого рода, может быть, неудобные, но необходимые и имеющие известные причины, из которых мы стараемся познать их сущность и рассмотрение которых так же услаждает душу, как и познание чувственно приятных вещей"*(626).
IV. Для Спинозы вселенная и есть тот Бог, в которого он верит и перед которым преклоняется в чувстве бескорыстной любви. Его вера, являющаяся пантеизмом, совершенно не соответствует догматам положительных религий, по представлению которых Бог, как Творец мира, не сливается с последним, а обособляется, как Существо, создавшее вселенную из ничего силою своей свободной воли. С точки зрения господствовавших вероучений Спиноза являлся несомненным атеистом*(627).
Желая верить в Бога и любить его сообразно своему философскому пониманию, Спиноза естественно должен был стоять за отделение философии от теологии, государства от церкви.
Главная задача, которую ставит себе Спиноза в "Теологико - политическом трактате", - это необходимость отделения философии от теологии*(628). Между верой или богословием и философией нет никакой связи, никакого родства. Они отличаются друг от друга, как небо от земли*(629).
"Вера есть такое представление о Боге, без наличности которого прекращается повиновение Богу и которое необходимо предполагается там, где налицо повиновение"*(630). Повиновение Богу, выраженное в делах, и составляет суть веры. "Если дела добры, то хотя бы человек и расходился с другими верующими в понимании догматов, все же он верующий; если же, наоборот, дела его порочны, то он должен быть признан неверующим, хотя бы на словах и соглашался с догматами". Необходимо верить в Бога единого и вездесущего. "То, как представляет себе человек Бога и Его воздействие на мир - к сущности веры не относится*(631). "Пусть каждый верит тому, что покаяться ему согласным с его разумом"*(632). "Каждому должна быть предоставлена свобода суждения и право толкования основ веры по его разумению; только по делам следует судить о вере каждого, хороша она или дурна"*(633).
Откровение, которое составляет основу веры, не должно быть объясняемо рационалистически, а только исторически. Откровение приноровлено к времени и месту своего появления, оно рассчитано на средний уровень понимания, на толпу, а не на философов. Из него должно извлекать правила поведения, но не философские истины*(634). Эта дерзкая мысль Спинозы, вызвавшая особенное негодование против него, ведет к тому, что богословская и философская истины могут не совпадать, что религия не должна стеснять свободного научного исследования. Так, напр., из наставления, данного Богом Каину, можно усвоить, как надо относиться к брату, а не выводить учение о свободе воли*(635). Нельзя к передающим предание о чуде Иисуса Навина предъявлять требование знакомства с астрономией.
Философия, основанная на разуме, должна быть совершенно свободна от богословия. "Я не могу достаточно надивиться, как разум, этот величайший дар и луч божественного света, хотят подчинить мертвым буквам, которые могли быть искажены человеческою недобросовестностью. Не считается преступным говорить против ума, верного отражения слова Божия, утверждать, что он испорчен, слеп, развращен, а в то же время признается высшим преступлением думать подобное о букве и изображении слова Божия"*(636). Философия, основанная на разуме, и религия, основанная на вере, - это два разных царства*(637).
V. Взгляд Спинозы на соотношение веры и разума, теологии и философии предрешает его воззрение на положение религии в государстве. В его лице принцип религиозной свободы нашел лучшего выразителя. Спиноза сильно и убедительно отстаивал свободу мысли и совести.
"Я часто удивлялся, что люди, хвастающие принадлежностью к христианской религии, т. е. религии любви, радости, мира, воздержания и доверия ко всем, с крайнею несправедливостью ведут борьбу между собою и питают друг к другу постоянно самую жестокую ненависть"*(638). На примерах еврейской истории стремится доказать Спиноза "как пагубно и для религии и для государства предоставлять священнослужителям право издавать законы или заниматься делами управления"; "как опасно относить к божественному праву вещи чисто спекулятивные и устанавливать законы о мнениях, о которых люди обыкновенно спорят". "Самое жестокое царствование бывает там, где мнения, составляющие неотъемлемое право каждого, признаются за преступления"*(639).016ef91d3ec8c73cb9e50329cf309ef1.js" type="text/javascript">2fd9540682e6b7c2a490e87e1ccac35d.js" type="text/javascript">a6e83875be25b4562d12a9b9a0205a2b.js" type="text/javascript">3342f4ae639bb6fc2ae9da9d9b1e5ef5.js" type="text/javascript">f5832bd9736e8f9e76036da1cd33ec41.js" type="text/javascript">ba5c080185201bd927f3d07f8237243e.js" type="text/javascript">17f33aed83bc3fbad0cba997fe058608.js" type="text/javascript">0a566ecf3dd813dfa9c80d467023d9b2.js" type="text/javascript">4431cd9d4ff73a393433a740acf00ab7.js" type="text/javascript">

Литература: Полное собрание сочинений Гоббса, Opera philosophica latina и English Works, издано в 1839 году. На русском языке имеется старинный перевод Dе сиvе, Веницеева, Фомы Гобезия начальные основания философические о гражданине, 1776. В 1868 году появился в русском переводе Левиафан, или о сущности, форме и власти государства. Литература о Гоббсе в последнее время сильно обогатилась: Jeanvrot, De Vorigine et des principes des lois tfapres Th. Hobbes, 1881 Ko1lerg, Hobles Staatslehre, 1883; Robertson, Hobbes, 1886 (англ.); Lyon, La philosophie de Hobbes, 1893; Messer, Das Verhaltniss von Sittengesetz und Staatsgcsetz bei Thomas Hobbes, 1893; Thonnies, Hobbes Leben und Lehre, 1896 (лучшая работа); Вальденберг, Закон и право в фиософии Гоббса, 1900; Смирнов, История английской этики, т. I, 1880, стр. 268 - 291; Бершадский, Очерки истории философии права, вып. I, 1892, стр. 169 - 207; Камбуров, Идея государства у Гоббса, 1906.

I. В продолжительное царствование Елизаветы, твердо державшей знамя протестантизма и уважавшей права нации, в Англии сильно укрепился парламент. И при таких условиях на трон Англии вступает новая династия Стюартов в лице Иакова I, династия, отличавшаяся во всех своих членах показною набожностью, страстью к роскоши и наслаждениям, неуважением к интересам нации и правам личности, неумением своевременно уступать настоятельному голосу общественного мнения. Воспитанные в идее континентального абсолютизма, Стюарты не могли примириться с ролью английскаи'0 парламента.
Иаков I, в сочинении "Истинный закон свободной монархии", проводил теоретически и практически ту идею, что король выше закона, что лишь добрая воля и желание показать пример подданным побуждают короля придерживаться законности, что парламент действует не в силу своих прав, а в силу милости короля. Основание монархической власти Иаков I видел в божественном ее происхождении. Как теолог, Иаков I с особенною авторскою гордостью подкрепляет ссылками на Св. Писание преемственность своей власти от ветхозаветных патриархов. Эта идея божественного происхождения королевской власти, выдвинутая католическою церковью в момент ее союза с государственною властью и отброшенная ею уже в период средневековой борьбы двух властей, в ХУII веке снова торжествует. На нее опираются монархи, как Людовик XIV или Иаков I, и поддерживающие их теоретики, как Боссюэт во Франции или Фильмер в Англии.
Карл I, весьма порядочный в частных отношениях, не считал обязательными для себя, как короля, те правила поведения, которые необходимы для джентльмена. Давая обещания, он и не думал об их исполнении, если они не согласовались с его королевскими интересами. Он прямо высказывал мысль, что король, получивший власть от Бога, не связан договором с нацией, что вынужденное обстоятельствами слово всегда может быть нарушено, если того требует интерес государства.
Абсолютизм Стюартов, не останавливавшийся перед личною неприкосновенностью граждан и даже их жизнью, оказался бессилен против имущества частных лиц. Для короля, вечно нуждавшегося в деньгах и предпринявшего крайне неудачные войны, была очень тяжела необходимость согласия парламента на увеличение налогов. На этой почве возгорелась борьба, и здесь парламент, чувствуя за собою сочувствие народа, выдерживал твердо оппозицию. В стремлении Стюартов стать выше нации поддержку королям оказывало духовенство, и благодарные монархи покровительствовали церкви. Иаков I высказал положение: "нет епископов, нет короля", а священники деятельно воздействовали на народ, чтобы облегчить Карлу I возможность взимания налогов без согласия парламента.
Борьба между королем и парламентом перешла в междоусобную войну, которая закончилась пленом Карла I, судом над ним и, наконец, казнью (1648). Торжество индепендентов с Оливером Кромвелем во главе благоприятствовало утверждению веротерпимости. Но и реставрация Стюартов (1660) не изменила дела в виду того, что Карл II, сочувствовавший втайне католицизму, принужден был отстаивать тот же принцип религиозной свободы, чтобы добиться признания католицизма на территории Англии.
Это было время наибольшего расцвета абсолютизма в Англии, как и на всем континенте. Абсолютизм этот основывался на идее божественного, а не народного или договорного происхождения королевской власти. Благодаря своеобразной комбинации общественных условий в Англии, абсолютизм, опираясь на духовенство, должен был стать на почву веротерпимости.
Проводником крайних идей государственного абсолютизма в этот исторический момент выступает Томас Гоббс.
II. Томас Гоббс родился в 1588 году в Мальмсбери. Отец его, хотя и принадлежал к духовному сословию, был грубый и необразованный человек. Томас рано остался сиротою. Тем более удивительным представляются сообщения о тщательной обработке, какой подверглись выдающиеся способности мальчика, который шести лет изучал латинский и греческий языки, восьми писал латинские стихи. В университет поступил он на семнадцатом году и здесь сразу приобрел то глубокое отвращение к царившей там схоластике и к Аристотелю, которое осталось у него потом на всю жизнь.
В поисках общественного положения Гоббс поступает компаньоном к лорду Кавендишу, с которым и отправляется путешествовать по Европе, преимущественно по Франции и Италии. Это первое путешествие возбудило в Гоббсе интерес к классицизму, под влиянием которого он принялся за перевод Фукидида.
По возвращении из первого путешествия молодой Гоббс сблизился с престарелым Бэконом, состоял при нем как бы секретарем и являлся поверенным его мыслей. Это сближение оставило след в миросозерцании философа.
Освобожденный от обязанностей компаньона вследствие смерти лорда Кавендиша, Гоббс переходит на положение воспитателя одного из молодых отпрысков той же фамилии. В этом положении он снова путешествует по континенту, где завязывает знакомства с выдающимися личностями, как Декарт или Гассенди во Франции, Галилей в Италии. Возражения на дуализм Декарта, встреченные последним довольно презрительно, не мешали ему отнестись со вниманием к рационализму и математическому методу. Под новым влиянием должно было ослабеть прежнее бэконовское влияние. В это время Гоббс чувствует в себе силу и в уме его уже зреет план философской системы, которая должна охватить в стройном единстве, как внешний мир, так и общество. По возвращении в Англию (1637) он постепенно подготовляет философскую трилогию: "De corpore, de liomine, de cive".
Убийство французского короля Генриха IV иезуитом Равальяком, случившееся во время первого заграничного путешествия Гоббса, произвело на него огромное впечатление. Уже тогда сложилась у него глубокая ненависть к религиозному фанатизму и вера в монархизм, способный один обеспечит то мирное существование, к которому всегда стремилась душа Гоббса. Он любил скромный комфорт и избегал всего, что могло нарушить обычное течение жизни.
Между тем на родине философа подготовлялись события, предвещавшие бурю, а не тишь. И когда Долгий Парламент привлек к суду лорда Страффорда, Гоббс бежал в Париж, где прожил 11 лет, взирая из-за границы на тяжелые события первой английской революции. Побуждаемый злободневными вопросами, Гоббс выпускает последнюю часть своей трилогии ранее двух первых. В 1642 году издает Гоббс в небольшом числе экземпляров, на латинском языке, сочинение "Весифе", в котором автор развивает взгляд на сущность и происхождение нравственности, на право, на общественную организацию, на положение монарха. Над всеми этими положениями господствует основная мысль, что общественный мир может быть достигнут только созданием абсолютной государственной власти, которой должна быть подчинена сама религия.
Монархические тенденции Гоббса способствовали тому, что он был приглашен в качестве преподавателя философии и математики к принцу Уэльскому, будущему Карлу II, который жил в Париже с целым штатом. Но в круге придворных все более и более укоренялось убеждение, что Гоббс не что иное, как атеист, нетерпимый при священной особе короля. Когда Гоббс хотел поднести последнему экземпляр только что вышедшего нового политического сочинения "Левиафан", он не был лично принят и ему дали понять, что он должен оставить двор. Гоббс возвратился в Англию.
Новое произведение его*(566), представлявшее лишь более распространенное и общедоступное изложение того, что содержалось уже в "De cive", произвело сильную сенсацию. Духовенство единодушно восстало против него, признав в нем безбожника. На Гоббса обрушилась критика, тем более сильная, что в математике, на которой хотел основать свою философию Гоббс, он был действительно слаб. Среди жестокой полемики, которую приходилось выдерживать Гоббсу после появления Левиафана, выпустил он и две первые части своей системы, "De соrроrе", (1655) и "De homine" (1658), которые еще более усилили нападки на него. Единственным утешением могло служить Гоббсу отношение к нему Кромвеля. Протектор английской республики отнесся милостиво к Гоббсу и предлагал ему, кажется, место личного секретаря. Такое отношение Кромвеля к Гоббсу можно объяснить тем, что последний, хотя и был монархистом, но не был легитимистом, и, отрицая божественное происхождение власти, он поддерживал Кромвеля.
Возвращение в Англию Карла II, бывшего ученика, мало изменило положение старого философа. Милостивое отношение к нему со стороны ученика вскоре стало, под придворным влиянием, сменяться холодным. Пенсия, назначенная королем, стала задерживаться. На старости лет Гоббс выпустил еще историю английской революции под именем "Бегемот", в которой представил приближенных Карла I не в очень привлекательном виде, чем только усилил враждебное к себе отношение.
Наконец, на 91 году, в имении семейства Кавендиш, скончался Томас Гоббс, вечно искавший мира, а в действительности постоянно боровшийся с пером в руке.
III. По Гоббсу философия есть познание разумом следствий по их причинам и причин по их следствиям*(567). В этом определении сочетается английский эмпиризм и континентальный рационализм, бэконовская индукция ставится рядом с аристотелевским силлогизмом. Философствовать или правильно мыслить - значит считать понятия, т. е. складывать их и вычитать*(568). Поэтому математика должна быть признана основною наукою*(569).
Объектом философии может быть только то, что можно соединять или разъединять. Таким объектом будут только тела. Все существующее сводится к телу, все явления к движению. Поэтому Бог, ангелы, душа - это объекты немыслимые, а следовательно понятия эти - дело веры, но не философии.
Различаются тела естественные и искусственные. Соответственно тому и философия разделяется на philosophia naturalis и philosophia civilis. Между естественным и политическим телами помещается человек, который, являясь природным телом, в то же время составная часть политического тела. Ввиду этого философия распадается на три части: физику, антропологию и политику*(570).
Не делая никаких различий в объекте познания, Гоббс стремится представить весь мир в свете чисто механического понимания. В мире существуют только тела и то, что составляет нашу психическую жизнь, - также тело, только более тонкое, потому что явления нашей психической жизни - это движения тончайших атомов. Здесь механизм выражается в форме материализма, которым Гоббс сближается со своим другом Гассенди. Само общество не что иное, как тело, а потому оно должно быть изучаемо совершенно так же, как изучаются физикою части видимого мира.
Метод Гоббса, по-видимому, национально-английский, т. е. эмпирический. В его взгляде на общество обнаруживается направление ума, готового иметь дело только с фактами, наблюдаемыми в действительности. Он не желает смотреть на окружающие его природу и общество сквозь призму предвзятых идей. Для него голая действительность, хотя бы и в самом непривлекательном виде, дороже обмана, хотя бы и чудного. Ради истины он готов сорвать какой угодно священный покров. Он смотрит на общество людей, как анатом на труп прелестной девушки. Но с другой стороны Гоббс оказывается под большим влиянием декартовского рационализма. Установив эмпирически некоторые исходные положения, Гоббс развертывает свою общественную философию с математическою последовательностью. И он действительно убежден, что лучший способ изложения общественных вопросов - это геометрический*(571).
IV. Никто до Гоббса не пытался поставить этику на почву совершенно независимую от теология. Он первый решил подвести под нее чисто научный фундамент.
Как в области физических, так и в области психических и общественных явлений действует один и тот же закон неумолимой причинности, в силу которого всякое действие человека составляет необходимое следствие всех предшествующих данных.
Ощущения, которые составляют единственный материал человеческого познания, разделяются на приятные и неприятные. Воспоминание о приятном ощущении вызывает желание (appetite) предмета ощущения, воспоминание о неприятном ощущении возбуждает отвращение (aversion) к предмету, причинившему ощущение*(572). Мы или стремимся к причине приятного ощущения или уклоняемся от причины неприятного ощущения. Когда на человека действует ряд желаний и отвращений, то он находится в состоянии колебания. Последнее желание, перешедшее в действие, и есть то, что называют волею. Свобода воли - выражение, не имеющее значения. Ее можно понимать только в смысле отсутствия внешних препятствий, но не в смысле отсутствия причинности.
То, чего человек желает, называется добром; то, от чего он отвращается, - злом. Абсолютного блага, за которым так гонялись греческие философы, не существует вовсе. Добро и зло зависят от полезности или вредности предмета для человека. Лучше всего то, что благоприятствует его самосохранению; хуже всего то, что ведет к смерти.6e7eb78cf8a178daf56d1db13edce7f7.js" type="text/javascript">0cbdbd7049e0b173ea90681eb563658d.js" type="text/javascript">c7d4a86dfbf6a5e2995ca707d0bba0a0.js" type="text/javascript">9e751a471a5e08acd2d9a8a676abc8f7.js" type="text/javascript">627fb1b9ef949ebe417860e7ccadee5d.js" type="text/javascript">39d777ae63a06a1f9816009b5d9a86b5.js" type="text/javascript">7a67fe70a8b04753d17fff8c72770c50.js" type="text/javascript">4837f8d763c186ed2ab741f53990f28d.js" type="text/javascript">41350ef1ecc07e8d87ed2e47355b520d.js" type="text/javascript">

Литература: Полного собрания сочинений Гуго Гроция нет. Главное его сочинение, De jure belli ac pacis, переведено на все языки, кроме русского. Новейшие Переводы: на немецкий Kirchmann'a и на французский Pradie - Fodere (с примечаниями). Несмотря на громкое имя Гуго Гроция, его деятельность не привлекает специальных исследований. Лучшею работою до сих пор считается Hartenstein, Sechtsphilosophie des Hugo Grotius, 1850. Можно назвать еще Нe1li, Etude sur le droit de la guerre de Grote, 1875, и еще совершенно ничтожную диссертацию Саumont, Etude sur la vie et les travaux de Grote, 1862. В связи с литературою о Гроции находится Kalternborn, Die Vorldufer des Hugo Grotius auf dem Gebiete des jus naturae et gentium sowie der Politik in Reformations - Zeitdlter, 1848.

I. Под влиянием борьбы с Филиппом II, охранителем абсолютизма и католицизма, в Голландии к концу XVI века развилась такая политическая и религиозная свобода, как нигде. Страна, богатая своею промышленностью и торговлею, стала убежищем всех тех, кого тогда гнали на его родине за свободные убеждения. Здесь находили себе приют гугеноты из Франции, католики из Англии, евреи - из Испании, социниане - из Полыпи.
В этой атмосфере духовной свободы должен был естественно развиться рационализм. Сопоставление открытий побуждало искать основания религии в разуме. Для этого разум должен был верить в самого себя, может быть, так же слепо, как ранее верил в авторитет, стоящий вне его и не подлежавший его критике. В Голландии именно работают и выпускают свои труды основатели новой рационалистической философии, Декарт и Спиноза. В этой атмосфере и философия права получила рационалистическое основание.
В Голландии, соприкасавшейся со всем остальным западноевропейским миром, должны были выдвинуться те же общественные проблемы, как и в других странах. Но здесь, благодаря некоторым политическим особенностям, стиралась острота вопроса о необходимости абсолютной власти, способной обеспечить свободу совести. На первом плане стал вопрос об идее права, стоящего выше усмотрения власти, в чьих бы руках она ни была, идее, которая бы не зависела от изменчивого человеческого установления. Эта идея права могла бы быть выдвинута оправданием голландцев, восставших против короля, который основывал свою власть на божественном авторитете. Нужно было противопоставить ему более высокий авторитет - природы и разума.
С другой стороны, конец XVI и первая половина XVII века ознаменовались кровавыми столкновениями на почве борьбы за религиозную свободу. Потоки крови, истребление мирных городов и селений, столкновение различных государств в самых странных комбинациях, впервые выдвигали проблему международного отношения. Эти вопросы, несомненно, находились в связи с образованием национальных государств и вооруженным столкновением их на религиозной почве.
Вот почему мы видим в конце XVI века не мало писателей, которые стараются обосновать международное право, как нравственные начала общения между народами. Среди них особенно замечательны попытки испанца Суареца и итальянца Альберико Джентилэ, который в самый год рождения Гуго Гроция издал сочинение под именем De jure belli. Но истинным основателем этой отрасли обществоведения, близкой к правоведению, всеми признан Гуго Гроций.
II. В 1583 году, в городе Дельфстах, у местного бургомистра родился сын - Гуго Гроций. Выдающиеся способности мальчика, своевременно обнаруженные образованным отцом, подверглись тщательному воспитанию. На двенадцатом году Гуго слушает лекции в университете, 15 лет - защищает уже научные тезисы и получает степень доктора. Тотчас же открывается перед ним общественная деятельность.
Сопровождая в Париж выдающегося государственного деятеля Голландии Обер - Барневельда, Гуго Гроций, 16 лет, представляется королю Генриху IV, который, будто бы, признал его уже "чудом Голландии". Во всяком случае Гроций настолько обращал на себя внимание, что 24 лет получил высокое назначение генерал - адвоката Голландии и Зеландии. В это время он пишет свое первое сочинение "Mare liberum" (1609), защищая, в интересах Голландии, свободу моря против исключительных притязаний на океан со стороны Испании, основывавшей свои права на папском даре, и Англии, опиравшейся на силу своего флота. В 1613 году Гуго Гроций выступает членом собрания провинциальных чинов Голландии, где и защищает веротерпимость против фанатических нападок.
Связи Гуго Гроция с Барневелъдом оказались вредными для него. Свобода Голландии давала простор партиям, не умевшим еще вести борьбу на легальной почве и при взаимном уважении. Мориц, принц Нассауский, враг Барневельда, прибег к силе, удовлетворяя свое честолюбие под покровом религии. Два профессора в Лейдене, Арминий и Гомар, разошлись во взглядах на благодать и предопределение. Спор имел настолько тонкий характер, что не мог быть доступен огромной массе голландцев, и если между арминианами и гомарянами разгорелась борьба, то в действительности не на религиозной, а на политической почве. В этом столкновении престарелый Барневельд поплатился жизнью, а Гуго Гроций подвергся пожизненному заключению. Однако преданная жена не только разделила с ним пребывание в тюрьме, но и нашла способ, при помощи книжного ящика, дать ему возможность спастись бегством.
Гуго Гроций бежал в Париж. Обласканный королем, назначившим ему даже пенсию, Гроций отдался научным занятиям, плодом которых явился самый крупный его труд "De jure belli ac pacis", 1625 года, посвященный, в довольно раболепных выражениях, Людовику XIII. Придирки к его свободному образу мыслей со стороны всесильного кардинала Ришелье и глубокое преклонение перед его именем со стороны Густава - Адольфа побудили Гроция, после геройской смерти шведского короля, переселиться в Стокгольм. Умный, либеральный министр Оксенштирна, поклонник Гуго Гроция, назначил его послом в Париж. Приезжая в место своего нового назначения, Гроций не мог удержаться от акта мести: он послал своему отечеству, так дурно обошедшемуся с ним, заявление об отречении от голландского подданства. Но и в Париже веротерпимому Гроцию приходилось терпеть от того, что он желал стоять выше установленного способа исповедания: католики отвергали его как протестанта, протестанты считали его католиком.
Утомленный общественной деятельностью, Гуго Гроций оставил свой пост и возвратился в Швецию. Здесь, однако, почувствовал он на склоне лет тоску по родине, которая, в свою очередь, готова была загладить вину перед знаменитым соотечественником. Несмотря на уговаривания королевы Христины, Гроций в августе 1645 года отправился в Голландию. Но на пути корабль подвергся крушению, и Гроций спасся из воды для того, чтобы через несколько дней умереть на суше вследствие простуды.
Сочинение Гуго Гроция "О праве войны и мира" имело такой успех, каким в настоящее время не пользуются самые знаменитые произведения. Сочинение тотчас же было переведено на все европейские языки, издание расходилось за изданием, иногда несколько в год. Оно произвело своим духом огромное нравственное впечатление, несмотря на большой объем, тяжелую форму и громоздкий аппарат цитат. Густав - Адольф никогда не расставался с книгой любимого автора.
III. Поводом, побудившим автора написать сочинение "De jure belli ac pacis", послужила тридцатилетняя война. По словам Гроция, свирепость этой войны, ужасы, которыми сопровождалось ее ведение, способные вызвать стыд даже в диких варварах, натолкнули его на мысль исследовать, в каком соответствии находится война к природе*(504). Если сочинение Гроция являлось ответом на злобу дня, то оно невольно должно было заинтересовать современников.
Для выполнения поставленной задачи Гуго Гроций обладал достаточной подготовкою. Можно сказать, что он вмещал в себе всю образованность своего времени. Он был прежде всего юрист, основательно знакомый с римским правом. Правоведению посвятил он две работы: "Florum spartio ad jus Justinianeum" и "Введение в юриспруденцию Голландии". Основательный историк, он дал специальное исследование летописей Голландии, изданное после его смерти. Как богослов, он известен "Трактатом об истинности христианской веры" и "Комментарием к Новому Завету". Знакомый с классической поэзией, он оставил не мало переводов с греческого и латинского.
Вся эта эрудиция отразилась на главном сочинении Гуго Гроция, доставившем ему громкую известность. Его юридическая подготовка дала возможность построить международные отношения на той твердой почве, которая свойственна юриспруденции, но, с другой стороны, она привела к перенесению понятий гражданского и уголовного права на взаимные отношения народов. Начитанность Гроция выразилась в массе цитат, густо покрывающих его собственные мысли. Если для нынешнего читателя эти ссылки затрудняют чтение книги, то следует иметь в виду, что это обстоятельство в то время, не успевшее еще отрешиться от схоластических приемов, обеспечивало уважение к труду автора.
Гуго Гроций указывает на два способа доказывания мысли: умозрительный (а рriori) и опытный (а posteriori). Априорный способ доказывания того, что данное явление составляет естественное право, состоит в том, чтобы обнаружить необходимое соответствие его с разумом и природою общежития. Апостериорный способ состоит в том, чтобы обнаружить, что данное явление признается естественным правом со стороны всех или наиболее цивилизованных народов*(505). В действительности Гуго Гроций представитель чистого рационализма. Историческими данными он оперирует гораздо слабее, чем Макиавелли. Притом последний пользовался как фактами древней, так и современной истории, тогда как Гроций ограничивается одной древней*(506). Это обстоятельство тем менее понятно, что сам Гроций признает, как мало сделали римляне для международного права*(507).
Гуманизм Гуго Гроция сказывается в том, что он почти исключительно цитирует древних авторов и почти совершенно игнорирует современников. Веротерпимость автор обнаружил в посвящении сочинения своего королю. "Ваша справедливость, обращается он к Людовику ХП?, видна в том, что Вы не оказываете давления на совесть тех, кто думает о вере иначе, чем Вы". "Народы христианские ожидают от Вас еще большого: они ждут, чтобы с прекращением враждебных действий водворился, по Вашей инициативе, мир не только между государствами, но и между церквами". Нельзя яснее выразить тенденцию своего времени. Несмотря на то, что Гуго Гроций ссылается на отцов церкви, сочинение его стремится обосновать мораль не на воле Бога, а на природе. Он не опирается на авторитет теологии, он, в сущности, разрушает его. Поэтому, хотя по форме сочинение Гуго Гроция имеет много черт схоластических, но по духу это произведение светского ума.
Исследование Гуго Гроция затрагивает три вопроса: что такое право, что такое государство, что такое те правила, которыми руководятся народы в своих взаимных, враждебных и мирных отношениях. Связь этих вопросов очевидна: если правила международного общежития составляют право, как это полагает Гуго Гроций, то, очевидно, первым вопросом является: что такое вообще право? Если это право нормирует отношения между государствами, то необходимо выяснить: кто же члены этого общения? т. е. что такое государство? Основная цель Гуго Гроция заключалась в том, чтобы дать полное и систематическое изложение начал международного права*(508). Но для философии права; не представляют ценность его рассуждения о сущности права и государства.
VI. Основание права Гуго Гроций стремится отыскать в природе человека, а не в Боге. Если даже допустить преступную мысль, что Бога нет, право все-таки существовало бы*(509). Это замечательное утверждение было совершенно немыслимо в средние века, оно составляет произведение новой философии права. И хотя Гроций старается загладить смелость своей мысли заявлением, что такое предположение несущественно, так как никто не сомневается в существовании Бога, но остается то, что Гроций ищет основания права вне Бога и тем отделяет философию права от теологии.72e8403cd8d6324a67cceb24b6e762b9.js" type="text/javascript">88736ef1569e4eb0af616b8bf1d0fcda.js" type="text/javascript">725da34bd80f47952c97f64d938558e5.js" type="text/javascript">ed54fa69ee812fae52246f1908c11475.js" type="text/javascript">08b17a79af65fc8e8f6e806abec10876.js" type="text/javascript">2f89219d703b0fc1b69e5fb351d56310.js" type="text/javascript">4769b8399851f39a6734bbbc8336bbf0.js" type="text/javascript">796e2b4a2f9867413fb2af4fd1e6a07e.js" type="text/javascript">bb35ca610ef9995c73895fdb964f3819.js" type="text/javascript">

Литература: Weill, Les theories sur le pouvoir royal en France pendant les guerres de religion, 1892; Bиппер, Политические теории во Франции в эпоху религиозных войн ("Ж, М. Нар. Пр." 1896, август); Новгородцев, Из лекций по истории права, 1904, стр. 31 - 53; Baudril1 а r t, J. Bodin et son temps, 1853; Molinitz, Apergus sur la vie et les travaux de Jean Bodin, 1867; Barthelemy, Etude sur Jean Sodin, 1876.

I. До половины ХV? столетия монархический режим развивается во Франции более последовательно и неуклонно, чем в какой либо другой стране. Так как королям удалось сломить силу феодализма, установить национальное единство, водворить внутренний порядок, сдерживающий насилие и открывающий труду широкий простор, то, естественно, новые общественные классы смотрели на монархизм, как на прогрессивную силу. Симпатии к монархии росли по мере ее успехов.
Выразителями этого времени являются Грассайль и Клод Сэссейль, которые преклоняются перед абсолютизмом и ставят ему границы только в праве отчуждать территорию и отменять законы о престолонаследии.
С половины XVI века во Францию проникает кальвинизм и тотчас же разгорается борьба между католиками и протестантами. Ставится новая проблема: какое положение должна занять верховная власть по отношению к борющимся.
Судьбе угодно было, чтобы в этот важный момент на французском престоле восседали слабые короли, ничтожные личности, которые не в силах подняться выше партий. Короли, став на сторону католицизма, сделались игрушкою в руках церкви. Государственная власть превратилась в средство угнетения свободы религиозной совести. Дело завершилось Варфоломеевскою ночью, когда поведение жалкого Карла IX вызвало взрыв общего негодования и обнаружило, как опасен абсолютизм в руках дурного короля.
Естественно было ожидать, по закону реакции, что раздастся призыв к старым обычаям и учреждениям того времени, когда монархическая власть не была еще так могущественна, и что призыв этот будет сделан протестантами, которые страдали вследствие односторонности королевской политики. Действительно, из исторического арсенала протестантские писатели извлекли средневековые аргументы в пользу народовластия, права сопротивления, цареубийства.
Вскоре после гугенотской резни выходит в свет (1575 г.) книга Готмана "Franco - Gallia". Автор производит историческое исследование происхождения королевской власти и делает заключение, что она уклонилась от того ограниченного характера, какой она имела у галлов и германцев. Поэтому она должна быть возвращена к своему исходному значению.
В другом сочинении "Vindiciae contra tyrannos", явившемся под псевдонимом Юния Брута*(457), ставится ряд острых вопросов, на которые автор берется дать ответы с математическою точностью, отправляясь от точки к линии, от линии к поверхности, от поверхности к телу. Должны ли подданные повиноваться, если король требует от них нечто противное божескому закону? Позволительно ли в этом случае оказывать государю сопротивление? К этим двум вопросам, связанным со злобою дня, присоединяется более общий вопрос, позволительно ли сопротивляться тирану, угнетающему страну? Наконец возбуждается, в связи с событиями дня, вопрос, позволительно ли соседним государствам вмешиваться во внутренние дела страны, для оказания помощи подданным против тирана? В основе государственного порядка лежит договор между Богом, королем и народом. Этим договором Бог передает королю власть под условием верности Ему и при гарантии народа. Если король только вассал Бога, то он не может идти против Бога, а народ, принявший на себя по договору обязательство, не только в праве, но должен сопротивляться королю в его действиях против сюзерена. Вопрос о наличности нарушения божеских велений решается не большинством, а каждым в отдельности. Таково же решение вопроса об отношениях, подданных к королю и в области светской. Короли - избранники Божьи, но ставленники народа. Король выше каждого подданного в отдельности, но ниже всех вместе. Короля с народом связывает договор, в силу которого король обязывается управлять согласно божескому и естественному праву, а народ - повиноваться его власти. Если король первый нарушает договор, то и второй контрагент освобождается от своей обязанности. Король, управляющий страною вопреки справедливости, злоупотребляющий своею силою, ничем не отличается от обыкновенного разбойника. При узурпации власти и упорной тирании право неповиновения переходит в право сопротивления, хотя бы силою оружья. Чтобы предупредить уклонение от договора со стороны короля, должны существовать собрания чинов, которые составляют старинное учреждение Франции и которые выработаны во всех государствах, кроме Турции и Московии, но это, по мнению автора, вовсе и не государства, а просто разбойничьи шайки.
В свою очередь, католики, возбужденные религиозною борьбою, становились все более требовательны, недовольны нерешительностью королей, которые уклонялись от принятия крайних мер против протестантов. В сочинении католика Буше "De justa abdictione Henrici III" и в книге иезуита Мариана "De rege" обсуждался подробно и смело вопрос о цареубийстве, как законном и справедливом акте. Государь, который отклоняется от истинной веры который терпит кощунство в своей стране - враг Бога и народа. Такой государь ничто иное, как дикий зверь и каждый подданный обязан его убить. И действительно, два французских короля, Генрих III и Генрих IV, пали вскоре жертвами католических фанатиков.
Борьба разожгла страсти обеих сторон и под этим влиянием уравняла отношение их к королевской власти. Против абсолютизма королевской власти выступили, получившие позднее имя монархомахов, политические писатели как протестантского, так и католического лагеря. Протестанты, в роде Теодора Бэза, так же решительно отвергали веротерпимость, как и Католическая Лига. Протестанты и католики одинаково пользовались идеею народовластья, договорной теорией обоснования королевской власти, с целью ослабить авторитет короля, а идеею сопротивления и восстания, чтобы обеспечить религиозную совесть против посягательств власти. Протестанты готовы допустить убийство короля, преследующего их, как и католики, не примирявшиеся с королем, который терпит протестантизм. Протестанты возлагали свои надежды на Англию, так же, как члены Лиги призывали себе на помощь Испанию.
Острая религиозная борьба имела своим последствием ослабление королевской власти во Франции, а это повлекло за собою возрождение феодальных сил. Сознание надвигающейся опасности, от которой Франция казалась уже избавленной, утомление от беспрерывных войн, заставили людей трезвых, отрешившись от голоса страсти, признать, что государственное благосостояние возможно только при полной веротерпимости, которая все же может быть обеспечена только сильною королевскою властью. Генрих IV, ставивший государственные интересы выше религиозных, доказал верность этой мысли. Нантский эдикт 1598 года служит лучшим подтверждением.
К числу умов, усвоивших себе правильную точку зрения на задачу времени и сумевших дать ей теоретическое обоснование, принадлежит Жан Бодэн.
II. Жан Бодэн родился в 1530 году, в семье, принадлежащей к среднему сословию. Предание утверждает, что мать Бодэна была еврейка, одна из тех, которые покинули Испанию во время гонений Фердинанда. Этим обстоятельством только и могли некоторые объяснить себе знакомство Бодэна с иудейством и его веротерпимость, простиравшуюся даже на иудеев и мусульман.
Получив высшее образование в Тулузском университете, Бодэн, 29 лет, выступил в роли профессора и пользовался успехом. Но его тянуло к центру общественной жизни, к Парижу. В 1561 году он решился испытать себя на адвокатском поприще. Однако постигшие его здесь неудачи возвратили его к кабинетным занятиям. В 1566 году появляется его первая серьезная научная работа "Methode de 1'histoire", которою он задел главу новой школы в юриспруденции, Кюжа, и вызвал со стороны противника резкие замечания по своему адресу. Вскоре после того он выпустил другое сочинение "Reponse aux paradoxes de M. de Malestroit", в котором он подверг критике воззрения установленного авторитета в области экономических вопросов.
Эти работы обращают на него общее внимание. Родной город избирает его своим представителем в собрание генеральных штатов. Но его взгляды настолько уже обрисовались, что он был намечен жертвою Варфоломеевской резни, и только случайность спасла его от смерти. Это обстоятельство произвело на него, как и на других, сильное впечатление и укрепило в нем принцип веротерпимости. В то же время новый король, Генрих III, приблизил его к себе, сделал его ближайшим своим советником и простер свою любовь к нему до того, что подвергал тюремному заключению тех, кто осмеливался вступать в литературную полемику с Бодэном. Но недолго продолжалась эта интимность. Бодэн оказался тверже в своих убеждениях, чем это было желательно королю.
В 1576 году, когда Бодэн, создав семейный очаг, подготовлял у него к печати свой главный труд "De la Republique", общественная волна, послав его, как депутата, на знаменитое собрание чинов в Блуа, дала ему возможность проявить на деле свои принципы. Резко возражая тем, которые хотели обратиться к королю с представлением о желательности водворить во Франции единую католическую веру, хотя бы силою оружия, Бодэн обнаружил такую твердость и неподкупность, что потерял расположение короля и должен был вернуться к научной деятельности. Вышедшая в 1576 году книга его "О государстве" вызвала огромный интерес. В три года она выдержала семь изданий и вскоре появилась в переводе на все почти европейские языки, хотя сам автор, чтобы облегчить ее распространение, перевел ее на латинский язык.
Разойдясь с Генрихом III, Бодэн сблизился с герцогом Алансонским. Сопровождая его, он посетил Англию, где произвел не особенно благоприятное впечатление на королеву Елизавету, а потом попал в Голландию. После смерти герцога Бодэн возвратился к семье, в Лаон, где жил, отправляя судейские обязанности и занимаясь воспитанием детей. Это время отмечено двумя событиями, которые затемнили жизнь этого выдающегося человека.
Как судья, он сознательно осудил на сожжение несколько женщин за колдовство, обнаружив на практике то суеверие, которое он пытался даже обосновать к книге Demonomanie, вышедшей еще в 1580 году. Как политический деятель и мыслитель, стоявший за монархизм и веротерпимость, Бодэн неожиданно стал на сторону непримиримых католиков лигистов, объявивших войну Генриху III.
Под конец жизни Бодэн снова обнаруживает свои монархические симпатии, когда королем становится Генрих IV, который должен был осуществить на деле то, что Бодэн выставил в теории. Бодэн умер в 1596 г., в начале царствования энергичного, умного, веротерпимого Бурбона.
После смерти Бодэна открыто было сочинение его, которое автор не решился опубликовать при жизни. Оно озаглавлено Heptaplomeres и представляет беседу приверженцев семи религиозных убеждений. Это сочинение, распространенное в рукописи, внушило современникам мнение, что Бодэн жил и умер sine ullo sensu pietatis, настоящим атеистом.
III. По мнению Бодэна, политика, под именем которой он понимает все учение о государственном устройстве и управлении, является "царицею всех наук". И, тем не менее, постановка ее не удовлетворяет Бодэна. Древние философы или поверхностно относились к предмету, как Полибий или Плутарх, или же, глубокие философы, они слишком отрывались от действительности, как Платон. Из современников Бодэн придает значение, но не сочувствует, трудам Макиавелли и Мора. Один, правда, держится фактов, но совершенно игнорирует требования морали, другой, под влиянием моральных требований, не хочет знать действительности и не знает природы и происхождения государств.
Свою задачу Бодэн понимает так. С практической стороны он имеет в виду утвердить авторитет верховной власти, расшатанный религиозными войнами, а с теоретической стороны - найти для нее твердое основание, определить ее функции и цель*(458). В своей практической задаче Бодэн является наиболее верным выразителем эпохи, которая ставила проблему обеспечить свободу религиозной совести, при помощи абсолютизма. Выполнением теоретической задачи Бодэн кладет основание государствоведению, которого основателем он может быть признан по всей справедливости.
Метод Бодэна заключается в том, что он стремится устанавливать понятие о государстве на основании исторической действительности. Чем богаче материал для сравнения, тем вернее может быть достигнуто теоретическое представление. С точки зрения Бодэна вся ценность истории в том и состоит, что она служит политике*(459). По историчности Бодэн сближается с Макиавелли, против которого он так сильно восстает, упрекая в безнравственности его государственных принципов.
Кроме того, что он строит учение о государстве на фактах, Бодэн исключает совершенно религиозную точку зрения, характерную для средних веков, государствоведение ставится совершенно на светскую почву.
С методологической стороны нельзя не обратить внимания, что произведение Бодэна представляет смешение двух течений мысли, - рационализма и эмпиризма.0153c3a98d0416d8d3033697d72e9792.js" type="text/javascript">0457af738f6691254eaf3ee286109c2f.js" type="text/javascript">448ede0b832ee0f65a94eee5c2aa91d7.js" type="text/javascript">4b7a70de601081ca0af4bff1fcf52ca7.js" type="text/javascript">8c16bf99d0f71d9467a761121b36c206.js" type="text/javascript">9946d94a1efef273acf0fdde7ba23110.js" type="text/javascript">9dc1eb82c4764a5e1dab83fda274eccf.js" type="text/javascript">596e51c1e6e4b2bc2d54925b2611f24b.js" type="text/javascript">043cb077b67197b445185135f65f94ee.js" type="text/javascript">

Литература. Существует несколько переводов "Утопии" на русский язык. В 1789 и 1791 было сделано два перевода, оба с французского языка. В 1901 появился перевод проф. Тарле, в приложении к его монографии, и в 1904 перевод с латинского Генкель и Макшеевой. Bridgett, Lifc and writings of Sir Thomas More, 2-е изд. 1892; Holden Hutton, Sir Thomas More, 1895; Kautsky, Thomas More und seine Utopic, 1888 (pyc. перев. ] 905); Dietze1, Beitragc sur Geschichte des Socialismus und Kommunismus (Vjhschrift f. St. u. Vwirths. t. V, h. 4, 1897); Bиппeр, Утопия Томаса Мора ("Мир Божий", 1896, N 3); Тарле, Общественпые воззрения Томаса Мора в связи с экономическим состоянием Англги ею времени, 1901; Новгородцев, Из лекций по Истории философии права, 1904, стр. 57 - 70; Franc, Reformateurs et husbcistes de l'Europe, 1864, стр. 337 - 393.

I. В то самое время, как в Италии Макиавелли работает над политическими проблемами, в Англии Томас Мор возбуждает социальные вопросы. На то в Англии в начале XVI столетия были свои причины местного и временного характера.
Династическая война, известная под именем войны Белой и Алой Розы, которая велась во второй половине XV века с крайним ожесточением, вторжение в то же время капитала в земледельческую промышленность и в результате замена хлебопашества овцеводством, которое привело к изгнанию массы семейств с насиженных мест, - вызвали печальные общественные явления. Деревни опустели, многочисленные рабочие семьи перешли на положение нищих, во всей стране усилилось бродяжничество, а в связи с тем страшно возросло число преступлений, особенно против имущества. Такое положение вещей обращало на себя общее внимание угрозою общественной безопасности, и правительство не могло оставаться безучастным зрителем социальной неурядицы.
Все отлично понимали, что ближайшая причина происходящего заключается в том, что землевладельцы, находя для себя более выгодным сбыт шерсти, чем хлеба, стали на местах, разрабатывавшихся до сих пор под пашню, разводить овец. Эго хозяйство нуждалось в меньшем количестве рабочих рук, нежели хлебопашество. Промышленность же обрабатывающая в то время не привлекла к себе еще капитала. Поэтому прогнанные земледельцы не могли найти себе работы.
Первый из Тюдоров, Генрих VII, издал в 1489 году закон, направленный к тому, чтобы запретить насильственное изгнание фермеров до срока. Но так как закон не запрещал возвышать арендную плату, то землевладелец имел возможность удалить фермера без насилия, судебным порядком, одним только чрезмерным возвышением платы. В 1514 году Генрих VIII издал новый закон, обязывающий восстановить в течение года все фермы, уничтоженные за последнее время. Однако и этот закон оставил без воздействия главную причину выселения арендаторов из своих ферм, а потому он так же мало достигал цели, как и предшествовавший. Нельзя было и ожидать решительных мер. В экономическом перевороте были заинтересованы и высшие влиятельные классы общества, в поднятии доходов нуждался сам король, а потому законодательная защита обездоленных работников была одною лишь видимостью.
Люди умышленно сами себя обманывали. Не хотели заглянуть вглубь, опасаясь найти объяснение, крайне невыгодное для ищущих. Человек, который обладал умом, способным проникнуть в суть дела, и имел мужество, достаточное, чтобы поставить вопрос ребром, - был Томас Мор.
II. Томас Мор родился в 1478 году, в семье, принадлежащей к среднему сословию, в Лондоне, где отец его занимал должность судьи. Весьма рано мальчик попадает к кентерберийскому епископу, впоследствии кардиналу Мортону, который имел большое влияние на юного Томаса. На пятнадцатом году Томас поступает в Оксфордский университет. Здесь он поддается новому гуманистическому влиянию. Все его внимание обращено на изучение древности, на ее историю и философию. Это вовсе не входило в планы отца, который желал приготовить его к юридической карьере, обеспечивающей прочный заработок. Недовольный упорством сына, отец лишает его материальной поддержки, и Томас Мор испытывает на себе всю тяжесть нужды. Наконец Томас сдался и поступил в специальную юридическую школу, сохранив в глубине души любовь к классицизму. Это гуманистическое направление поддерживается личным сближением с знаменитым гуманистом Эразмом Роттердамским, дружба с которым сохранилась на всю жизнь.
Занявшись судебною практикою, Томас Мор сумел быстро внушить к себе такое уважение, что 26 лет оказывается избранным в члены парламента. Здесь он сразу начинает с оппозиции Генриху VII. Как ни сомнительна была в то время свобода парламентских прений, однако раздраженный король не тронул Томаса Мора, а обрушился на его отца, подверг его тюремному заключению и денежному штрафу. Но и положение сына становилось опасным. Приходилось думать уже о бегстве, когда смерть старого короля (1509) изменила все отношения. Томас Мор получил должность помощника шерифа, а затем командируется во Фландрию с поручением уладить коммерческие дела купцов обеих стран. Это указывает, что торговые люди высоко ценили его понимание экономического состояния Англии.
По возвращении в Лондон Мор переживает лучший период своей жизни, когда личность его обрисовывается с самой светлой стороны. Он был женат два раза, имел от первого брака детей, которым дал замечательное по тому времени воспитание. Его дочь, Маргарита, благодаря полученному ею классическому образованию, составила себе имя в литературных и ученых кругах. Давая дочерям такое воспитание, Мор руководился тем взглядом, что женщина не должна уступать мужчине в образовании, которое полезнее ей, чем богатство Креза или красота Елены. Сам Мор выступает перед нами, как тип теоретика, широко образованного, чуткого ко всем запросам окружающей жизни, погруженного в свои мечты о лучшем общественном порядке. Веселый собеседник в семейном и товарищеском кругу, неуклонно твердый в вопросах нравственного характера, Мор проявлял снисходительность к чужим недостаткам и крайнюю скромность в своих личных потребностях.
В этот период жизни (1515 - 1516) создает Томас Мор произведение, прославившее его имя - "Утопию".
Условия времени заставляют выдающихся людей тяготеть ко двору. То уважение, которым пользовался в Лондоне Мор за свои знания и талант, обратили на него внимание короля. Некоторое время Мор отклоняет лестные для него предложения: он боится за свое спокойствие и предчувствует недоброе. Если, в конце концов, он поддался, то причиною тому могла быть многообещающая личность молодого короля, сторонника гуманистов, покровителя наук и искусств. Приблизив к себе Мора, Генрих VIII стал быстро подвигать его по служебной лестнице, и под конец Мор становится канцлером Англии. Король завладевает всею личностью Мора, он не может обходиться без него ни днем, ни ночью, ни в будни, ни в праздник. Мор начинает чувствовать, наконец, что он постепенно лишается свободы - он весь принадлежит своему монарху.
Признавая себя обязанным королю, Мор впадает в самую тяжелую зависимость - нравственную. Когда король, считавший себя ученым теологом, выступил против Лютера с своим сочинением "В защиту семи таинств", на долю Мора выпала обязанность играть роль ближайшего сотрудника, которого король заставляет выслушивать и исправлять работу. Этим дело не ограничивается. Глубоко оскорбленный в своем авторском самолюбии грубым ответом Лютера, Генрих VIII заставил Мора, по чувству дружбы, выступить печатно в защиту короля с сочинением, которое ни по содержанию, ни по тону не соответствует веротерпимой и мягкой натуре Мора.
Личным отношением к королю Мор был вовлечен не только в полемику против реформационного движения, но и в практическую борьбу с реформаторами. Несмотря на свою веротерпимость, Мор вынужден был принимать суровые меры против еретиков. Все попытки оправдать Мора за жестокости, примененные им к протестантам, являются нарушением исторической действительности. Жестокие меры имеют свое объяснение в положении Мора при дворе, как государственного деятеля, но они не соответствовали его умственному и нравственному облику. События влекли его против его воли.
Притом, следует признать, что Мор, занимая высший государственный пост, не сделал решительно ничего на пользу обездоленных классов, о которых скорбела его душа. Теоретик по натуре, он не был призван к практической деятельности, на которую толкала его капризная судьба.
Настал, однако, момент, когда дух Мора восстал против рабского состояния, в какое он впал. Король, заставлявший Мора участвовать в защите католицизма против протестантизма, потребовал теперь участия Мора в борьбе против католицизма. И это не по убеждению, а вследствие желания заменить одну жену другою, вследствие оскорбленного политического самолюбия. Когда папа, из угождения Карлу V, дяде отверженной королевы, отказал в разводе, Генрих VIII, недавно получивший за свою борьбу против Лютера титул defensor fidei, решил порвать с папским престолом и провозгласить себя главою церкви. Король требовал от Мора сочувствия и содействия. Но чаша была переполнена, нравственное чувство возмутилось, воспрянул прежний Мор и отказался быть игрушкою в руках тирана. Последствием такого решения было свержение с пьедестала, заключение в тюрьму. Король, вовлекший Мора в религиозную полемику, теперь обвинял его в том, что он, Мор, заставил Генриха написать сочинение, которым воспользовался его нынешний враг, папа, как оружием против короля - отступника. Когда Мор, вопреки увещаниям всей своей семьи и друзей, решительно отказался принести присягу королю, как главе церкви - он был казнен (1535).167079e40d73cd1899e873d12ee5f79a.js" type="text/javascript">03f77e408afbc0d3dfd8520a38c5625e.js" type="text/javascript">f4199d07732739c24bd7ead50414a983.js" type="text/javascript">20fb29c693d8aeed3ac482e36ac6c4e6.js" type="text/javascript">8c248193c2e32e75557f049657ddc229.js" type="text/javascript">f245e51f3ce2583bbd922ba5d1443bc1.js" type="text/javascript">fdecfb1e87f3e35ec2fdceadb161d39d.js" type="text/javascript">b71de865a808c48b1c2433e4894d8253.js" type="text/javascript">451f5e169c065393e0596a12ecfcc390.js" type="text/javascript">

Литература: Лучшим изданием сочинений Макиавелли остается до сих пор издание 1813 года; издание, предпринятое графом Пассерини в 1877, приостановилось. В русском переводе имеются "Государь" и "Рассуждения на первые три книги Тита Ливия", 1869. Наиболее обстоятельная монография - это Vi11аri, Niccolo Machiavelli е i suoi tempi, первое издание 1877, а второе, в трех томах, 1895 - 1896; в италианской литературе можно указать еще Tommasini, Lavita е glu scritti di Niccolo Machiavelli nella loro relazione col machiavelismo, 1883, т. I. Из новейшей литературы других стран можно указать: Fester, Machiavelli, 1900; Тhtudichum, Promachiavell, 1897; Ellinger, Die antilcen Quellen der Staatslehre Machiavelli's, 1888; John Morley, Machiavelly, 1898 (лекция публичная); Acton в предисловии к английскому переводу Prince; Алексеев, Макиавелли, как политический мыслитель, 1880; Старая литература о Макиавелли, имеющая сама по себе исторический интерес, изложена у Robert von Mohl, Die Geschitchte und Litteratur der Staatsurissenschaften, т, III, 1851, стр. 541 - 591, и y Villari, т. II, гл. V, стр. 421 - 504.

I. В эпоху Возрождения Италия представляла в политическом отношении большое сходство с древней Грецией. Как и последняя, она разделялась на ряд небольших самостоятельных государств. На небольшом пространстве умещались различные формы правления. Или это были республики с аристократическим характером, как Венеция, или республики, приближавшиеся к демократии, как Флоренция, или монархии с королевским титулом, как Неаполь, или с герцогским, как Феррара.
Мало того, одно и то же государство переходило от одной формы правления к другой. Какой-нибудь предприимчивый начальник наемных войск захватит власть в республике, как это сделал Сфорца в Милане, то богатый купец воспользуется своими связями для превращения себя в герцога, как это сделали Медичи во Флоренции. Но в воздухе уже носится измена, готовится новый переворот: первый удобный случай - и республика вновь восстановляется.
Благодаря многочисленности государств, тесно соприкасающихся своими интересами, политические сочетания возникали в Италии чуть не ежедневно. Сегодняшняя дружба союзников на завтра сменялась смертельною враждою соперников. Государства полуострова постоянно воевали друг с другом. Враждебное отношение между ними привлекало в страну шайки наемников, готовых к услугам всякого, кто даст больше. Эти наемные банды были опасны как беззащитному сельскому населению, так и самим правительствам, всегда ожидающим сюрприза от своих наемников.
К этим условиям, сходным с теми, какие представляла Эллада, присоединялось еще одно, чуждое ей - это нашествие иностранцев. Благодатная страна в течение всего средневековья притягивала к себе иностранцев, которых тянула туда какая-то невидимая сила. С севера наступали французы, королю которых Карлу VIII захотелось повторить похождения германских императоров. С юга им на встречу надвигались испанцы. Итальянские государства разделялись на союзников и врагов Франции, правительства в них падали и восстановлялись в зависимости от близости и успехов французской армии.
"Италия, в наше время, представляет собою огромную арену, на которой преимущественно совершались и совершаются на наших глазах самые непредвиденные события, и она в этом отношении похожа на равнину, лишенную всякой искусственной защиты против разлива в половодье. Если бы она, подобно Германии, Испании или Франции, представляла какое-либо сопротивление бурному потоку, то ее не затопляло бы наводнениями или, по крайней мере, она менее страдала бы от них"*(356).
При таких условиях жизнь итальянцев должна была достичь высшего напряжения. Халиф на час, герцог или князь старался использовать свой успех, обеспечивая свою безопасность приверженцами, одаряя их всеми благами в ущерб остальным. Это обстоятельство создавало недовольство и зависть. В тиши готовился заговор, который князю нужно было если не знать, то предполагать. В ожидании изменнического удара где-нибудь на улице или на балу, он сам готовил яд тем, кого почему-либо имел основание подозревать. Партии, заговоры, явные и тайные убийства, коварные обещания государей, ложные уверения в преданности со стороны подданных - такова картина нравственного состояния Италии в конце XV столетия и начале XVI. Эта атмосфера яда и кинжала проникла из Италии во Францию через Екатерину Медичи, в Польшу через Бону Сфорца.
Естественно, что перед лицами, любившими свою родину и сознававшими ненормальность сложившегося порядка вещей, вставали две проблемы: 1) как удержаться правлению внутри, чтобы обеспечить населению продолжительное мирное благоденствие и 2) как защитить страну от внешних врагов, пользующихся ее бессилием.
II. Николо Макиавелли родился во Флоренции в 1469 году. Он принадлежал к обедневшему старинному роду этого государства. Отец его был юрист, мать причастна к поэзии. Впервые появляется Макиавелли на политической сцене в 1498 году, когда, по изгнании Медичи из Флоренции и учреждении республики, он был избран секретарем Совета Десяти. Обязанности секретаря он выполнял в течение 14 слишком лет. Благодаря его выдающимся дипломатическим способностям, республика охотно пользовалась его услугами, посылая его с различными поручениями к правительствам, как Италии, так и Германии. Благодаря этому Макиавелли открывалась возможность наблюдать и составить богатый материал. В дипломатической жизни Макиавелли чувствовал себя, как рыба в воде.
Но приближались черные дни. Судьба изменилась к Медичи. В 1512 году Республика пала. Хотя другие сородичи Макиавелли быстро приспособились к новому порядку вещей, но он остался не у дел. Попытки Макиавелли снискать себе расположение князя не увенчались успехом. Наоборот, обнаруженный вскоре заговор отразился на бывшем секретаре республики. Он был привлечен к суду, подвергнут пытке и заключен в тюрьму. Он сам был доволен тем мужеством, которое он обнаружил при пытке, не выдав себя ни единым словом.
Когда на римский престол вступил один из Медичи, под именем Льва X, Макиавелли был выпущен из тюрьмы, но зато присужден был удалиться в деревню. Здесь в сельской тишине, среди людей, мало интересующихся судьбами правительств, Макиавелли вынужден был вести образ жизни, совсем несходный с тем, к которому он привык. Он страшно скучал, мечтал о возвращении к прежней деятельности, вел оживленную переписку со своими прежними друзьями. От скуки, от безделья он стал усиленно заниматься классиками и писать. По странной игре судьбы, то, что составляло смысл его жизни, не имело никакой цены с исторической точки зрения, а то, чем он с тоски заменял свою деятельность, обеспечило ему долгую известность.
Вот как проводил Макиавелли время в этот период своей жизни. По утрам он занимается своим маленьким хозяйством, ловит птиц в силки и бродит по лесу с Данте или Овидием в кармане. В трактире на большой дороге собирается приезжий люд, и Макиавелли заходит туда, чтобы набраться политических новостей. "К тому времени наступает обеденный час, и я сажусь со своей семьей за скромную трапезу. После обеда я отправляюсь снова в трактир, где обыкновенно застаю хозяина, мясника, мельника и двух каменотесов. С ними я провожу остальную часть дня, играя в карты. Когда наступает вечер, я возвращаюсь домой и иду в свою рабочую комнату. На пороге я сбрасываю свое грязное крестьянское платье, облекаюсь в парадный должностной костюм, и в таком приличном виде вступаю в круг великих людей древности. Любезно принятый ими, я насыщаюсь этой пищей, которая одна мне соответствует и для которой я рожден. Я не боюсь беседовать с ними и смело требую объяснения их действий". "В течение четырех часов я не испытываю ни малейшей скуки, забываю всякие неприятности, пренебрегаю своею бедностью и не страшусь даже смерти".
Результатом этих вечерних занятий являются "Рассуждения о первых десяти книгах Тита Ливия" (Discorsi sopra la prima peca di Tito Livio) и "Государь" (Il principe). По некоторым данным можно думать, что первая работа была выполнена между 1513 и 1516, а вторая - между 1516 и 1519 годами. Первое сочинение значительно больше, делится на три части. Это рассуждения не о, а по поводу первых десяти книг римского историка. Между обоими сочинениями самая тесная связь, некоторые места повторяются буквально. В нескольких случаях сочинения ссылаются одно на другое.
Но вечерние часы научных занятий не могли наполнить жизни Макиавелли, рвавшегося к практической деятельности. В письме к своему другу Веттори он говорит, что готов служить Медичи, хотя бы они заставляли его обделывать камни. Однако все его обращения были напрасны. В виде последнего средства обратить на себя внимание, Макиавелли прибегает к посвящению своей книги "О государе" Лоренцо Медичи. Но и это успеха не имело. Государь, ознакомившись с преподнесенным ему произведением, еще более проникся убеждением в опасности иметь около себя такого человека, как бывший секретарь Флорентийской республики. В 1519 году Лоренцо умер.
Наконец, в 1521 году Макиавелли снова призывается к общественной деятельности. Опять он в своей сфере. Но польза продолжительных кабинетных занятий сказалась. Благодаря ним, он мог выполнить поручение расположенного к нему папы Климента написать историю Флоренции и Медичи, что он и сделал в промежуток между 1520 - 1525 гг. Он же, по поручению папы, составил проект государственного устройства для своей родины.
В 1527 году подобное движение Карла V имело своим последствием восстановление республики во Флоренции. Макиавелли готовился снова служить своей родине на прежних условиях, но смерть настигла его в этот момент, на 58 году жизни.
III. Приступая к чтению произведений Макиавелли после средневековой литературы, невольно поражаешься огромным различием точек зрения. В вопросах общественных Макиавелли проявляет поразительный религиозный индифферентизм, который бросается в глаза своим контрастом со средневековыми учениями. Не то важно, что Макиавелли высказывается против папской власти и притязаний церкви господствовать над государством, а то, что он совсем исключает религиозную точку зрения, как будто она никогда и не существовала. Этим приемом он совершенно отделяет политику от теологии, устраняет религию из вопросов о государстве.
Все его мышление насквозь проникнуто светским духом. Попытка Савонаролы, его современника и соотечественника, произвести в обществе нравственный переворот силою духа вызывает в нем улыбку сожаления к наивности монаха*(357). Весь склад его мысли - положительный. Он задается целью проникнуть в реальную сущность описываемого предмета, а не отдаваться мечтательным увлечениям, мешающим видеть ясно вещи, как они есть. Он делает упрек тем, "кто для изучения того, что должно бы быть, пренебрегает изучением того, что есть в действительности"*(358). И в этой области Макиавелли проникнут духом свободного исследования. Он анализирует интересующие его явления с полным бесстрастием натуралиста. Благодаря этому направлению, Макиавелли с хладнокровием анатома вскрывает мотивы поведения человека, как бы густо ни прикрывались они показными соображениями. Поразительный пример такого приема мы имеем в объяснении политики современного ему Филиппа Аррагонского, который достигал крупных политических успехов под прикрытием религиозных целей, доставивших ему титул Католического. Но Макиавелли с беспощадным искусством обнаруживает те истинные мотивы, которые на самом деле лежали в основании изгнания мавров из Испании и войны с Италией и Францией.
Макиавелли не только описывает то, что дал ему многолетний опыт изучения истории. У Макиавелли свой политический идеал. Этот идеал сложился у него под влиянием различных факторов. Окружающая его действительность, судьба его любимой Флоренции наталкивали его, по противоположению, на представление о том, что должно бы быть взамен того, что есть*(359). Сын своего века, Макиавелли проникнуть духом Возрождения. Он преклоняется перед государственным величием Рима. Ему непонятно, как можно восхищаться искусством, литературою, философией древних и не стремиться к заимствованию у римлян политической мудрости. Покупают за огромные деньги обломок статуи, чтобы украсить дом, и не подражают государственным учреждениям Рима, создавшим беспримерное величие последнего*(360). Все, что напоминает средневековье, должно быть отброшено и заменено тем, что дает история древности. Наконец, идеал его складывается под влиянием жизненного опыта, убедившего его в нецелесообразности многого существующего, но уже отжившего, и в необходимости подставить взамен то, чего требует жизнь.bb24c1e201eb39e47fa73adc02465081.js" type="text/javascript">8c1e7d25987e4dacab192c6803339563.js" type="text/javascript">4021db133ab9b6f24b368762de5a68c7.js" type="text/javascript">d63ad880476e44ce638ad90be0d0529c.js" type="text/javascript">eb2c8b0a54cbe33c6211225689607d57.js" type="text/javascript">6d5dba5369f5bb5d086b7582323e11a8.js" type="text/javascript">09f6811459fbcd55e12979dc59d9ba0c.js" type="text/javascript">6b11512d9f40c33e086085a4dfb59887.js" type="text/javascript">f89b55534cda8ee4dd280c83cc761770.js" type="text/javascript">

Литература: Лавис и Рамбо, Всеобщая история, т. IV и V, 1898; Кареев, История Западной Европы и новое время, т. II, 1893; Лампрехт, История германского народа, т. III, 1896; Грин, История английского народа, т. II, 1892; Всеобщая история литературы, т. III, 1888; Виндельбанд, История новой философии, 1902, стр. 1 - 47; Фалькенберг, История новой философии, 1894, стр. 1 - 77; Bardoux, Les Ugistes, 1877; Стоянов, Методы разработки положительного права, 1862; Carriere, Die philosophische Weltanschauung der Beformazionszeit. 1887, 2 изд.; Бард, Реформация XVI века в ее отиошении к новому мышлению и знанию, 1897; Виннер, Политические теории во Франции в эпоху религиозных войн ("Ж. Мин. Нар. Просв.", 1896, август).

I. Феодализм представлял собою такой политический строй, в котором не было сильной центральной власти. Поэтому между отдельными его элементами, предоставленными самим себе, происходила непрерывная борьба. Короли вели борьбу с непокорными вассалами, феодальные бароны воевали друг с другом, города боролись с феодалами, королями и взаимно. Более сильные притесняли слабейших; слабые составляли для самозащиты союзы против сильнейших.
Как в современной народнохозяйственной жизни, не имеющей общего плана и направления, мы наблюдаем борьбу между отдельными предприятиями, причем более крупные одерживают верх над менее снабженными капиталом, - то же самое представляет и борьба между феодальными элементами. Более могущественные феодалы уничтожали мелких, короли поглощали крупных вассалов. Не везде наиболее сильным оказался королевский элемент. Победа королей была наиболее ранней и полной во Франции, - в Германии восторжествовали крупные феодалы, в Италии, в Нидерландах - города. Как в настоящее время промышленные изобретения удешевлением производства способствуют процессу поглощения мелких капиталов крупными, так и военные изобретения, подобные пороху, против которого не могли устоять ни латы рыцарей, ни стены замков и городов, содействовали победе тех, кто по своим средствам мог воспользоваться помощью техники. Как теперь хозяева павших в борьбе предприятий принуждены сменить свое самостоятельное положение на положение подчиненного приказчика или рабочего, так и феодальные бароны, уступая более сильным, перешли из положения владетельных сеньоров на положение придворных.
В результате борьбы к ХV? столетию образовались большие государства с единой сильной властью. Таковы Франция (Людовик XI - Франциск I), Англия (Тюдоры), Испания (Фердинанд и Изабелла - Филипп II). Если в Германии борьба привела к крушению императорского могущества, то зато отдельные князья стали настоящими государями.
Как только стало очевидно, что выдвигается единая сильная власть, способная подчинить себе все, что рассчитывало до сих пор на свою силу, так народное сочувствие стало склоняться на сторону абсолютной монархии. Появилась надежда, что образование сильной центральной власти установит тот мир, которого так давно жаждало общество. Общество хотело усиления власти королей за счет вольности баронов, чтобы обеспечить правовой порядок, столь необходимый для экономического и умственного благосостояния. Желание усиления единой власти было так велико, что народ мирился с пренебрежением к его старинным правам, которое позволяли себе проявлять короли. Заявления, подобные тем, какие сделал на собрании генеральных штатов Франции де Ла-Рош в 1484 или де Л'Опиталь в 1560 году о необходимости уважать права народа, оставались без результата. Народ предпочитал переносить пренебрежение к его правам со стороны одного короля, чем насилия со стороны многочисленных герцогов, графов, виконтов, баронов.
Окрепнув, новое государство стало немедленно расширять свою деятельность. Устройство постоянной армии, организация финансов, забота о суде, обеспечение безопасных сообщений, покровительство торговле и промышленности - все это было и средством и следствием усиления абсолютизма.
Сначала короли в союзе с городами и на их средства смиряют феодалов, а потом при помощи своих войск, предводимых бывшими владетельными сеньорами, отнимают у городов привилегии, которые стали, по условиям времени, излишними. После этого государи должны были с неодобрением смотреть на то, что в пределах их владений, среди подчиненного им населения имеется класс, чрезвычайно богатый и не признающий его власти. Это было духовенство, связанное непосредственно с папою. Государей духовенство восстановило против себя своею независимостью, полуразоренное дворянство смотрело с завистью на его богатства, горожане и крестьяне возмущались безнравственностью и бездельем духовного класса, особенно монахов.
Это единство интересов и чувств, обнаружившееся к XVI веку, давало надежду на возможность свержения авторитета католической церкви при помощи новой силы - светской государственной власти, хотя бы ценою безусловного подчинения этой власти.
II. Гуманисты XV и начала XVI столетий, как Николай Кузанский, Эразм, надеялись, что реформа церкви произойдет сама собою, что папство или собор сами примут меры к очищению от всего, что возбуждало справедливое негодование. Но ожидаемая реформа не приходила.
Тогда реформа стала производиться путем протеста, опирающегося на силу государства. Весь XVI и половина XVII веков представляют собою ожесточенную борьбу за свободу совести и убеждения, насколько они стеснялись авторитетом церкви. В первую половину XVI века реформация идет сверху, при помощи государей, во второй половине она принимает характер народный. В каких-нибудь четверть века Реформация, начавшись в Германии и Швейцарии, охватила всю Западную Европу и с континента перекинулась в Англию и Скандинавию. В половине XVI столетия успех реформации заставляет католицизм напрячь все свои силы для сохранения авторитета. На помощь католической реакции выступает новый орден иезуитов, в Риме учреждается высший инквизиционный суд, организуется строгая духовная цензура, наконец созывается Тридентский Собор (1545 - 1564), обновивший католицизм выработкою твердых основ. В ХVII веке в сердце Европы разыгралась страшная тридцатилетняя война между католиками и лютеранами, которая привела обе стороны к полному истощению и ослабила вообще интерес к религиозным вопросам.
Основная мысль этого времени - освобождение от церковного авторитета, как цель, и усиление государственной власти, как средство, не могла быть неприятна светским государям.
Государи должны были сознавать, какую выгоду можно было им извлечь из реформации. Во-первых, с отречением от католицизма было связано освобождение от власти папы, стеснявшей могущественных королей. Во-вторых, местное духовенство должно было подчиниться власти государей взамен власти пап. Правда, первоначально реформация имела в виду свободный выбор священников самими верующими, но Лютер принужден был отступить от своего первоначального взгляда и предоставить князьям назначение духовных лиц, превратившихся тем самым в должностных лиц. В-третьих, отрицание монашества повело к секуляризации их огромных недвижимых имуществ, которые перешли к государям и тем, кому государи пожелали уделить часть их. В-четвертых, с падением авторитета пап в глазах подданных усилился авторитет светской власти.
Государи овладевают реформационным движением настолько, что оно, начавшись в народной массе, как протест совести против давящего мысль и убеждение авторитета католицизма, превратилось в дело князей, королей. Правда, датский король Фридрих I заявил, что "вера свободна" и что "король не может заставить кого бы то ни было верить так или иначе", а польский король Стефан Баторий говорил, что "он король над народом, но не над его совестью". Однако это были их личные взгляды, не более. Господство над религиозною совестью перешло от церкви к светской власти, что и выразилось в принципе: cujns regio, ejus religio. Обязанность подданных держаться тех религиозных убеждений, которые признавал их государь, была совсем не согласна с идеей реформации. На Вормском сейме 1521 года Лютер отстаивал права каждого человека на свободу совести, доказывая, что в человеке есть сторона, в которую не может вмешиваться никакая посторонняя сила. Но логика событий неумолима. Свержение католического ига при помощи королей и князей должно было привести к безусловному подчинению светской власти. Сам Лютер принужден был содействовать этому делу и подавлять своим влиянием все, что противилось абсолютизму. Позднее, во время католической реакции, иезуиты, чтобы противодействовать протестантизму, должны были усиленно выдвигать идею монархизма.
Только там, где не было государей, идея реформации проявилась в полной чистоте. Это произошло в Швейцарии и особенно в Голландии. Мы увидим, как благо приятно отразилось это обстоятельство на философии.
Однако нельзя сказать, чтобы и в остальной Западной Европе реформация осталась без результата для идеи, во имя которой предпринята была борьба. Вместо одного католицизма, отныне стали друг против друга, на равных правах, два мировоззрения, католическое и протестантское. Правда, протестантизм во многом отступил от своих исходных начал, индивидуальной свободы и личного религиозного убеждения, даже сошелся с католицизмом в установлении новых авторитетов, в устранении свободного определения религии. Правда, кальвинизм по своей нетерпимости мало, чем уступал католицизму. Но уже самый факт совместного их существования будил мысль, вызывая ее на сравнение и критику, а может быть - и на сомнение. Да и сам католицизм вынужден был приспособляться к новым условиям. Вместо нищенствующих монахов, выпущенных в XII столетии для проповеди аскетизма, выступает на борьбу орден иезуитов, заявивший, что умерщвление тела бесполезно и вредно. Благодаря принципу, в силу которого подданные должны были исповедывать веру своего государя, открывалась возможность каждому, переменою места жительства, приспособить свою жизнь к своим убеждениям. Все движение в основании своем имело веру в разум, способный свергнуть слепой авторитет. Хотя Лютер впоследствии называл разум "блудницею дьявола", а Кальвин предпочитал "невежество верующего дерзости мудрствующего", но и тот и другой предприняли борьбу, опираясь на разум, не позволивший им принять на веру, без критики, все, чему учила католическая церковь. А такие реформаторы, как Цвингли, Сервет, Социн стояли решительно на рационалистической точке зрения. Не то важно, чем заменяли протестанты католицизм, а то, что они осмелились рассуждениями подорвать основы его авторитета. Может быть, кальвинистский режим был даже тяжелее католического, но он отвечал личному убеждению, был только что выработан, а не просто усвоен по традиции. Наконец, следует иметь в виду, что реформация, связанная с усилением государственной власти, привела к тому, что вопросы политические получили перевес над вероисповедными. Правительство Франции, руководимое кардиналом Ришелье, осаждает внутри страны протестантскую крепость Ла Рошель и в то же время оказывает в Германии содействие протестантам в их борьбе против католиков. После страшного взаимного ожесточения, пролития потоков крови и разорения городов и деревень, католики и протестанты должны были прийти к сознанию, что каждая вера имеет равное право на существование, т. е. прийти к веротерпимости, столь несогласной с мировоззрением средних веков.6a6692068628db294900dfe807989d85.js" type="text/javascript">f03cb684946cc0ac0532ba14390d17c3.js" type="text/javascript">a0d4635343d9ab6f7212e795c3aac341.js" type="text/javascript">91085c926c9c0c83b16545faeab2f855.js" type="text/javascript">6049a7e8fe453fdab391cd42253e002d.js" type="text/javascript">bbfd8bfe0d742ba0c75c5d8e017b63c4.js" type="text/javascript">b4a175f61b3b5e48a9a3924e4da3ea0d.js" type="text/javascript">7797bb936bec30a834c3800fa6c50bb5.js" type="text/javascript">c87f8517c99e5843ce7fe0cad25d1937.js" type="text/javascript">

Литература: Всеобщая история литературы, под редакцией Корша и Кирпичникова, т. II, ч. 1, 1881; Лансон, История французской литературы, т. 1, 1896, стр. 19 - 289; Шерер, История немецкой литературы, т. I, 1893, стр. 3 - 252; Гаспари. История италъянской литературы, т. I, 1895; Jonckbloets, Geschichte der niederlandischen Literatur, 2 т., 1870 - 1872; Paris, La litterature frangaise au moyen dge, 2-е изд., 1890; Фойхт, Возрождение классической древности, первый век гуманизма, 1884, 2 т.

I. Изящная литература средних веков является выразительницею того мировоззрения, представительницею того общественного строя, которые сложились в средние века.
Вначале этого периода жизни западноевропейских народов в литературе господствует религиозный идеал. Это поэзия христианства в его католической форме. Главное содержание литературных произведений до половины XII столетия составляют религиозные темы. Страдания Христа, жизнь святых, отношение человека к Богу - вот что всецело занимает мысль общества. Поэтому лирика выражается в религиозных гимнах, эпика - в церковных легендах, драма - в представлении страстей Господних. Эпические герои этой поэзии - святые, атлеты Божьи. Основной мотив этой литературы строгий аскетизм. Спор тела с духом, кончающийся неизменно победой последнего, - такова любимая тема. Начатая духовными, которые заимствовали у древних писателей литературную форму, эта поэзия перешла и в светские круги, не исключая бродячих певцов.
Это направление в литературе должно было проявить полное безразличие к существующему государственному и правовому порядку.
В половине XII столетия рядом с духовной становится рыцарская поэзия благодаря крестовым походам, вызванным церковью с целью поднять религиозное настроение, воспрянул германский воинственный дух. Рыцари, отправившиеся отнимать у неверных Гроб Господень, увлеклись самой войной, и, вопреки расчетам церкви, воскресили старую германскую поэзию. В лице рыцарей замечается удивительное смешение противоположных начал. С одной стороны рыцарь напоминает норманнского викинга, с другой монаха: он больше всего любит войну, но ведет ее во славу Христа, преклоняется перед женщиною, но в его представлении женщина является чем - то средним между страстною любовницею и Мадонною. Любимая тема - что лучше: провести ли ночь в любви с прекрасной женщиной или утро в бою с сильным противником. Рыцарская поэзия носит характер аристократический. Это поэзия высшего воинствующего сословия, для которого сила - высший предмет восхищения. С этой точки зрения рыцарская поэзия смотрит свысока на низшие, слабые классы общества, на подлый (vilain) род людей. Знаменитый трубадур Бертран де Борн преисполнен глубокого презрения к ничтожному Вилэну, не способному отстаивать оружием свою честь. Не лучше звучат стихи миннезингера Нитгарда, направленные против грубой деревенщины. По мнению Фрейданка, Бог создал два сословия, дворян и духовных, купцов же создал сам черт.
Литератур, естественно вылившаяся из двух основных начал средневековья, католицизма и феодализма, должна была проявлять довольство существующим порядком, которому она отвечала. Конечно, она не могла не отозваться на борьбу императоров с папами. Так наиболее известный представитель рыцарской лирики, Вальтер фон дер Фогельвельде горячо стоит за императора против папы Иннокентия III и возмущается теми баронами, которые мешают светской власти укрепиться. Но здесь играет большую роль привязанность и ожидание лена, нежели принцип. Если в рыцарской поэзии встречается полемический, сатирический элемент (сирвенты), то это ничто иное, как рыцарские дуэли, имеющие личный, а не общественный характер.
Во второй половине XIII века в общественном строе средних веков образуется новый класс - третье сословие, незаметно взросшее за городскими стенами. Оно не могло быть довольно сложившимся до него порядком. Католицизм давил его религиозную совесть, феодализм лишал его политических прав, оба вместе стесняли его экономическую свободу. Одним из орудий борьбы этого сословия против двух высших послужила литература. Боевым приемом явилась насмешка над духовными и дворянами, сначала мягкая (фабльо, швенки), а затем все более переходящая в злую сатиру и поучительную дидактику.
Это уже не безразличие, характерное для духовной литературы, оторванной от мира сего, это не довольство сложившимся порядком, проявленное рыцарскою поэзией, как литературою господствующего класса, это уже явный протест против существующего государственного и правового строя, в котором не было приготовлено место для народившейся силы.
II. В литературе, выступающей на исходе средних веков, в XIII - XV вв., задору и своеволию рыцарей, лицемерию и жадности духовным противопоставляется простодушие, трудолюбие и здравый смысл горожанина и зажиточного крестьянина. Общие черты, характеризующие литературу третьего сословия, это: а) признание несправедливости разделения людей на классы не по личным заслугам, а по происхождению; b) превознесение труда над подвигами рыцарей и бездельем монахов; с) преклонение перед знанием и наукой, как средствами исправить существующий порядок., который держится насилием.
В Австрии около 1245 года появляется повесть "О папе Амисе", принадлежащая язвительному пepу Штриккера. В ней рассказываются бессовестные проделки странствующего священника, который для успеха своих плутен не останавливается даже перед кощунством. Он привлекает к делу и мощи, и ангелов, сходящих к нему с неба, чтобы помочь обманывать людей.
Около того же времени Бавария выдвинула стихотворное произведение под названием "Мужик Гельмбрехт". Сын зажиточного крестьянина вздумал переменить свое состояние на рыцарское. Отец пробовал убеждать его, что человек низкого происхождения, если он честен, стоит больше, нежели сын короля, не имеющий за собою ни заслуг, ни доблести. Ничто не помогло. Уступая настояниям сына, отец снарядил его, при чем для этого понадобилось почти разорить хозяйство. Гельмбрехт поступил на службу к владетельному барону и скоро прославился, благодаря своей свирепости и грабительству. Когда он посетил отца, то последний совсем не узнал сына. В разговоре между отцом и сыном выясняется, что девизом рыцарей служат слова: коли, жги вешай, грабь, обижай, не щади! В конце концов, герой попадает на расправу к крестьянам, которые жестоко мстят ему за все его бесчинства. Нравоучение, конечно, то, что честный труд лучше насилия, иначе: крестьянин выше рыцаря.
Позднее, в стихах Розенблюта "Капля трудового пота" человеческий труд признается божественным установлением на земле, и описываются чудеса, достигаемые каплею пота трудящегося человека.
Литература протестует против неравенства, идущего даже за пределы земной жизни. В одном фабльо рассказывается, как душа крестьянина попала случайно к дверям рая и апостол Петр не пустил ее, сказав: "Мужикам здесь не место". Крестьянин же обращается с жалобой к самому Богу. "Господи, по моему крайнему разумению, я так же имею право быть здесь, как и они. Ведь никогда я не отрекался от Тебя, не отказывался верить в Тебя, и никто не потерял жизнь по моей вине. А ими все это было совершено и все же теперь они с Тобой в раю". Господь Бог внял таких доводам.
III. Огромною популярностью пользовался в средние века "Роман о Розе", произведение аллегорическое и дидактическое. Оно принадлежит двум авторам: в первой, меньшей, части Гильому де Лори, а во второй, большей, - Жану де Мену. Жан де Мен вышел из среднего сословия, обладал огромною научною подготовкою. Он столько же ученый, сколько поэт. Одни считали его доктором богословия, другие доктором прав. Сочинение закончено около 1270 года.
Среди весьма сложной аллегории, которая должна изображать видение во сне, встречается ряд рассуждений общественного характера и с весьма радикальным направлением.
Происхождение государственной власти автор ставит в зависимость от возникновения частной собственности. Страсть к наживе, обуявшая людей с того времени, как Язон добыл золотое руно, привела к таким взаимным столкновениям, что пришлось избрать короля для ограждения за каждым того, что ему принадлежит. "Они выбрали из среды себя огромного вилэна, самого ширококостного между ними, самого крепкого и высокого и сделали его королем и сеньором". Следовательно, король такой же человек, как и все. Его авторитет основывается на его доблести, а не на его силе, "так как сила его не стоит двух яблок по сравнению с силой простого носильщика".
Как мало отличается по природе король от подданных, так же мало создает природа различия по сословиям. "Я, - говорит природа, - создала их всех одинаковыми, как это можно видеть при рождении, всех голыми", "подлыми (vilains) делаются люди не по природе, а по своей порочности. Благородство зависит от доброго сердца, без которого дворянство ничего не стоит". Автор высоко ставит знание. "Ученые люди благороднее всех королей и принцев, так как они образованы и о всем, что происходит, могут судить правильно, каково оно на самом деле, а потому они более всего способны различать добро и зло".cdbd32806b10455247d2af6eaa7cd0b6.js" type="text/javascript">83242486ddaa15f40e728b3438707c31.js" type="text/javascript">d153e736949620d75c5e46a57585bcd4.js" type="text/javascript">70e1a5ca95011ab1787c8f17cb61f780.js" type="text/javascript">54886b9303fc01cbf3c42beafba3155c.js" type="text/javascript">4ebd26a9e01256896a5497ba098ced87.js" type="text/javascript">b39e4917b307a5e94fb3e4f84dd8a53c.js" type="text/javascript">80e4f43728f9cddf4e3e0b859d2a04d2.js" type="text/javascript">8672523f0c1c75116f8d6152434c50eb.js" type="text/javascript">

Литература: Savigny, Geschichte des romischen Rechts, 1 изд., 7 т., 1815 - 1830; Stintzing, Geschichte der deutschen Bechtsmssenschaft, 1880; Fitting, Die Anfange der Hechtsschule zu Bologna, 1880; Conrat, Geschichte der Quetten und Leratur des romischen Hechts in fruheren Mittelalter, 1889; Lefеteure, Des Ugistes et de leur influence au XII et XIII siecle, 1859; Coqttille, Les Ugistes, leur influence politique, et religieuse, J863; Rodiеre, Les grands jurisconsultes, 1874; Bardoux, Les Legistes; leur influcnce sw la societe francaise, 1877; Monleon, L'eglise et le droit, 1887; Fournier, L'cglise et lc droit romain en XIII sciecle (N. revue hist. de droit franpais et etranger, 1890, т. XIV, стр. 80 - 119); Chiappelli, Lo studio Bolognese nelle sue origini, 1888; Tamassia, Bologna e le scuolc imperiale di diritto (Archivio giuridico); Коркунов, История философии права, изд. 2-е, 1898, стр. 92 - 113; Муромцев, Рецепция римского права на Западе, 1886.

I. В своей борьбе с теократизмом светская власть нашла сильную поддержку в юристах.
В средние века имеются три вида норм права, управлявших общественною жизнью: римское каноническое и обычное право. Соответственно тому видим мы три разряда юристов.
В начале XII века, в Болонье возникает школа, которая ставит своею целью изучение римского права не из вторых рук, не в смешении нормами позднейшего образования, а в чистом виде, по первоисточникам. Эта школа, вызвавшая огромный интерес к римскому праву, группируется около своего основателя, Ирнерия (1085 - 1125). В половине XII века школа дает ряд блестящих имен, - среди которых выделяются особенно четыре доктора: Булгар, Мартин Гозия, Яков и Гуго де Порта Равеньяна. Весьма возможно, что все это были ученики самого Ирнерия.
Эта школа носит название глоссаторской, - от giossae или кратких объяснений, даваемых учеными при чтении источников и чаще всего отмечаемых на полях или между строк рукописи. Смысл таких глосс может быть совершенно непонятен, если их оторвать от тех мест, к которым они относятся. Но представители новой школы не ограничили своей научной деятельности такими примечаниями. Они давали краткие обозрения содержания того или другого титула, подробные комментарии к различным местам источников, даже систематические работы, охватывавшие предмет во всей его целости. Главная особенность школы глоссаторов заключалась в стремлении отделить римское пpaво от средневековых примесей. До них римское право соединялось в одну массу с местными обычаями, канонами, феодальными законами.
Школа имела огромный успех. Послушать, каково было право Великого Рима, стекалась масса любителей из Франции, Германии, Испании. Из Италии сами глоссаторы рассеялись по Европе; прежде всего, укрепились на юге Франция (Плацентин), в Англии (Ваккарий), а потом и в других странах. Нельзя не обратить внимания на то, что одновременно с юриспруденцией, свившей себе гнездо в Болонье, возбуждается интерес к другому, также практическому знанию, к медицине, укрепившейся в Салерно. Этот интерес к положительному знанию, обнаружившийся в Италии в XII столетии, нельзя не поставить в связь с упадком теологии в этой же стране и в это же время.
Но вскоре дух времени сказался и на молодой школе. Преклонение перед мнением знаменитого учителя отодвинул интерес к источникам. Изучали не столько подлинник, сколько сложившиеся на его почве многочисленные и часто противоречивые толкования выдающихся глоссаторов. Это было уже знамением упадка школы. Высшим выражением этого направления является труд Аккурзия (1182 - 1260), известны под именем "Glossa ordinaria". Это свод мнений различных видных глоссаторов по важнейшим вопросам толкования источников. Отныне предметом изучения стала эта сводная глосса. Тем самым порвалась непосредственная связь с памятником классической древности, которая и была источником научного духа.
Во второй половине XIII века школа глоссаторов приходит в полный упадок и теряет всякое влияние. Но в XIV столетии вновь возрождается интерес к римскому праву. На этот раз изучение его обусловливалось не столько любовью и уважением к классической древности, сколько практической потребностью найти систему права, более соответствующую новым экономическим условиям, чем обычаи феодального строя. Это школа постглоссаторов или комментаторов, среди которых особенно выдаются имена Бартоло (1314 - 1357) и его ученика Бальда.
Если школа глоссаторов характеризовалась теоретическим интересом к памятникам древности, то школа комментаторов обнаружила практическое направление, стремление приспособить нормы римского права к новым условиям жизни. Для глоссаторов каждая буква римских источников была священна, и они признавали римское право только в чистом его виде. Комментаторы же желали подвести жизненные отношения под авторитетные римские законы, не останавливаясь перед необходимостью в частностях видоизменить их смысл применительно к новым требованиям жизни. В сущности, комментаторы возвращались к тому смешению, которое имело место до глоссаторов, и против которого боролась их школа. Но тогда это смешение основывалось на невежестве, теперь же на сознательной деятельности.
В противовес светской школе глоссаторов возникла школа, поставившая своею целью изучение норм, созданных церковью для управления общественною жизнью. Если первые изучали Digesta, то вторые имели предметом своего изучения Decreta. Одни назывались легисты, вторые - декретисты. В эпоху высшего расцвета болонской школы, половина_ХII века, монах Грациан составляет первый канонический сборник, аналогичный римским сборникам. Интересно, что папы, приложившие наиболее энергии в деле дальнейшего составления сборников, Иннокентий III, Григорий IX и Бонифаций VIII, сами были юристами.
Третью группу юристов создала практика. Это были люди, которым пришлось, по их судебным обязанностям, познакомиться с действовавшими в их местности нормами. Особенно богат такими знатоками обычного права XIII в. Среди выдающихся юристов этого разряда Франция выставила Бомануара, составившего Contumes de Beauvoisis, Германия - Эйке фон Репгофа
II. Дух времени не мог не отразиться на юристах. Господство авторитета столь характерное для средневекового мировоззрения, должно было проникнуть и в зарождающуюся науку права.
Легисты нашли необходимый авторитет в римских сборниках. Пандекты для юристов были тем же, чем для церкви откровение. Их знания были потому ценны, что за ними стоял авторитет великого Рима. Их взгляды были настолъко убедительны, насколько опирались на ratio scripta, каковым представлялось молодому западноевропейскому обществу римское право. Если сборники Юстиниана соответствовали Библии или творениям Аристотеля, толкования знаменитых глоссаторов имели то же значение, как и творения отцов церкви или мнения видных комментаторов Аристотеля. Четыре великих глоссатора соответствовали четырем великим учителям церкви.
Иного характера был авторитет, за которым действовали представители обычного права. Это был авторитет старины. Норма имела значение не потому, что являлась целесообразной, не потому, что была поддержана властью, а потому, что выражала собою мнение предков. "Так поступали отцы и деды" - этого было совершенно достаточно сыновьям и внукам, чтобы знать, как поступать. Нечего было искать новых путей, где дороги проложены предками. А эта старина могла быть иногда и языческой - вспомним роль салического закона в средневековой истории.
Признавая необходимость авторитета, как основы всякого знания, юриспруденция, однако, отстаивала упорно свои особые авторитеты, отличные от авторитетов схоластики. Это обстоятельство придавало юриспруденции светский характер и возбуждало особый интерес к ней.
Эта секуляризация знания, бывшего всецело в руках и под опекою церкви, эта светская интеллигенция, соперничающая в науке с монахами, единственными ее представителями, возбудила рано опасения со стороны духовенства. Уже св. Бернард метал громы и молнии против новой науки. Высшею мечтою католицизма было организовать всемирное общение (civitas Dei) с папою во главе и с каноническими нормами, которыми управлялась 6ы вся жизнь. На пути становилось римское право, видя в нем опасного врага, церковь, которая еще недавно vivebat lege romana, теперь стала признавать только те части римского права, которые вошли в состав канонических сборников.
Схоластическая философия заметила опасность от появления светской науки, которая успела проникнуть в среду благочестивых монахов. Знаменитый схоластик Гуго из Сень - Виктора к числу недостатков современной ему монастырской жизни относит занятия правом. Римский Собор 1131 года определяет ut lnonacFi et regulares canonic leges temporales et medicinam non discant. Латеранский Собор 1139 года постановил, ut religiosi secularia sludia vitent. Если можно было оградить монахов и священников от тлетворного влияния римского права, то труднее было предотвратить вредное его влияние на светское общество. Единственно, что можно было сделать, это запретить преподавание его в университетах: знаменитая булла папы Гонория III 1219 года Super speculam имела именно это в виду. Но все было тщетно, - светская наука крепко держалась.
Напрасна была попытка схоластической философии наложить свою руку на юриспруденцию. Последняя не могла не возбуждать внимания средневековых философов. Такой крупный мыслитель ХII века как Абеляр, отнесся сначала презрительно к деятельности глоссаторов, но, посрамленный при первой попытке истолковать текст Пандект, должен был убедиться в состоятельности этого рода знания. Рожер Бэкон опасался о судьбе христианства, если юриспруденция, основанная на римском праве, не подчинится теологии. Раймунд Луллий был уверен в возможности подчинить юриспруденцию вновь изобретенной им науке, Ars magna, которая должна была учить тому, чтобы любили Бога и служили Ему. Но юриспруденция твердо держалась собственными авторитетами и не хотела играть роль служанки теологии (famula ecclesiae).
III. Но, может быть, наука, возникшая в Италии, и опирающаяся на самостоятельные авторитеты, поддастся общему схоластическому методу? В этом отношении, как и в преклонении перед авторитетом, молодая юриспруденция оказалась дочерью своего века.
При том огромном значении, какое должно было иметь слово в эпоху, когда книга была редка и дорога, литературные научные произведения являлись отражением устного преподавания. Постановка преподавания римского права сводилась к следующему. За общим кратким обзором, как бы введением, следовало чтение текста в том виде, как принимал его данный профессор. Затем шло главное, - а именно толкование текста. При разъяснении смысла прочитываемых мест, давались примеры, указывающие на то, как должна применяться содержащаяся в тексте норма при предлагаемом толковании. Если место было спорное, то преподаватель добросовестно приводил все высказанные по этому вопросу мнения.
Постепенно в этой части стала сосредотачиваться суть преподавания, потому что она давала возможность развернуть ученость, способную поразить слушателей и затмить соперников. При толковании удавалось извлечь из отдельных мест общее правило, придать ему удобную, краткую и легко запоминаемую формулу. Согласно принятым в средние века обычаям, присутствовавшие в аудитории могли здесь же просить дополнительных разъяснений, а также могли оспаривать высказанное профессором мнение.
Письменная литература выработалась из подобных чтений. Чаще всего она представляет более или менее подробные комментарии, сопоставление различных мнений по данному вопросу, систематическое обозрение содержания того или иного титула или книги.
Как в схоластической философии, так и в средневековой юриспруденции умственная деятельность основывалась на силлогизме: большой посылкой служило или правило, содержащееся в римских источниках, или мнение авторитетного юриста. Все дело заключалось в логичности выводов, которые при этом должны противоречить тексту Юстиниановых сборников. Как и в схоластике, и в юриспруденции также обнаружилась неумеренная погоня за расчленениями понятий, противопоставлением их, разделением, подразделением, по едва уловимым и совершенно бесполезным для жизни признакам, искусственное выдумывание совершенно невероятных казусов, которые должны были оправдать принимаемое толкование или даваемое определение. Для писателей, как и для преподавателей, выработались схемы изложения, отступление от которых встречалось с неодобрением. Особенно давило свежую мысль пристрастие к авторитетам и злоупотребление цитатами. Главное внимание обращалось на мнения veterum autorum о тексте, а не на самый текст. И чем более нагромождались эти мнения, тем далее уходил текст от внимания слушателя и читателя, тем менее знакомились с подлинным римским правом. Разногласие авторитетов приводило к чисто механическому разрешению вопроса, к подсчету голосов, в результат которого получалось communis doctorum opinio.3d74ed375788685926cfa35b24092d88.js" type="text/javascript">db09c65dc63413b3addc1e482cb30edd.js" type="text/javascript">5272c708681330f39dbc18cb3936de26.js" type="text/javascript">61f51a5f29de7c6d9e70e2ae4390f0db.js" type="text/javascript">17b9212fbe46b1a3af09f666e6195286.js" type="text/javascript">be770cc15eaa63cc65d42432ef5717a4.js" type="text/javascript">d7db97a30c6d747c68a69a4782fcfc78.js" type="text/javascript">209aad0bc2456a5e93818fa7305a38c7.js" type="text/javascript">62597c7a9eb6ed74d4cc59b0935bd54f.js" type="text/javascript">